Лилия Максимова - Вселенная вас услышала. Продолжение романа

Лушина слезла с кровати и встала рядом.

– Ее звали Даша, Олег Анатольевич, как меня.

Он вскинул на нее глаза, все в красных прожилках:

– Надеюсь, ты не принимаешь оральные контрацептивы в этом чертовом тромбозном аду?

Она нервно улыбнулась, врачей никогда не поймешь: шутят или диагноз ставят?

– Нет, Олег Анатольевич, мне уже почти год, как нет смысла их принимать: у меня нет никого. Совсем.

– Это хорошо, – кивнул Клементьев, хваля ее непонятно за что.

Когда Ерохин вернулся, Даши в палате не было, а Олег умывался, склонившись над раковиной. Он уже пришел в себя, и завотделением повторил другу то же самое, что было услышано им от всезнающей медсестры: новый тромб, не врачебная ошибка, никто не виноват.

– Вась, да мы всегда виноваты, что не досмотрели, всегда!

Клементьев вытер лицо полотенцем и попытался казаться готовым к новому бою.

– Ты сегодня в «красную зону» не пойдешь! – уверенно произнес Ерохин. – Это я тебе как начальник говорю.

– Пойду, Вась, пойду, иначе кто работать-то будет? Замена нам придет через неделю. Я тебя одного не оставлю. Но если ты будешь готов взять на себя операции – я буду только ассистировать, не вопрос!

Аргументов у Ерохина не осталось, и в «красную зону» пошли оба. Защитные комбинезоны, герметичные очки, респираторы, бахилы, по две пары перчаток. Третья пара – поверх, менять после каждого пациента. Есть нельзя. Пить нельзя. В туалет нельзя. Телефон и личные вещи с собой нельзя. Нос почесать… Ну и далее, по списку – все нельзя. Утром обходы обычных палат, ближе к полудню – в реанимацию. И Ерохин, и Клементьев – «совы», поэтому все операции – на вторую половину дня. Исход зависит даже от таких мелочей, как биоритмы. Палаты поделены между врачами, сложные случаи – вместе.

Чертов вирус создает проблемы с невероятным упорством: потеря обоняния, низкая сатурация, легкие – «матовое стекло», обострение хронических. Больше всего доставалось диабетикам: повышенный сахар, тромбозы, гангрена – и привет, Господи! Именно поэтому на базе отделения сосудистой хирургии городской клинической, которое славилось результатами, и развернули кoвидный госпиталь. Их госпиталь. Отдельный от мира, как космический корабль. И они на нем – космонавты. В защитных «скафандрах».

В женских палатах встречают, как обычно, приветливо: на вопросы отвечают подробно, назначения выполняют послушно, кто-то обещает носки связать, кто-то внуков на телефоне показывает. Пациентам «везет»: они без защитных костюмов, телефоны – можно. Как встречают в мужских палатах? Когда как. Одни считают, что им внимания не додают: деловые ребята все деньги пытаются за отдельную палату предложить. Смешно! Тут скоро в коридорах придется лечить, откуда ж им отдельную? Другие сопротивляются лечению: все им кажется, что «хиханьки», пока старушка с косой не замаячит. Третьи буянить начинают, прям беда с такими! Вот в реанимации только тихо: мерно гудят ИВЛ, пациенты – на седации.

Олег сегодня работал «на автомате»: осмотр, назначения, записи – по кругу. Даша не отходила ни на шаг, и он чувствовал неловкость в ее присутствии из-за утренней сцены.

– Анатолич, пойдем к дальнобойщику вместе? – позвал Олега из коридора Ерохин. – Не могу этого осла уговорить на ампутацию, двинет ведь кони из-за гангрены!

В крайней палате – тяжелый запах. Здесь все «тяжелые»: кому-то на поправку мешает пойти возраст, кому-то – хронические заболевания, кому-то – врожденный пессимизм.

– Анатолич, ну слава Богу! – прогудел коренастый мужичок неопределенного возраста на койке у стены. – Посмотри и ты меня! Федорыч совсем расстроил.

Олег поднял простыню: правая нога синяя, распухла, пахнет.

– Плохо, Степаныч: резать надо без вариантов.

Диагностика, когда на враче «защита» – дело сложное: фонендоскоп в уши не вставить, очки потеют, чувствительность пальцев в трех парах перчаток стремится к значению бесконечно малых чисел. Но тут, и вправду – без вариантов.

– А-а-а-а! – замолотил коренастый кулаками по матрасу, пациенты в палате вздрогнули. – Да вы, что, космонавты, охренели? Я на жизнь дор о гой зарабатываю. Чем без ноги на педали давить? И жена у меня молодая… Да пошли вы все на х… со своим «резать»!

Ерохин развел руками: вот так уже третий день. Олег кивнул:

– Ну-у, если ты, Степаныч, отдаешь себе отчет, что тебе нога дороже жизни – пиши отказную от операции, готов? – Клементьев повернулся к медсестре и прямо в ухо, через нетканый материал защитного комбинезона, произнес. – Даша, мухой за согласием на операцию. И ручку давай!

У дальнобойщика прояснился взгляд. Вот так просто: отказ – и не надо резать?

– Да, конечно, готов! Давай свою гребаную бумажку! Где тут надо…? – он принял из Дашиных рук папку с документом и начал подписывать. – Так, имя тут, фамилия, еще чего? Адрес домашний, прописка? Ну на, Анатолич, держи! А то, гляди-ка, резать они меня захотели!

У Ерохина глаза полезли за пределы защитных очков:

– Клементьев, ты что?

– Тише, Вась, подожди, – Олег стиснул руку завотделением повыше локтя и, приняв бумаги от дальнобойщика, с нарочитым спокойствием пожал плечами. – Супер! А теперь, Степаныч, звони жене.

– На фига? – не понял тот. – Я сам решения принимаю.

Клементьев взял с прикроватной тумбочки телефон и подал его пациенту.

– Звони, говорю: прощаться будем! Времени у тебя – два дня до сепсиса. Ее сюда не пустят, тебя наружу – тоже. А завтра ты уже бредить начнешь. Звони, Степаныч, пока в сознании!

В глазах дальнобойщика за десять секунд сменились ненависть, отчаяние и… слезы. Он еще побуравил глазами врача и протянул руку:

– Твоя взяла, – дрогнувшим голосом произнес он. – Давай сюда отказ, я порвать хочу!

Олег помедлил и отдал документ:

– Не рви только, прочитай, что подписал! Это согласие на операцию. Даша, принеси ему копию паспорта и проследи, чтобы данные были внесены как надо.

Завотделением вышел в коридор вслед за Клементьевым и похлопал его по плечу:

– Спасибо, старик, даже не знаю, что сказать…

– Олег Анатольевич, можно Вас? – послышался певучий голос, и от стены напротив отделилась стройная фигура.

– Ладно, я дальше побежал, – ускользнул от предполагаемых разборок Ерохин и исчез за дверью следующей палаты.

– Слушаю Вас, э-э-э, – пробормотал Олег: вот черт, не успевает он их запоминать! Долбаный конвейер!

– Эльвира, – подсказала ему молодая женщина с внешностью ухоженной бизнес-леди, она как-то совсем неуместно смотрелась посреди больничного интерьера. – Олег Анатольевич, я хочу спросить у Вас: что я могу сделать, чтобы покинуть эти стены раньше, чем придет мой отрицательный тест?

Она многозначительно посмотрела ему в глаза, старательно пытаясь разглядеть их сквозь закрытые очки, и сделала интонационное ударение: