Татьяна Веденская - Траектория птицы счастья

– Ну, как ты? – продолжил этот нереальный светский разговор он. Я сидела и исподтишка его рассматривала. Он был почти таким же, что и четыре года назад. Немного более откормлен. Очень чистая отглаженная футболка, красивая синяя ветровка. Дорогие ботинки. Судя по всему, у него все в шоколаде. Только на переносице застыла глубокая морщина, раньше ее не было. Много хмурится?

– Прекрасно. Просто прекрасно! – быстро закивала я. Ему я о своих проблемах ни за что не скажу.

– Видишь ли, у меня на вашей подстанции есть знакомый. Я никогда не афишировал, чтобы тебя не смущать. Но он – мой довольно близкий друг, – зачем-то поведал мне он.

– Рада за тебя, – сощурилась я. К чему бы весь этот монолог?

– Мы с ним иногда разговариваем. Так ни о чем. Но я всегда интересуюсь, как твои дела. Понимаешь, о чем я?

– Ты что… шпионишь за мной? – вытаращилась я. Ладно, если в этом был бы какой-то смысл. Но ведь это ОН меня бросил.

– Почему шпионю? – удивился он. – Мне просто надо было убедиться, что с тобой все в порядке.

– Зачем? – теперь был мой черед удивляться.

– Ты для меня всегда будешь кем-то очень родным. Родной, – поправился он. – Я же когда-то вытащил тебя из Грозного. Мне хочется, чтобы ты была счастлива.

– Ты сам сделал все, чтобы я стала несчастной, – холодно напомнила ему я. Дима потупился и замолчал. Мы сидели и оба сосредоточенно рассматривали рельеф полового покрытия. Потом он выдохнул, словно бы собрался с силами и выдал:

– Я все знаю, – я поперхнулась

– Что ты знаешь? О чем?

– О том, что тебя выселяют.

– А тебе-то что? – внезапно разозлилась я. Какое ему до меня дело?! И мне до него тоже – никакого.

– Знаешь, я до сих пор переживаю, что так все получилось. Мы же с тобой действительно как одна семья. И я очень волнуюсь за тебя, – довольно искренне поделился он. Я села на кровать и уронила голову на ладони.

– Что ж ты тогда меня бросил? – не стала сдерживаться я. Сдерживаться вредно, стресс отражается на ребенке. Мне все еще было больно, хотя я поняла вдруг, что действительно, как он тогда и сказал, совершенно не люблю его. Уважаю, вспоминаю, привязана. И вообще, такое чувство, что он мне – близкая родня. Как брат. Но как мужчина он был мне никем. Или я просто все время думала только о Мите?

– Можно, я тебе кое-что покажу? – робко спросил он. Я молча кивнула. Он засуетился, достал из кармана ветровки маленький фотоальбом.

– Что это?

– Моя семья, – он переворачивал страницы, и я увидела его рядом со смеющейся рыжей веснушчатой девушкой. И он – он тоже смеялся и обнимал ее за плечи. Она действительно была совсем не красавицей, но у нее было очень доброе выражение лица. И светилась она также, как моя Лилька. Все дело в глазах.

– И зачем мне это видеть? – я прикусила губу, чтобы не расплакаться.

– Я люблю ее. Все эти годы мне мало времени, чтобы быть с нею. Я действительно ее очень люблю.

– Поздравляю, – отвернулась я. На одной из страниц альбома я углядела двоих симпатичных детей. Одному из них ожидаемо было около четырех лет, а вот второй только недавно родился. Где-то внутри сердца провернулась с тупой болью застарелая игла обиды.

– Я не мог иначе. Мне очень важно, чтобы ты меня простила, – Дима схватил меня за руку. И посмотрел в глаза. А я вдруг подумала, в жизни так мало встречается людей, к которым мы подходим по-настоящему близко. Моя Лилька, Митя. Полина Ильинична. Дима вот. Он вытащил меня из машины чеченских насильников. И что, теперь он не имеет права полюбить кого – то кроме меня?

– Я тебя давно простила, – наконец-то расплакалась я. Он обнял меня и долго с нежностью гладил по голове. Также, как когда-то это делал мой папа. Как так получается, что в самые жуткие моменты моей жизни рядом оказывается именно он.

– Тогда ты не станешь отвергать вот это, – тихонечко шепнул мне на ухо он, и положил на стол конверт.

– Что это? – спросила было я, но Дима накрыл мои губы ладонью.

– Ш-ш-ш. Потом посмотришь. И еще, вот тебе мой телефон. Если будет трудно или просто нужен будет совет или помощь – звони. Я всегда буду рядом. Окей? – я кивнула. Дима улыбнулся, застегнул ветровку и вышел из комнаты. Я сидела оглушенная и потрясенная до глубины души. Какой же он, все-таки, прекрасный человек. И всегда им был, только вот я об этом почему-то позабыла, барахтаясь в своей смертельной обиде. Я потянулась к конверту, оставленному им на столе. И долго пересчитывала вложенные в него купюры, никак не решаясь поверить в то, что я не сплю. Три тысячи долларов! Три! Мы точно не останемся на улице! Я знала, что теперь делать. Надо снять недорогую маленькую квартирку подальше от Москвы, где-нибудь в Клину, где в воздухе звенит тишина и слышно только шум листьев за окном. Я оплачу несколько месяцев сразу, и у меня будет возможность подумать, что делать дальше.

– Разве это возможно? – застыла вдруг я. Того, что произошло в действительности, я никогда не могла не предположить, ни даже на секунду вообразить в своей воспаленной голове. Помощь пришла оттуда, откуда просто не могла, не должна прийти. Значит, я совершенно ничего не знаю и не понимаю в этой жизни! Совершенно ничего! Я полная дура! Слава Богу! Я разрыдалась, уткнувшись носом в Димины деньги, без который я действительно осталась бы на улице. И вдруг отчетливо увидела, как ледяная корка, покрывавшая мое сердца разлетается на мелкие части, тает и превращается в фонтан из сверкающих брызг. Ради чего я запретила себе любить? Зачем я пыталась провести остаток жизни, обложив себя ватой, и забетонировав душу, словно бы она была неконтролируемым ядерным реактором. Отчего я защищалась? Похоже, что от самой жизни. А зачем, если я все равно никогда и никак не смогу угадать, что будет дальше, кто прав и что мне делать? Может, так и надо жить, просто с готовностью принимая то, что посылает тебе небо? Мне, например, оно послало моего мальчика, который, правда, пока так и не передал мне по телепатической связи, как он желает называться. Наверное, просто еще не время. Однако теперь я уверена только в одном – раз он у меня есть, значит, у меня хватит сил его вырастить и воспитать. И хоть я пока не знаю, где именно скрыты мои ресурсы – надо только ждать и верить, что все будет хорошо. Наверняка будет.

– Мань, ну что? Что делать-то будешь? – дернула меня на рукав халата Римма, когда я все же добралась до работы в то утро. От невероятности преподнесенного мне сюрприза я все время улыбалась и утирала наворачивающиеся слезы. Я уже успела позвонить Диме на оставленный мобильник, наговорить глупостей, поблагодарить и пообещать отдать деньги. Как только, так сразу.

– Мне ничего отдавать не нужно, – твердо сказал он. И я знала, как много это для него значит. Еще бы, при его-то трепетной и нежной любви к деньгам!