Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Наташа – рождение яркой кометы

Они переглянулись и тяжело вздохнули. Женщина вроде как опять заплакала, но больше не хотела показывать слёз, поэтому отвернулась, тихонечко встала и, прихрамывая, отошла к окну. Мужчина взял меня на руки и крепко обнял.

– Эх, Наташа, – погладил он меня по голове, – не можем, никак не можем мы тебя здесь оставить. А мама? Мы письмо ей напишем и объясним, где нас искать нужно. И, если хочешь, хоть каждый день будем в этот дом записки посылать и справляться о ней. Как только она появится, нам сразу же ответят. А пока… Наташенька, я тебя очень прошу, служанку позови, чтобы подсобила, и собери свои вещи. И поедем, дочка. Ты не представляешь, какой красивый дом тебя ждет!

– А правду Гриша сказал, что там парк и озеро большое?

– Правду, Наташенька, правду, дочка. Ты разрешишь себя так называть?

– Зови, коли хочешь, ты хороший…

Мужчина приложил к глазам платок.

– Ты чего тоже плачешь? Почему? Я ведь тебя не обижала…

– Нет, Наташенька, я не плачу, мне что-то в глаз попало, соринку смахнул.

– А-а-а…

– Знаешь, а ведь у тебя теперь братья есть.

– Да ну-у-у?.. – не поверила я.

– Да, Наташа, и любят они тебя, как и все мы! Ты слышишь, мы будем очень сильно любить тебя и никогда-никогда не обидим! Слово офицера даю, а оно дорогого стоит! Можешь мне поверить!

– А офицер – это кто?

– Ну-у, офицер… это солдат такой, который воевал, Наташа.

– Так раз я теперь ваша… Если ты солдат, то я кто буду – солдатка?

Они переглянулись между собой и весело засмеялись.

– Ну, Наташка, ну, солдатка! Солдатка и есть, – хохотал он, – уж больно бедовая!

Мне понравилось, что я так быстро их развеселила, и я как-то сразу доверилась ему и согласилась с каждым его словом. И родительское участие почувствовала – любовь отца, которого у меня никогда по-настоящему не было.

Поэтому я сразу, лишь кивнув, поспешила выйти из комнаты. Я затворила двери, но бежать к себе не торопилась. Они начали обсуждать нашу встречу, и мне захотелось подслушать… Многое я по малолетству не поняла. Слышала только, как женщина плачет и повторяет:

– Как же так можно с ребенком поступать и обещать ей, что никогда, Митя, никогда не сбудется?.. Разве можно маленькую обманывать? Нельзя. Девушка молодая вырастет… Как дальше в жизнь пойдет с ложными-то надеждами? Матери жизнь сломал и ребенку переломает… Эх…

– Тише-тише, прошу тебя, Машенька! Не нужно так убиваться, и плакать не стоит, ведь мы ее заберем отсюда, теперь всё хорошо будет, душа моя.

Я постояла еще немного, и мне стало неинтересно. Я пожала плечами, не понимая, о чём они говорят, а может, и не желая понимать, не допуская эти слова в свое сердце. Радостно бежала я наверх, клича девушек, чтобы помогли мне собраться.

Но пришла не служанка, а моя дорогая Катюша. Я очень любила ее, и она всегда приходила ко мне, не дожидаясь служанок, и ухаживала за мной, и волосы мои кудрявые чесала, и мыться помогала. И, когда мне было грустно, сказки красивые рассказывала – про принцев и принцесс.

С детства я боялась темноты. Мне казалось, как только свет погаснет, сразу кто-нибудь из угла вылезет. Я словно кожей чувствовала опасность и говорила об этом. Катя ласково улыбалась и отвечала:

– Пустое, Наташа. Ты посмотри, сколько в доме слуг. Разве они позволят кому-то по углам прятаться? – она весело смеялась. – Не бойся, глупышка: девки, когда прибираются, в каждый закуток заглядывают, так еще ни разу никого не застали. Вспомни-ка, какая у нас Глаша сильная: она любому мужику спуску не даст, а тому, кого ты себе напридумывала, и подавно тумаков бы надавала… Спи, девочка моя, никого не бойся.

Но свечу не задувала, приносила в мою комнату самую большую, чтобы не успела сгореть за ночь, – не боялась Катя пожаров, как все остальные. Не раз я слышала, как она, уходя, наказывала служанке:

– Ты посматривай, Глаша, укрывать ее не забывай. Сколько раз я тебя ночью спящей заставала, а Наташа раскрытая лежит, спит-то она беспокойно. Да свечу не гаси, а то ведь она темноты боится да вскакивает.

Это правда… Мне всё время казалось, что мама стоит где-то рядом, зовет меня… ждет. Я боялась этих ночных визитов и очень просила ее:

– Мамочка, ну пожалуйста, ты приходи днем, а то я очень боюсь и потом всю-всю ночь глаз сомкнуть не могу.

Катя гладила меня по голове и всегда подолгу сидела в ногах, ждала, пока я усну.

– Ты не расстраивайся, Наташа, она обязательно придет днем… – и отворачивалась, смахивала слезинки.

Но мама днем никогда не приходила. Никогда…

Я стала вытаскивать любимые игрушки, бросала их на кровать и даже что-то напевала.

– Катя!.. Я в новый дом еду, там тоже большое озеро есть, как у Гриши…

– Наташа, сядь и успокойся, я хочу сказать тебе что-то важное.

Я села и внимательно посмотрела на Катю. Она была какой-то уж очень серьезной.

– Наташа, я хочу, чтобы ты хорошенько послушала мои слова. – Она взяла мои руки в свои и села рядом. – Мария и Дмитрий Валерьянович – очень хорошие, добрые люди. Они заберут тебя и увезут подальше отсюда, – Катя вздохнула. – Отсюда, где много-много нехорошего происходило… Но, Наташа, здесь не место для юной барышни.

– А как же ты? Тебе разве место?..

– И мне не место, душа моя, но что делать: видно, так судьба распорядилась, не могу я ничего изменить, а тебе счастливый случай представился.

– Но ведь ты живешь здесь, Катя, совсем как барышня. Эвон, какие у тебя платья красивые, и служанки, и бусики яхонтовые.

– Да, Наташенька, только не это главное, – снова вздохнула она.

– А что же главное, Катя?

– Главное, чтобы тебя любили… А эти люди, я знаю, будут тебя любить.

– Это правда?

– Правда, Наташенька, я ведь тебя никогда не обманываю.

– А вот и обманываешь: говоришь, что мама вернется, а она не приходит.

– Ну-у… пока не время, наверное, дитятко, еще не время. Твоя мама не говорила, когда вернуться сможет. Я ее очень любила, Наташа… И очень не хотела, чтоб она уезжала, но, видно, так Богу угодно…

Она потупила взор и быстро заговорила:

– А там, Наташа, в новом доме, ты получишь хорошее образование, эти люди будут заботиться о тебе.

– Катя, о чём ты говоришь? Я не понимаю… решительно не понимаю.

– Смешная ты, Наташка, когда хмуришься как взрослая. Ах, мое милое дитя, ребеночек мой дорогой, как тоскливо мне расставаться с тобой. Но я буду обязательно тебя навещать, буду приезжать к тебе, и ты приезжай сюда. Ведь Гриша тебе разрешил? Насколько я знаю, запрета на это не было. Ну-ка перестань вертеться, дай причешу тебя. Я хочу, чтобы ты в свой новый дом настоящей красавицей вошла, чтобы само солнышко перед тобой померкло. Давай платье новое выберем, чтобы ты у меня была самая нарядная и чтобы мне стыдно за тебя не было.