Надежда Нелидова - КинА не будет

Допустим, кто-то хапает, хапает и не может насытиться (прекрасный пример – миллиардеры в России). Им говорят: побойся бога, куда?! У гроба нет карманов. На тот свет деньги не унесёте. Вы как будто две жизни собрались прожить.

Наивные! Не две – а три, пять, десять жизней они собрались жить: продолжаясь в детях, внуках и правнуках. И у гроба есть карманы. Карманы эти называются – дети, – Аэлитины без того большие глаза возмущённо росли на лице.

– Ради своего семени, своей кровинки человек готов потопить в крови земной шар, ободрать ближнего своего до нитки, обречь на голодную смерть половину субсахарной Африки. Да любая мамаша, не моргнув глазом, перегрызёт горло чужому детёнышу ради своего худосочного отпрыска!

И вот после этого прикажете любить этого якобы прелестного, лепечущего ангелочка, внутри которого уже заложен кровожадный, всепожирающий Дьявол?! А я, – вздымала она длинный породистый палец, – сознательно отказываюсь от продолжения рода. Пусть Зло оборвётся на мне. Я не позволю сорняку пустить корни, размножаясь злокачественным семенем!

Так говорила Аэлита, первая в нашей стране чайлдфри, повергая в ужас окружающих.

– Буду предаваться любви, одной только любви, не отягощённой, не омрачённой и не опошлённой появлением головастика, зародыша. Защищённый секс – слышали о таком?

И что? Ирония судьбы: Аэлита забеременела буквально в один из первых беспорядочных контактов. А всё потому, что соорудила вокруг себя многоступенчатые оборонительные рубежи: спираль, презерватив, безопасные дни, прерванные половые акты, лимонные дольки в интересном месте. Она была стопроцентно уверена в собственной безопасности. Первые грозные признаки в виде задержки, тошноты и округлённости талии – приняла за побочные эффекты противозачаточных таблеток.

И была страшно поражена, когда ей поставили пять месяцев, и было поздно избавляться от злокачественного семени и дьявольского отродья.

Растерянная, деморализованная, поверженная в прах Аэлита даже не могла указать на предполагаемых отцов. Они, как пчёлы, вволю и всласть повозились в её цветке. Утолив голод, взмывали и уносились прочь, сытенько втягивая похотливый хоботок и потирая перепачканные в нектаре лапки. Перепадало и мухам, и бабочкам, и комарам… Разве помнит прекрасный, щедрый, неразборчивый цветок всех полакомившихся его соком насекомых? Слава богу, хоть венеру не подхватила.

В полной задумчивости («в прострации», – говорила она) Аэлита проходила всю беременность. Она как бы прислушивалась к происходящим в ней странным процессам. И даже в момент потуг сосредоточенно, с мучительным выражением супила брови: дескать, как же это меня угораздило?!

Встречали её из роддома с большой помпой, с цветами и тортами, Люда и я с мужем. Так как мамаша и после родов всё ходила и недоумевала, маленький Серёжка оказался совершено заброшен. И запаршивел бы, и захирел, если бы мы не сделали его сыном полка.

Со временем Аэлита оправилась от удара, нанесённого ей коварной судьбой. Даже стала кое-как принимать участие в воспитании сына. С божьей и нашей помощью дотянули до школы.

Помню, оба не любили и старались оттянуть до последнего процесс проверки домашних заданий. Я не раз была свидетельницей оного. От тетрадки к тетрадке мамаша закипала как чайник, брызгала кипящей слюной, заводилась, лицо сердито краснело. Тут тройка, там нет домашней работы. А соединения, а помарки, а загнутые уголки и дурацкие рисуночки на полях?!

Дело заканчивалось тем, что Аэлита швыряла и даже рвала пополам тетрадь, и орала как ненормальная.

Класса с четвертого, к обоюдному облегчению, сын был отпущен с готовкой уроков в свободное плавание. И лишь в восьмом классе, по просьбе классной («Пожалейте со своим сыном учителей, почерк как курица лапой»), Аэлита заглянула в тетрадь. Лучше бы не заглядывала – домашкой там и не пахло.

Зато следовали откровения о какой- то Соньке в новых джинсах. Джинсам, исходя из повествования, очень даже было что туго обтянуть. Сын остался с этой Сонькой, скорее всего, прошедшей огонь, воду и медные трубы, наедине (боже мой, когда, где, у кого?!). Описывалось, как она, точно в сладкой пытке, нестерпимо долго снимала через голову майку… Потом, заломив руки и как- то особенно очаровательно вывернув их в локтях, расстёгивала лифчик…

В конце сын сетовал, что ничего с этой Сонькой не выгорело. Пока она напряжённо хихикала, а он тщетно пытался расстегнуть её и свои джинсы (эти современные пояса целомудрия), его рабочий инструмент повёл себя некорректно по отношению к даме. Сонька зло сказала: «Импотент», – и ушла, задёргивая на ходу «молнию».

Аэлита ещё долго, похолодев, соляным столбом стояла с тетрадкой в руках. Не знала, что ей делать теперь, как жить дальше, как им смотреть друг другу в глаза? Встретить его в этой вот окаменелой, горестной позе? Или сделать вид, что ничего не произошло?

Но Серёжка ведь сразу поймёт, поймает её за отталкивающие руки, заставит говорить правду. Ворчливо, скажет: «Ну что опять у нас приключилось? Я же вижу, ты сама не своя».

В Аэлите боролись два человека. Здравый и рассудительный убеждал: «Вспомни толстовскую Долли: как она пришла в отчаяние, застав маленьких детей, занимающихся в малиннике гадким. Ей тоже казалось, что всё померкло, пропало, что испорченных детей, маленьких рецидивистов, уже не исправишь.

На самом же деле это обычное взросление и познание своего и чужого тела».

За ужином (время и место их выяснения отношений и примирений) она кротко заметила:

– Я так и не поняла. Так как у вас развивались дальнейшие отношения с Софией?

На этом её самообладание закончилось, несмотря на всю предварительную педагогическую медитацию. С её стороны были крики, безобразие, слезы. Вечером помирились. Когда смотрели телевизор, он спросил: «Мам, а как ты, такая красивая, живёшь столько лет одна?».

Аэлита, забывшись, доверчиво начала было изливать душу… Но тут же спохватилась и несколько раз не больно подавила костлявым кулачком его лоб:

– Ах ты поросёнок, разве можно маму об этом спрашивать?!

***

Примерно в это время нас раскидала разлучница-перестройка. Ах, война, что ты, подлая, сделала. Люда уехала мыть задницы старухам в Германию. Мы с мужем подались на Камчатку за северными – и профукали последнее. Государство стряхнуло Аэлиту вместе с её НИИ с лица земли. А Сбербанк стряхнул все наши многолетние накопления в свои забугорные закрома.

Зато у Аэлиты был Серёжка.

О его дальнейшей судьбе жадно расспрашивали сейчас, при встрече.

Сергею стукнуло тридцать – а он и не заморачивался насчёт женитьбы. Айтишник на удалённой работе, заработал на отдельное жильё, завёл кота.