Татьяна Иванько - МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Том 1

И вот придвинулся Выпускной, как неотвратимая катастрофа, как апокалипсис для меня, ведь после мы все расстанемся с Лёлей навсегда… Только это и заставило меня, наконец, трясясь и чувствуя сердце не то, что в пятках, а в кончиках всех моих пальцев, наконец, подойти к Лёле и пригласить её танцевать…

Это неправда, что я не замечала Лёню Легостаева. И я помню его с первого сентября в первом классе, с первой встречи на линейке возле школы. Тем более что после я ни разу не встретила его глаз.

Я чувствовала иногда, что он на меня смотрит или это мне казалось, потому что очень хотелось, чтобы он на меня смотрел. Он проник мне в душу, в самое сердце, с того, самого первого взгляда, сразу и навсегда. Его тогдашний взгляд, такой ясный, яркий, ободряюще заинтересованный, такой прозрачно-светлый, искрящийся будто бы радостью от того, что он увидел именно меня, в тот наш первый день в школе, этот его взгляд вселил в меня уверенность и спокойствие. Если бы не он, я бы, наверное, расплакалась от волнения и растерянности, потому что я не очень понимала, куда я попала, так много здесь людей и все чужие. Какие-то дети, какие-то взрослые… Словом, если бы не Лёня, этот день, первое сентября 1980 года, стал бы самым ужасным днём.

Но получилось всё наоборот. Теперь я хотела идти в школу, потому что знала, что увижу там ЕГО, Лёню! А он – самый умный, самый весёлый, самый красивый, самый лучший мальчик на свете.

Я много где встречала Лёню, и всегда его присутствие будто вливало в меня силы и радость. Не знаю, почему он никогда не смотрел на меня, но я всегда ощущала, что он видит, больше того – чувствует меня, как тогда 1-го сентября.

Как мне мечталось, что его посадят со мной за парту! Когда я ложилась спать, я каждый вечер представляла себе эту картину. Как другие мечтают о принцах, феях, каретах, сказочных приключениях, или космических путешествиях, так я мечтала сидеть рядом с Лёней. Все мальчики, с кем я оказывалась за партой, неизменно влюблялись в меня, я это знала и надеялась, что и если Лёня сядет рядом со мной за парту, тогда… Я не представляла дальше, я только мечтала, что он окажется близко и снова посмотрит на меня как тогда, в первом классе, но такого не случалось. А когда в старших классах можно было выбрать самим, с кем и где сидеть, я не решилась, конечно же, пересесть к нему, и он не сделал этого…

Когда он стал играть в школьном ансамбле, то моментально стал школьной «звездой» номер один, гораздо больше, чем все остальные участники. Девчонки с придыханиями обсуждали, в чём он пришёл сегодня в школу, что за значок у него, какие кроссовки, и так далее. У нас была очень либеральная обстановка в школе, словно перестройка у нас началась куда раньше, чем в целом по стране и поэтому старшеклассники в джинсах и с длинными волосами никого не шокировали. Такого в большинстве других школ города не могли себе позволить.

И наши «музыканты» выглядели как настоящие рокеры. И играли, между прочим, может и не слишком хорошо, но главного – огня, у них было с избытком. Бывало, что и я с другими девчонками подглядывала за их репетициями.

Они на этих репетициях пели песни собственного «производства» – это было самым лучшим, что они делали. Тогда я не знала, что все эти песни сочинил Лёня. Стихи все были его, а музыку он предлагал мотивом, наигрывал на гитаре, а ребята, знавшие и нотную грамоту и особенности и правила построения мелодий, облагораживали и придавали «лоска».

Но сыграли они «свою программу» только на нашем Выпускном, воспользовавшись тем, что это была последняя возможность.

Это был необыкновенный концерт.

Я бывала пару раз на рок-концертах, на нашем стадионе. Но там группы выступали на сцене посреди футбольного поля, а мы, зрители, сидели на трибунах – очень далеко, ближе не пускали, почувствовать энергию на таком расстоянии очень сложно.

А наши ребята были рядом. Лёня был рядом.

Как они играли! Как он пел! Как быстро бежали по струнам и грифу его длинные пальцы! Как красиво, ладно он двигался, будто сто лет на сцене! Музыка стеной наступала, била в грудь, заполняла до макушки. Но меня заполняло не только это, а восхищение, восторг от того, какой, в эти минуты, пока они выступали, был Лёня, как он раскрылся, какая сила, целые потоки энергии он излучал…

Все кричали и подпевали, подняв руки. Несколько человек родителей, немного удивлённые, даже слегка озадаченные, наблюдали издали за нами…

И вот, после этого концерта, Лёня вдруг подошёл пригласить меня танцевать…

Ещё утром, готовясь к сегодняшнему балу, я собиралась как на траурное мероприятие – это последний раз, когда я увижу Лёню. Завтра – всё. Все разлетятся по разным городам, мы не увидимся больше и как я без него? Я десять лет, будто от батарейки питалась мощной энергией своих тайных и неопределённых даже мною самой чувств к нему, и вот всё заканчивается – я остаюсь без него… Об этом я думала сейчас, сидя у зеркала, укладывая волосы в высокий пучок, а мама говорила что-то…

– Что ж ты медаль-то не потянула, Ленуся? – мама подала мне расчёску. – Теперь попробуй, не поступи…

– Оставь девочку хотя бы сегодня, Юля, – улыбнулся мне в зеркало дядя Валера, мамин муж, за которого она вышла два года назад.

Он был моложе мамы на шесть или семь лет, обожал её, впрочем, как и все многочисленные мамины мужья. Но дядю Валеру, наверное, любила и сама мама, потому что теперь они ждали ребёнка, который должен родиться осенью. К тому же они поженились на самом деле, расписались в ЗАГСе год назад. Мама была необыкновенно хороша в белом костюме с узкой юбкой и жакетом с модной баской-юбочкой, на умопомрачительных каблуках восхитительных австрийских туфель. Она всегда носила шпильки легко, будто родилась с ними.

Мой родной отец умер, когда я была совсем маленькой. Мама говорила, что от пьянства, но его мать, моя бабушка Таня, говорила – от любви. Бабушка Таня после этого переехала жить на Северный Кавказ и меня туда отправляли в дошкольные времена на полгода, а с началом учёбы в школе, на всё лето, потому что мамина мама, бабушка Вера, с которой я жила с раннего детства продолжала работать акушером-гинекологом в родильном доме. Кстати, они были знакомы с Лёниной бабушкой Ларисой.

У меня деда не было. Вернее, он был, но они с бабушкой развелись так давно, что даже моя мама его почти не знала, что уж говорить обо мне. Да и жил он где-то в Сибири.

И у бабушки Тани был развод с моим дедом и теперь на его месте был дед Алексей, который ко мне, относился не хуже, чем к родной. И бабушку Таню он любил. Мне нравилось гостить у них.

С бабушкой Верой мы жили очень дружно, только мама вносила сумятицу в нашу жизнь, появляясь в ней, вот, как сегодня.

Я улыбнулась дяде Валере благодарно. Мы с ним, можно сказать, дружим, не как с прочими мамиными мужьями. Вообще, он очень добрый. И мамин дурацкий характер терпит. Любит должно быть, может, за красоту?