Татьяна Скобелева - Авантюра цвета фуксий

– Скажи только да или нет. Ты хочешь, чтоб я родила тебе ребенка?

Было видно, как трудно давался ему этот прямой разговор, как не хотел он отвечать на этот вопрос.

– Вероника, это значило бы спровоцировать тебя. Я не хочу второй раз наступать на одни и те же грабли, – он отвернулся и замолчал, надеясь, что допрос окончен.

– Грабли? – не поняла Вероника.

Эдуард, не поворачиваясь к ней, энергично провел по лицу ладонями, снимая напряжение, и ровным голосом, в котором, однако, уже присутствовали нотки раздражения, добавил:

– Я делаю то, что хочу, и даю тебе то, что могу, а уж что из этого тебе нужно, а что нет, ты должна выбрать сама.

– Ты не свободен, – напомнила Вероника.

– Потому и не принуждаю тебя.

– Но я не знаю, как мне быть…

– Не знаешь? То, как я любил тебя только что, как ты откликалась – это все пустое? Какие тебе нужны гарантии? Что я не подлец?

– Нет, – испугалась Вероника такого поворота.

– Что не кретин и знаю о последствиях?

– Ну, ведь я не о том, – забеспокоилась она.

– Просто ты все еще не любишь меня, – он потянулся и передернулся, как от озноба.

– Люблю, – убежденно сказала женщина, – даже телом я никогда прежде так не чувствовала.

– Да, телом ты любишь, но твоя умная головка боится любить.

– Что же мне с ней делать, – искренне огорчилась она, понимая, что он прав.

– Ничего. Тут уж ничего не поделаешь, – почти безучастно пожал он плечами.

– Но я хочу тебя любить, – Вероника с ужасом чувствовала, как между ними возникает и ширится пропасть, в которой может исчезнуть все, чего она достигла в последние дни, – я хочу тебя любить, как ты говоришь, совсем любить.

– Не надо себя неволить. Ты не виновата, это либо есть, либо нет.

Он явно устал от разговора. В полумраке Вероника смотрела на его мускулистую спину с трогательными бугорками позвонков. Он казался таким отстраненным, одиноким, там, на краю кровати, совсем близко и бесконечно далеко. Она приподнялась, придвинулась к нему и обвила его тонкими гибкими руками, затем поцеловала напряженные плечи легкими быстрыми прикосновениями губ, точно бабочка вспорхнула и улетела. Он немедленно отозвался на зов, повернулся и, крепко обхватив, прижал к себе ее грудь и бедра, словно она стремилась сбежать, а он ее удерживал. И тотчас, почувствовав его сильное, готовое к любви тело, Вероника потянулась к нему, в предвкушении неги и блаженства строптивый разум заволокло туманной дымкой.

– Я люблю тебя, – пролепетала она, слабея в его объятьях, и услышала ответный шепот:

– Вот так и люби, всегда так люби, хорошая моя…

Галерея «М'АРТ» располагалась недалеко от центра Москвы на одной из маленьких улочек, в некогда респектабельном, но теперь уже старом доме, где аренда помещений обходилась не слишком дорого. Возникла галерея, как и многие ей подобные, в перестроечные годы и, пережив эйфорию бума вокруг вышедшей из андеграунда современной живописи, испытывала финансовые затруднения. Живительный поток из кошельков отечественных нуворишей, поначалу не знавших, куда девать шальные капиталы, как внезапно начался, так неожиданно и закончился. Иностранный покупатель, запутавшись в круговерти неизвестных имен, догадался подождать, когда определяться явные лидеры. Ему, иностранному покупателю, такие понятия, как хорошо и плохо, красиво и некрасиво ни о чем не говорят. Ему понятнее, когда автор знаменит, а лучше, если признан мировой общественностью. Для чего необходимо проведение зарубежных выставок, а они, в свою очередь, требовали значительных затрат. Государственной финансовой поддержки галерея не имела и остро нуждалась в солидных спонсорах.

Эмилия была совладельцем и коммерческим директором галереи, пахала, как вол, крутилась, как юла. Деньги доставались трудно. Поддержка Дворжецкого, который покупал в галерее картины для оформления интерьеров в построенных им зданиях, была той соломинкой, за которую хваталась директор галереи, рассчитывая на помощь подруги. Эмилия надеялась, что, приехав из Парижа, Вероника порадует обещанием новых капиталовложений Дворжецкого в «М'АРТ». Она предполагала, что поездка сблизит подругу с шефом, но не знала о бурном развитии отношений двух любовников и о том, что ум и сердце ее подружки были бесконечно далеки от коммерческих интересов галереи.

Вероника нажала кнопочку звонка, и через секунду дверь открылась, приветствуя посетительницу мелодичным пением колокольчика.

Небольшой холл, выкрашенный по новомодным канонам в черный цвет, таил дремотный полумрак. Налево, в салоне, ждали своей исторической участи гениальные произведения никому пока не известных авторов. Направо, в зале, на стенах и мольбертах красовались творения художников, чья биография позволяла надеяться на популярность хотя бы в узком кругу ценителей живописи.

– Я к Эмилии Львовне. Она у себя? – спросила Вероника у незнакомого юноши, встретившего ее у входа.

– Да. Вас проводить?

– Спасибо, я знаю, как пройти.

Вероника направилась по узкому, слабо освещенному коридорчику в глубь сокровищницы. У кабинета директора она притормозила, поскольку тон реплик, которыми обменивались за дверью, был не для свидетелей.

Внезапно дверь открылась, из кабинета Эмилии выплыла фигура художника Ларикова, заслонив собой образовавшийся прямоугольник света как вдоль, так и поперек. Вступив в полумрак, он не заметил прижавшуюся к стене гостью и продолжил выяснение отношений крепкими выражениями, а услышав адекватный ответ, удалился в темноту.

Вероника заглянула в комнату. Там, как всегда в минуты крайнего возбуждения, размахивая концами шали, словно птица крыльями, в тесном промежутке между столом и креслами черной фурией металась Эмилия и бормотала что-то себе под нос.

– Эмилия, – осторожно, чтобы не напугать, позвала ее Вероника.

– А, это ты… Привет. Видела нахала? И как его земля носит?

– Что случилось? У тебя такой всклокоченный вид. Что он тебе сделал?

– Да ты проходи, что стоишь в дверях, как сирота. Садись, я сейчас успокоюсь. – Эмилия нервно закопошилась в разбросанных по столу журналах. – Где-то здесь сигареты, а, вот они.

Закурив, она мало-помалу взяла себя в руки и уже солидным голосом директора пояснила:

– Он взял предоплату у нашего клиента за портрет его женщины, а заказ, по мнению клиента, выполнен плохо. Якобы девушка на портрете выглядит изможденной, много худее, чем на самом деле. Сам он мужчина в соку и баб, полагаю, предпочитает с формами. Лариков переделывать не хочет, потому что все сделал так, как дама хотела, польстил девушке и срезал пару килограммов с талии. Она довольна, и все ее драгоценности выписаны в лучшем виде. Мне, как ты понимаешь, приходится выслушивать все стороны.