Надежда Нелидова - КинА не будет

Поток грязных слов, изрыгаемых бледными фригидными устами воспитанной Кариночки, состоял из трёх и пяти букв, и прямо и грубо обозначал половые органы и отношения между мужчиной и женщиной. Поток этот обрушился на Серёжку и окончательно смял и погрёб его.

Досталось по самые помидоры и «подозрительной, параноидальной мамаше», и ревнивому на пустом месте мужу дураку. В то время как она, Карина, пашет как проклятая… да когда этот ад кончится… да пошли вся ваша семейка на…

Покидала шмотки в сумку, схватила ключ от авто и дочку под мышку – и умчалась к родителям. Очень, очень надёжный и единственно верный ход со стороны бл… в такой ситуации.

Её родители, тоном оскорблённых августейших особ, выступили по телефону в роли переговорщиков. Оказывается, мужчина в дорогом пальто – это кузен Адик. Он хочет купить участок в их дачном обществе. Кариночка любезно обещала помочь Адику – что в том криминального? А что касается совещания – их девочка на полчасика отпросилась у начальника.

Карина нетерпеливо выхватила трубку. И – полилось, хоть нос зажимай. «Только воспалённое воображение… Бешенство матки твоей неудовлетворённой мамаши… Психушка плачет…»

Серёжка, опустив голову, смертельно побледнев, слушал в трубке выплёвываемые, злобные оскорбления в адрес матери. Он готов был не то выслушать, лишь бы ему вернули дочку.

Вечером Кариночка въехала на белом коне, колени которого униженно лобызал Серёжка. До своих худосочных капроновых коленей жёнушка не допустила: не заслужил. В тот же вечер поспешила закрепить победу на завоёванных рубежах. Села в машину начальника и уехала на ночное дежурство. Якобы какая-то прямая «горячая» круглосуточная линия: краевые выборы на носу.

Вернулась утром прокуренная, мятая, пахнущая дымом, шашлыком, коньяком и мужскими руками – и брякнулась спать. На Серёжку страшно было смотреть…

***

И снова бар, полутьма. Аэлита расстёгивает сумку и достаёт крошечный чёрный квадратик. Карта памяти регистратора. По нашему совету, она в тот же день умыкнула ключи от «мазды». Вынула видеокарту из гнезда и заменила другой. Уверенная в себе (оборзевшая, по Людиному определению), Карина не опустилась до того, чтобы заметать следы. Ещё чего, было бы перед кем.

Мы сидим за столиком с видом мисс Марпл, Джессики Флетчер и Насти Каменской, вместе взятых. Сейчас Аэлита прокрутит запись на планшете: о чём Кариночка говорила в машине с кузеном? О покупке участка? Или о том, какие позы вызывают особо улётный оргазм?

И тайное станет явным. Карина не отопрётся, стушуется, прижмёт хвост.

– Ну, давай, – неприлично торопит Люда. Ей не терпится расправиться с борзой Кариной.

– Кина не будет, девочки, – тихо говорит Аэлита. – Я стёрла запись, – и объясняет, хотя мы молчим: – Сейчас у Серёжки есть хотя бы дочка. А так не будет ни семьи, ни дочери.

– Ты с ума сошла? Обрекаешь его на адскую жизнь!

– Да. На адскую. Но на жизнь. А без дочки ему не будет никакой жизни. Даже адской. Жизнь продолжается, дамы.

Аэлита тонкими, с уже узловатыми возрастными суставами, пальцами переламывает и выбрасывает видеокарту в пепельницу. Мы не спрашиваем её: просмотрела ли она запись? И было ли там что-то? Зачем? Отныне ей нести неподъёмную, двойную тяжесть. И за себя, и за пребывающего в счастливом неведении сына.

***

Жизнь продолжается, дамы. Через год наш женсовет отмечает 8 марта.

В семье Сергея произошли большие изменения. Тот случай, когда говорят: не было бы счастья – да несчастье помогло. Кариночка серьёзно занемогла.

Неизвестно, в каких обстоятельствах места, времени и действия (скорее всего, на очередном пикнике с ночёвкой), она жестоко застудила все органы, относящиеся к сфере урологии, нефрологии и гинекологии. Отнялись ноги, скрутило так, что за месяц стала хроником. Её вывели на вторую, а потом и на первую группу инвалидности.

Сейчас Кариночка сидит дома в коляске, вяжет макраме и смотрит в окошко. Ждёт, когда покажутся муж с дочкой. И, блин, когда соизволит притащиться эта несносная свекруха, поднимет её, подмоет, смажет опрелости маслом «Джонсонс бэби» и поменяет памперсы?

Со своей мамашей Карина вдрызг разругались. Та заявила, что раз так – её носа тут не будет, она не собирается убирать говно за «зассыхой». Родная кровь, между прочим.

Аэлита рассматривает сухие, изъеденные моющими средствами руки, и вздыхает:

– Бедняжка Карина. Выпьем за её здоровье… – Горько усмехается: – И ещё за то, что бодливой корове…

– …Бог рогов не даёт! – хором заканчиваем мы.

История эта давняя. Относится к тем временам, когда в общественном транспорте висели зубастенькие коробочки компостеров. А водители сами нередко выступали в роли контролёров.

До Нового года оставалось три часа. Ковры были выбиты и почищены сухим снегом, стол сервирован холодными закусками, и из духовки пахло запекаемым гусем. Дочка из спальни крикнула, что она погибнет без мерцающей губной помады, которая единственная гармонирует с её вечерним платьем, и которую она забыла у Клековкиных. До Клековкиных, между прочим, нужно было пилить на троллейбусе в центр города. Он попробовал возмутиться и отстоять законное право поваляться у телевизора до прихода гостей. Но за дочку вступилась жена, а прекословить двум женщинам в доме…

В это же самое время на другом конце города в такой же светлой и теплой, пропитанной аппетитными запахами квартирке другая женщина в прихожей озабоченно влезала в пуховичок. Только что муж обнаружил, что в аптечке кончился атенолол. От одной мысли, что в новогоднюю ночь он останется без таблеток от давления, у него подскочило давление. А может, и не подскочило, просто уж очень муж любил себя и свое здоровье. Он так жалобно поглядывал на неё, вздыхал и держался за сердце, что она села обзванивать аптеки и отыскала-таки дежурную, правда, она находилась в самом центре города.

В салоне троллейбуса было холодно и крепко пахло нафталином от шуб и пальто. На освободившееся кожаное место рядом с ней сел высокий сутулый мужчина в потёртой дубленке. Помолчав с минуту, спросил:

– Простите, у вас проездной? Или зайкой едем?

– Что-что?!

– Остановка «Университетская, – хрипел в микрофон водитель. – На выход приготовьте талоны, проездные билеты.

А она в который раз тщетно перетряхивала сумочку: проездной забыла дома. Ну почему ей так всегда не везет? К выходу плелась последней, всё еще надеясь на лучшее. Водитель – молодой парень. А у неё: личико, фигурка и всё такое. Она взглянула на водителя с такой прелестной беспомощной улыбкой, что имей дверцы глаза, и они бы не устояли и, астматически зашипев, распахнулись.

– Штраф – рубль.