Марк Лерам - Невидимая книга. Сто лет вечности

– Зачем нам туда?

– А сам еще не догадался?

Манера старика загадывать загадки начала немного напрягать. Но я послушно задумался. Вариант про использование молодой рабочей силы на распашку грядок отпадал (я надеюсь!), поэтому оставался только один вариант: дача как-то связана со Спутником, с прибором вечности то есть. О, например! Именно в этом месте дед воевал, встретил своего Сострадателя, а затем в мирное время нашел место и построил там дачу. Озвучивать этот бред я не стал, поэтому просто сказал:

– У вас там спрятана машинка времени?

– Х-м, как ты быстро в этот раз сообразил. – Старик отвернулся к окну. – Ты замечал, что бегущие деревья словно забирают своими ветвями и листвой все беспокойства из ума? Вот так сядешь в автобус, уставишься в окно, а елки и сосны фить-фить, несутся и словно гребнем вычесывают мысле-вшей, что не дают покоя ни днем, ни ночью.

– Не замечал, – вставил я, но меня явно не слышали.

– Может, зря я перестал ездить на дачу? Не ради грядок, а ради вот этого окна, за которым бредут и несутся деревья…

Дача Анатолия Потаповича оказалась не одиноким домиком в глуши, как я почему-то ожидал, а маленьким участком в кооперативе. Совсем недалеко от города. Мы вышли из автобуса с большой группой людей разного возраста, зашли на огороженную территорию, порезанную на участки разного размера. На каких-то вообще не было построек, а только грядки, но в большинстве случаев некий домик присутствовал. И только на нескольких – вполне себе солидный дом, в котором запросто можно было жить все лето.

Дом старика был как раз из таких. Большой, вроде как, двухэтажный даже, занимавший едва не половину участка. Сам участок, конечно, был заброшен и полностью зарос сорняками. Но дом выглядел сносно. Никаких выбитых окон, провалившейся крыши или осевших стен. Очень добротная постройка. На крыше труба, сбоку остатки поленницы. То есть даже и отопление было.

– Мы в нем иногда до первого снега жили, – заявил старик, видя, как я рассматриваю трубу на крыше. – Эх, сколько точек возврата тут было поставлено в разное время! Так что жалеть нечего, еще целую вечность на этой даче буду…

Настроение у старика неожиданно улучшилось. И я не понимал почему. Если честно, возвращение в когда-то любимые, но забытые места обычно навевает тоску или, как минимум, меланхолию. На меня, во всяком случае. А тут я был просто уверен, что дед впадет в депресняк. Заброшенная дача, дом, в котором они были с женой, прошлое, которое всегда кажется светлее настоящего. Ну и все такое. А он сияет, даже улыбается во всю. Что за нонсенс?

– Эх, зря в городе торчу летом, эх зря! Пойдем, молодежь, я тебя чаем из зверобоя угощу, если воду на мой участок не перекрыли и если запасы трав мыши не съели. А потом даже сорняки немного повырываю.

– Похоже, все-таки меня привезли батрачить на ферме!

– Не бойся, заставлять не буду.

А заставлять и не понадобилось. Мы напились обещанного чаю, а потом Анатолий Потапович и в самом деле пошел вырывать сорняки. Смотреть на это было совершенно невозможно, так что пришлось присоединиться. За час мы… я управился, и теперь на грядках вместо зарослей-по-пояс аккуратными кучками лежали поверженные враги.

В доме после работы было уютно, несмотря на заброшенность. Кроме того, похоже, Анатолий Потапович немного прибрался, пока я корячился на грядках.

Большой деревянный стол, стулья, у стенки диван, застеленный грубоватым покрывалом. На стене большая картина в рамке. Репродукция какой-то известной картины, знакомой со школы, но, разумеется, я не помнил ни автора, ни времени создания оригинальной картины. Помнил только, что когда-то писали по ней сочинение…

Старик сидел за столом, разглядывая большой сверток, с которого уже снял верхнюю тряпку. Тряпка была ужасно ветхая и запыленная, даже как будто-то в паутине. По сравнению с ней сверток казался новым.

– Садись, будем с тобой на важные темы размышлять вслух, – сказал Анатолий Потапович, подковыривая ножом бечевку вокруг свертка. – Это я уже слазил наверх, пока ты порядок снаружи наводил. Принес мою прелесть.

– Тоже Толкина любите?

– Кого?

– Да нет, просто моя девушка… а, не важно. Там ваши наградные часы, которые стали Спутником?..

– Да, они самые…

Старик снимал слой за слоем. Ткань сменялась полиэтиленовой пленкой, пленка снова тканью, пока наконец на столе не осталась стоять довольно маленькая, если сравнивать с первоначальным свертком, деревянная шкатулка.

Дед смел одним движением снятые «шкурки» на пол и торжественно поставил шкатулку посреди стола. Нажал кнопку и напружиненная крышка откинулась назад.

Мы некоторое время смотрели на часы.

– Нет, не мерцает, – подытожил Анатолий Потапович, и я понял, что мы ждали одного и того же.

– По идее, Спутник должен был замерцать, так как долго не был в контакте с носителем, чтобы передать накопленные данные, – сказал я.

– Не обязательно. Только если мы правы на счет того, что это передача данных. Кроме того, прибор мог успеть отмигать уже давно, пока мы его распаковывали. Ты заметил, что я паковал хорошо, но ни одного металлического слоя. Хотя фольгой мог перехватить, например.

– Чтобы не экранировать возможный сигнал связи между часами и вами?

– Что-то вроде того. Каждое поколение мыслит в рамках своего опыта. Смешно, наверное, для них, наших потомков.

– Тогда я не понимаю, зачем было их тут оставлять?

– Вот тут мы и будем говорить о важном. – Старик достал часы и протянул мне. Это были тяжелые, старинные часы на руку. Они выглядели очень достойно даже по современным меркам.

Массивный стальной корпус, большие стрелки, роскошный циферблат с двойным окошечком – число и день недели. Плюс дополнительный встроенный циферблатик с двухбуквенными названиями месяцев. Сбоку корпуса солидная ребристая ручка завода и пара «пимпочек» поменьше, видимо, для настройки дат.

– Крутые, – искренне сказал я, возвращая часы. – Но все же, зачем? Если хотелось прервать связь, то надо было наоборот, запаять в свинцовый контейнер и зарыть поглубже. Если целью было не отключение себя от машинки времени, тогда зачем было вообще от нее избавляться на годы? И, если можно, не заставляйте гадать, я устал, просто расскажите.

Он крякнул. Еще повертел часы, завел их, потом с явным удовольствием надел на руку.

– Скучал я по ним, что ни говори. Столько лет ни днем ни ночью не расставались… Не мучать вопросами, говоришь? Ладно, так и быть. Помнишь важный вопрос, из-за которого мы сюда приехали?

– Куда деваются недожитые годы после первого скачка с помощью Спутника?

– Спутника, да… – Старик помолчал, настраивая на часах время и дату. – Красивое название, но мне не нравится. Машинка времени – она и есть машинка… времени… Никуда годы не деваются, все идет, как и должно было идти. Ты никогда не замечал, что люди после определенного возраста перестают развиваться? Кто-то в тридцать лет, а кто-то в сорок, редко встретишь даже пятидесятилетнего, который, например, изучает что-то новое или меняет жизнь коренным образом. А бывает, смотришь на двадцатилетнего, а он уже словно пустой, и отчетливо понимаешь, что несмотря на молодость, можно расписать всю его оставшуюся жизнь с ужасающей тебя самого точностью…