Валерия Карих - Жена фабриканта

Когда между ними случался какой-нибудь жаркий спор, оба не уступали друг другу, цепляясь даже в мелочах. Каждому хотелось одержать победу над противником. И если Ольга, будучи более гибкой по натуре, и опасаясь крутого нрава мужа, могла отступить на время, то уж, тот ни в чем ей не уступал. Ну, а Ольге Андреевне, чтобы оправдаться в собственных же глазах, и «не ударить перед злыднем в грязь лицом», приходилось прибегать к известному всему женскому полу приёму: к увещеваниям и поучениям. А так как споры между ними происходили часто, в любом месте и в любое время, то и увещевания, к которым она прибегала, заставляли Ивана Кузьмича с досадой морщиться, отвечая такой же монетой. Бывало, сидят супруги за столом с детьми или же куда-нибудь едут, и если вдруг между ними начинался какой-нибудь разговор или спор, а так как у обоих характеры были настырные и горячие, особенно, если дело касалось отстаивания собственных принципов, то уж тут Ольга Андреевна обязательно взбрыкнет и начинает в ответ ворчать и поучать мужа уму и разуму, а еще пуще любит советовать. Тогда и у Ивана Кузьмича возникал раздражающий зуд в печенке. И тут уже разгорались между ними взаимные «увещевания» и поучения. А уж, если кому случится побольней уколоть другого и упрекнуть, то выходил тот после такого спора с торжеством победителя, получая от своего мнимого превосходства ни с чем несравнимое удовольствие и радость.

И хотя Иван отдаленно догадывался, отчего нарастают между ним и женой внутренние противоречия, но это казалось настолько несущественным и совершенно не заслуживающим его внимания и решения.

Он не желал глубоко и отчетливо определять свои отношения с женой, и хотя бы в чем-то уступить. Упрямство, жестокость, душевная леность и черствость мешали ему постичь внутренние законы ее мира, ее представления об окружающем и происходящем с ними. Ему было хорошо и так. Хотя, пожалуй, уже и не всегда хорошо: потому, что разногласия между ними все больше обострялись. И Ольга Андреевна это хорошо видела и чувствовала.

Но каждый из них решал для себя самостоятельно, что было виной их нарастающего отчуждения. Однако, именно это недопонимание друг друга в столь важном для обоих вопросе только все больше усугубляло возникающее между ними расхождение и начинающееся охлаждение. И это уже было замечено ими обоими. Но было еще кое-что, что мешало им обрести покой и счастье во взаимоотношениях друг с другом. И это что – то была произошедшая измена Ивана Кузьмича в прошлую зиму с певичкой из хора Сытовой Варей.

Но и это было еще не все. В прошлую зиму в жизни самой Ольги Андреевны неожиданно состоялось знакомство, которое заставило ее усомниться в силе любви к своему мужу, а главное – в стойкости своих моральных принципов и мучительно бороться не только с этим наваждением, но и с самой собой!

В ее жизнь, в ее душу неожиданно, стремительно и настойчиво вошел Яков Михайлович Гиммер. Он был инженер, служил на заводе мужа. Был приятен внешне и умен. Обладал удивительным магнетизмом. И хотя она всячески пыталась его забыть, сделать это у нее не получалось. Испуганно билось взволнованное женское сердце при одном только упоминании о нем!

Таким образом, ее тайные метания между мужем и инженером, подлая и низкая измена Ивана с «этой гадкой певичкой», непробиваемый прагматизм мужа, а в особенности все чаще возникающее между ней и Иваном равнодушие и отчуждение – все это страшно мучило ее, терзало и лишало покоя.

Сейчас, после неприятного разговора, она продолжала думать о разладе с мужем и внутренне вела с ним диалог: «Не человекам, а Богу судить о делах наших! – размышляла она про себя, – в этом ты, конечно, прав, милый Ванечка. Но ты кто! Ты – делец! И живешь в мире своих страстей. А они разрушают тебя. Не ведут твои грешные страсти к спасению твоей души. И жаден ты уже давно стал, Ванюша милый, до любого барыша! Сам не заметил, как поменялась твоя душа. Ты давно стал другим. Не таким, как раньше. Через всякого человека с легкостью перешагнешь. Любого подомнешь, даже не поморщишься! Но я помогу тебе обрести себя вновь! – и она грустно посмотрела на него.

А тот, которого она так нежно и почти, по-матерински любила, тот, кого так сильно хотела подчинить своей воле и кому так страстно желала помочь обрести себя вновь- тот, который причинил ей столько страданий своим жестоким неукротимым и сильным духом, тот стоял и смотрел свысока и надменно.

«Ах! Отчего же так бывает? Почему люди так слабы в своих страстях? Мы все так грешны! Вот, и я! Отчего продолжаю с ним жить? Отчего я смирилась со всеми его недостатками? С его падением, изменой и жадностью? Это я-то при своих высоких нравственных принципах, будучи дворянкой и женой? И почему я целую подлого изменника и люблю гадкого мерзавца и негодника, больше жизни? Я просто простила. И ведь, признайся, душенька! Что нет для тебя ничего лучше, чем его сладкие поцелуи и страстные ласки? И этот негодник меня в прошлый год на какую-то Варьку Сытову запросто променял!» – сокрушенно подумала она, в глубине души признавая свое поражение и зависимость от мужа.

«А если он прав, и надо любой ценой добиваться богатства? Ведь, если на всякого вокруг оглядываться, да кланяться перед тем, как взять или спросить, то так, ведь, и впрямь, ничего не добудешь в семью и для себя? Так ведь, и в нищету впасть можно? И всей семье, не дай Бог! Разориться? Нет! Нет. Боже упаси! Спаси и сохрани! – и Ольга Андреевна с чувством перекрестилась.

Между тем, Иван Кузьмич сердито отвернулся, как будто не замечая, как поникли женские плечи и погрустнели тёплые карие глаза: «Вздумала меня хозяина поучать…».

Следуя семейной традиции, Иван Кузьмич еще с прошлого года начал постепенно приучать обеих дочерей к торговле, велев им после занятий в гимназии приходить к нему в лавку в Гостиный двор по вторникам и четвергам, и выполнять посильную работу. И тут в спорах с женой он был непреклонен: дети должны с ранних лет учиться коммерции. Но при этом они также обязательно должны продолжать свою учебу в гимназии и получить принятое в светском обществе приличное образование. Надо сказать, что эти две стороны жизни сестер никак не конфликтовали между собой. Потому что на все эти сферы обучения детей родителями, по обоюдному согласию, отводилось строго ограниченное и определенное время. На все должно быть выделено время: и на уроки, и на гимназию, и на рукоделия, занятия музыкой и языком, и на обязательный труд в лавке. Только благодаря такому оговоренному и строго выделенному времени родителям удалось совместить для детей такие практически несовместимые вещи.

А то, что они обе девочки, и у них должны быть больше детства – того деятельного безделья, которое помогает детям расти и развиваться, а не работы в его торговых лавках – отца это совсем не заботило. Она это знала.