Светлана Викарий - Возвращение черной луны. Книга 1. Водопад любви

Ну, вот и успокоилось сердце, он слышит голос сына, значит, все в порядке. Халетов усаживается за стол, удобно устраивается в кресле.

– На Тару ездил, в твой домик, – отчитывается Евгений, – порядок навел, не беспокойся.

– Опять очередная Барбириска? – Халетова не проведешь, он старый ловелас.

– Нет. Обычная девочка.

– Ой, ли? Такая ли обычная?

– Только ангел.

– Понятно, только ангелиц в нашем репертуаре еще не бывало.

– Она другая, батя, поверь.

– Другая? Это даже как-то обнадеживает…

– Да пока ничего серьезного. Экскурсию по реке сделал, звездами полюбовались… И поговорили очень хорошо об искусстве!

– Как всегда! Ничего серьезного! А мы тут с матерью не дождемся, когда же у тебя будет серьезно. Внуков понянчить нам больно хочется!

– Бать, а она, знаешь, чьей дочкой оказалась?

– Чьей?

– Романа Владимировича дочка, Косяка. Лада зовут.

– Ну, вот этого не надо было! – Халетов досадливо поморщился. – Сынок! Знаешь ведь, какие у меня с ним отношения.

– Хорошо, батя. Впредь, буду спрашивать у девушек фамилию при первой встрече.

– Свиданье назначил?

– Да, нет… Договорились созвониться. Я ж говорю, она какая-то особенная девочка. Художница. На каникулы из Питера приехала.

– Не надо, сынок, не надо!.. У меня с этим Косяком молочная война. А тут как бы в Монтекки с Капулетти не превратиться…

– Я же сказал, ничего серьезного! Хотя, Ладочка, как раз девица серьезная.

– Ладно, я мать успокою.

Едва Евгений поговорил с отцом, в клуб пришел Андрей, сменный тренер, работавший у него с весны. Андрюха был вполне отзывчивым парнем, грамотным и ответственным тренером с хорошими физическими данными. На него заглядывались девушки, но он почти не замечал их, страдая от неразделенной любви к Сюзанне Юдиной. Ради нее он работал верстальщиком газеты «Вознесенский бульвар», где царила и повелевала всеми темами маленького городка молодая журналистка, с напористостью спортсмена рвавшаяся к славе и благополучию.

– Привет, Андрюха! Новости есть?

– Только газетные. Но и их не помню. Верстал всю ночь. Голова шумит, как вентилятор.

– Рабочий день сокращает жизнь на восемь часов. Это мы с тобой здорово приспособились разбить его на несколько частей.

– Только поэтому нам удается работать сразу в нескольких местах.

– Вахту сдал.

– Вахту принял.

А Лада Косяк отца дома уже не застала, он уехал на Агрокомплекс. Но на столе стоял приготовленный для нее бутерброд, а в чашке творог со сметаной – любимая с детства еда. Позаботился папка, самый лучший папка на свете. Лада с размаху упала в кровать. Она была счастлива. В ее жизни все складывалось, как нельзя лучше, осуществлялась ее мечта стать художницей, у нее был самый заботливый отец, она приехала домой и здесь встретила парня, от первой встречи с которым ее душа воспарила к звездам. Лада была девушкой романтической, правильной, воспитанной на высоких примерах и образцах искусства. И оттого, наверное, в институте окружающие ее развязные мальчики считали ее старомодной.

Но сначала надо позвонить отцу.

– Папка, прости меня! Ну, прости! Я тебе вечером все расскажу. Все нормально! Ну, не могла позвонить, не могла! Зарядка кончилась, а в лесу электричества нет. Ну, не ругайся! Ничего со мной не случилось. Наоборот, я очень довольна… Нет, я счастлива!

– Ну, вот, Ангел мой, тебя увидел, и мне легче стало… легче, легче. – Приговаривая в своей обычной манере, Аркадий Эрастович прошел к столу и уселся напротив Фаины.– Что нового, Ангел мой? Ходят ли страждущие исцеления?

– Приходят, куда же им деваться – дорожка протоптана.– Проговорила Фаина по возможности мягко, пытаясь скрыть досаду – не вовремя зашел патологоанатом. Не вовремя. Ей не терпелось остаться наедине со своими мыслями и стеклянным шаром. А тут разговаривай с ним, любезничай. А он надолго. Поэтому она решила сменить тактику и попыталась в самом начале задать ему вопросы сама. Может, быстрее уйдет.

– Как живете-можете? Все нормально, Аркадий Эрастович?

– Да все нормально. Ремонтишко в анатомичке сделал, мебелишка от одного покойничка досталась. Жена его отдала мне вместе с воспоминаниями. Теперь у меня кабинетик не хуже чем у нового русского. Живем помаленьку… Вот еще к Халетову думаю, зайти. Проектик, он подписал намедни, так сказать… А я приступил уже к работе. Развернул работу, можно сказать.

– Проект? – удивилась Фаина. Какой может быть проект у патологоанатома? – Ну, ну, рассказывайте. – Она постаралась сказать это как можно заинтересованнее.

– Теперь все называют проектами и требуют этих, как их там называют – бизнес- планов. Вот и я себе бизнесок придумал. На старость лет. Этот бизнесок, старый, можно сказать, самый древний бизнес.

– Интересно, интересно.– Торопливо проговорила Фаина.

– Я ведь, Фаинька, ты знаешь, всю жизнь прослужил в системе. И ни на минуту не отлучился. Только все в передних здравоохранения, а я у задней двери просидел. Раз уж у меня такая специализация. Но сам выбрал. В молодости думал, это интересно – судмедэксперт! Геройство, помощь милиции и прочая ерунда. А теперь вот желающих работать на такой должности днем с огнем не сыскать. Просился, было один тут, да потом раздумал. Слишком велика опасность заразиться какой-нибудь ерундой. Ныне-то… А я – Мастер… У меня отмеряно, слово каждое мое для санитаров железное. Поэтому и выдерживаю. Да меня Бог милует, за что, правда, не уразумею. И здоровый образ жизни веду… Еще и молодому фору дам. В спортзале у Евгения занимаюсь, на лыжах хожу, холодной водой обливаюсь. И диета. Кухня у меня благодаря Степаниде Михайловне отменная. А как же.

Судмедэсперт сжал кулаки, словно собрал боевой дух в две кучки.

– Вы молодцом.– Вполне искренне поддержала его Фаина.

– В молодости воспринимаешь все по-иному. Эмоции! В молодости думаешь, что никогда не состаришься, никогда не заболеешь и никогда не умрешь. Не веришь в это – и все. Да и ты вот пока еще не веришь, верно?

Фаина не ответила, продолжая изо всех сил делать вид, что внимательно его слушает.

– А ведь перед полетом в неведомое… – судмедэксперт поднял вверх прямой, бледный указательный палец.– Туда… Перед полетом, именуемым Смертью, – каждый час становится драгоценным. И каждый миг этой простой, даже бытовой жизни наполняется, нет… озаряется невиданной красотой!

– Рано вы задумались. – Сказала Фаина.

– Почему ж рано? По нашим русским стандартам, редкий мужчина переплывает на лодке Харона Стикс после семидесяти. Гораздо раньше. А вот дожил я до 66, старикашкою стал, и подумал – какую же я страшную ошибку совершил. И кто теперь уж не припомню, меня романтикой смерти в молодости заразил? И я этой смерти мою жизнь, всю мою жизнь отдал! – Он снял очки, приложил руку к набрякшим векам. Губы его, змеистые, тонкие дрожали. – А, наверное, был бы хорошим хирургом, как твой Виктор.