Ирина Критская - Помидорный романс

Поселок грянул неожиданно, вернее, они ворвались в него на своем джипе, помчались по пустым улицам и в стеклах замелькали ворота и палисадники, залитые флоксами, мыльниками и космеями. Наконец, они притормозили у огромной хаты (именно хаты, такую, как Адель помнила – та, что была родом из самого раннего детства, когда ее возили отдыхать на Украину, поправить слабенькое здоровье и поесть витаминов) Хата была беленая, с резными ставнями и огромным палисадником, засаженным вишнями. Вишни эти были совершенно потусторонние – ветки, буквально усыпанные огромными, темными ягодами, свисали до земли, и просто просились в рот.

Вячеслав Робертович открыл ворота, погремев тяжелой связкой ключей, и, легко вскочив в кабину, завел машину во двор. Адель с трудом выбралась – с непривычки ломило спину и колени, осмотрелась. «Что же я наделала», – мелькнула мысль, – «Это же вообще. Что дальше -то? Как это я?». Но мысли эти моментально улетучились, потому что Вячеслав (Адель решила про себя теперь называть его только так) взял ее за локоток и повел в дом.

Темные сени ослепили Адель, после яркого солнца, она почти ничего не рассмотрела. Только заметила длинную, струганную лавку, деревянные бочонки, стоящие вдоль, деревянное корыто, висящее на стене, и почувствовала аромат сушеных трав. А вот комната, в которую они вошли – Адель потрясла. В ней все было так, как будто не было в мире никакого прогресса (дурацкого прогресса, как мелькнуло у нее в голове). Посередине стоял круглый стол, покрытый светлой скатертью, расшитой ромашками, на нем – стеклянная, высокая банки с теми же ромашками, только живыми. В углу – настоящий резной комод, на котором куда -то брели грустные слоники, за комодом старинный, тяжелый диван под ковровым покрывалом. С другой стороны – кровать с шарами, из-под легкого коневого одеяла торчали кружева (подзор, вспомнила Аделаида). Легкие занавески развевались от горячего ветерка, и впускали в комнату аромат флоксов. А в самом переднем углу – настоящая икона, темная, суровая – Божья матерь смотрела на них неулыбчиво, даже с осуждением. И горела лампада…

Спас от остолбенения Адель снова Вячеслав. Он потащил ее дальше, на кухню. А вот на кухне – мир был совсем другим. Светлая, современная пластиковая кухонная мебель, хороший холодильник, газовая плита – все это было новым, очень качественным, но странно контрастировало с громадной печью, около которой стоял ухват.

Уже через час, разбирая чемодан в своей комнате – пронизанной солнцем, с легкой деревянной кроватью, письменным столом и маленьким телевизором на высокой тумбочке, Адель уже не вспоминала свой покинутый мир. Все сомнения улетучились, она планировала, как будет готовить завтра обед, как сварит компот из этих, совершенно ненормальных вишен, и еще сделает вареники. А потом они со Славой пойдут гулять вдоль реки… И что у Славы такой приятный голос. И такие добрые, знакомые глаза…

Отдохнув после ужина, Адель вышла во двор. Уже смеркалось, огромное солнце спряталось за вишни и утомленно дремало. Вдоль дорожки, ведущей на дальний двор, на узкой полосочке земли засветились какие-то лиловые, мелкие цветочки, которых точно днем не было и от них шел такой аромат, что кружилась голова.

Адель открыла калиточку, вышла в огород и вздрогнула от неожиданности. Чуть стороне, на небольшом клочке свежевскопанной земли, Слава, тяжело опустившись на колени, аккуратно сажал привезенные ею из Москвы кустики огурцов. А рядом красовалась огромная, металлическая лейка…

– ООООй! Лышенько! Хто же это огурчики садил, сейчас-то?

Аделаида вздрогнула, не ожидая такого резкого звука в этом утреннем, тишайшем, пропитанным ароматами воздухе. Она встала совсем рано, так как привыкла, около шести и решила, пока Вячеслав спит, сбегать на речку, посмотреть, послушать, насладится тишиной и красотой утра. Тем более, что бежать далеко было не нужно, речка была в конце огорода, стоило только миновать грядки с помидорами и огурцами, потом картофельное небольшое поле, вдоль которого валялись огромные, как поросята, тыквы, нырнуть в росистые кусты давно отцветшей сирени, пересечь узкую набережную – и вот она, речка. Это все ей рассказал вчера Слава и она запомнила, распланировав свой утренний побег. Сделать это надо было побыстрее, потому что на обратном пути она должна была успеть набрать вишни в палисаднике, а тесто она уже замесила – ловко, так как умела, правда путаясь с непривычки в шкафчиках и полочках в поисках муки. А тут пришлось затормозить, оглянуться на голос.

На соседнем участке, который отделялся от огорода Славы небольшим низким заборчиком, стояла женщина – полная, вернее, дородная (именно это слово), в простом белом платье, цветастом фартуке и совершенно черными, без малейшего проблеска или хотя бы рыжинки волосами. Лет ей было совсем немного – не более сорока, но понять это можно было только по слегка опустившейся груди, плотно обтянутой тканью, и немного грустным глазам с мелкими морщинками в уголках. Белоснежная кожа с фарфоровым румянцем, полные алые губы – про таких говорят «кровь с молоком» – все дышало чистотой, здоровьем и радостью.

– Вы мне? Что-то сказали?

Аделаида вдруг опять почувствовала себя старой и усталой рядом с этой деревенской красоткой и что-то еще неприятное кольнуло в сердце. Господи, сила твоя! Неужели, ревность?

– Да вам же, кому ж . Тут и нету никого, токо мы. Говорю ж – дядь Славик вчора огурцы садил – так разве ж садют их теперича. Июль ж на носу. Вам, если огурца, так вы заходьте, не стесняйтеся. Я их ведрами таскаю, замучалась уж банки крутить. Урожай ныне – ужас. Вы с Саратова? Сразу видно – городская. Вы дядьке кто – родня?

Аделаида растерялась, даже покраснела, как в юности, очень давно умела краснеть только Ада – вся, от макушки до кончиков пальцев, жарко, стыдно, почти обморочно. Она совершенно не знала, что сказать, стояла, крутила в пальцах травинку и чувствовала, как капельки пота выступили на лбу и норовят скатиться к носу.

– Да, я приехала вчера. Только из Москвы. Я родственница.

Зачем она соврала, сама не знала, но сказать, что она просто знакомая, не смогла. Ведь смешно, чудно, стыдно – бабка и дед, познакомились в интернете, а теперь она приехала к нему за восемьсот километров. И что? Жениться? Или любовницей? Ужас… Какой -то черт ее вел, не иначе. Но ведь она совершенно не пожалела, ни секундочки. Наоборот, ощущение молодого счастья и новой жизни просто пропитывало ее до самой последней клеточки.

– Так вы не тушуйтесь, вас как звать-то? Коль подружка, так и хорошо. Дядь Славе давно надо бы женщину найти – век один кукует.

Как эта толстушка прочитала ее мысли Аделаида не знала, но, чопорно приблизившись протянула ладошку лодочкой и сообщила