Лилия Максимова - Вселенная вас услышала. Продолжение романа

– Я много могу, – на экране ее телефона открылось банковское приложение с функцией перевода денег. – Я… я чувствую себя хорошо. Я вообще сюда попала по ошибке: наверняка, тест был ложноположительным! Хотя, нет… может, и – нет…

Ее глаза яростно сверкнули, и Олег тут же вспомнил, как и с кем она поступила к ним в отделение.

– Мне эту гребаную «корону» муженек приволок, тварь такая, от любовницы! Не мог утерпеть, сволочь! Самоизолировать бы его на площади в два квадрата! Я хочу выйти отсюда и на развод подать, а еще лучше – придушить его своими руками!

– Эльвира, не надо давить на ситуацию, – голос Клементьева был безмерно усталым. – Вселенная Вас услышала. Тест придет завтра, а Ваш муж… Он сейчас в реанимации, на ИВЛ… Подождите: может, уже и развод не понадобится?

Гневно сдвинутые брови Эльвиры испуганно разлетелись:

– Настолько плохо? Но я… я же не всерьез его смерти хотела! – представив материализовавшуюся мысль, она зажала рот ладонью, но тут же взяла себя в руки. – Я могу чем-то помочь?

– Конечно, можете: аккуратнее с желаниями! А то ведь у Вселенной – везде уши! – за респиратором доктора явно появилась улыбка. – Не волнуйтесь, у Вашего мужа сильный организм. Будет жить. По крайней мере, пока Вы его не придушите.

– Господи, когда же закончится этот кошмар? – Ерохин воздел раскрытые ладони к воображаемым небесам и попросил. – Люся, поправь мне очки, я уже стерильный!

Новая операция – новый защитный «боекомплект», на этот раз – две пары перчаток, надетых одна поверх другой: в трех парах во время операции пальцы не чувствуют того, что должны.

Василий Федорович позвал коллегу, не оборачиваясь:

– Анатолич, ты живой?

– Угу, – промычал в респиратор Клементьев, растопырив стерильные руки. – Вась, ты прости, правда, что сегодня ты все делаешь: что-то меня потряхивает после вчерашнего. Я только ассистировать и могу.

Обычно, чтобы меньше уставать, они менялись ролями «оперирующий хирург» и «ассистент», если операции шли подряд. Ерохин понимающе кивнул:

– Да мне тоже не по себе, если честно. Хорошо, что сегодня только две операции, и ничего серьезного: нога дальнобойщика уже благополучно покинула, теперь еще тромб – и на боковую! Мясники мы с тобой, Олег, сейчас, мяс-ни-ки! Я уж и соскучился по эндоваскулярным операциям: атерэктомия, ангиопластика, стентирование… – завотделением ласкал профессиональные термины, как поэт – любимые стихи. – Отправлять нас с тобой ноги ампутировать – это как микроскопом гвозди забивать, как скальпелем рыть траншеи…

Клементьев невесело усмехнулся:

– На войне – как на войне, Вася! В защитном костюме все равно ювелирно не сработаешь. Пила, долото и мясницкий нож – вот что нам сейчас нужно вместо скальпеля и микроскопа.

Дверь операционной открылась.

– В бой?

На столе – женщина средних лет, многодетная. Опять вызванный вирусом тромбоз глубоких вен. Несколько ободряющих слов от оперирующего хирурга. Проговариваемые анестезиологом вслух показатели жизнедеятельности. Наркоз, разрез, вена, тромб в эмалированном лотке, зашивать.

– Вася, зашей ты, руки дрожат… – Олег тяжело дышал в респиратор: перед глазами снова возникла шестнадцатилетняя Даша.

Оценив ситуацию, Ерохин моментально принял решение:

– Девочки, будете мне помогать. Олегу Анатольевичу надо на свежий воздух. Давай, братец, на выход, сам закончу!

Лушина-младшая с беспокойством посмотрела на Олега и промокнула ему узкую полоску открытого лба. Василий Федорович вдруг изменился в лице и отменил предыдущий приказ:

– Нет, стой, Анатолич, не уходи! Люся, свет прибавь и поверни, вот так! Бл… ь, Олег, тут аневризма! Смотри, вот тут, повыше зажима… Надо…

Кровь из лопнувшей на пережатом сосуде аневризмы брызнула наклонившимся хирургам на очки и заструилась в открытую полость, как темная жидкость из водопроводного крана.

– Черт, Люся, вытри меня срочно! А-а, бесполезно, не вижу ни хрена! – послышался из-за красного марева голос Ерохина.

Олег сдернул защиту с глаз первым:

– Даша, зажим! Аспиратор сюда, быстро! Вася, шунт временный давай!

Очки завотделением тоже полетели в сторону:

– Держу, Олег, вставляем аккуратно… Теперь затягивай, вот так… Отпускаю, да-а-а!

Аспиратор с хлюпаньем всосал вылившуюся кровь.

– Давление? – хором спросили хирурги.

– 120 на 80, – пролепетал молодой анестезиолог. – Все стабильно.

В операционной, ставшей похожей на декорации к фильму ужасов, установилась тишина.

Ерохин глубоко вздохнул в респираторе и локтем вытер кровь со щеки:

– Как руки, Олег?

– Нормально.

– Вену зашить сможешь?

– Да, Вась, смогу.

В шлюз вошли последними: зачем коллегам лишняя порция вируса? Защитные комбинезоны – на утилизацию, очки-респираторы – на обработку, и срочно – в душ! Из шлюза два выхода в раздевалки, где уже – донага: мальчики налево, девочки направо. Двери на шпингалет с визгом никто не закрывает: от усталости всем давно уже все равно, да и взрослые же люди…

– Девочки, благодарность вам сегодня за работу! – Ерохин был всегда щедр на заслуженные похвалы. – Целоваться не будем: я тут немного во всемирно популярном вирусе.

Он вытер испачканное лицо влажной салфеткой, бросил ее к защитным комбинезонам и, затянув утилизационный мешок, показал ему средний палец.

– Не возьмешь ты меня, ублюдок, болел я уже!

Олег усмехнулся: у друга еще оставались силы шутить.

В мужской раздевалке Клементьев начал стягивать через голову хирургическую блузу и замешкался: в его шкафчике заиграл мелодией сотовый. Черт, неужели машинально его с собой притащил? Обычно в палате оставляли… Надо будет антисептиком обработать. Хорошо, хоть Ерохин не видит: вон он, арии под душем поет. А то влетело бы за телефон. Сотовый умолк, а потом снова запиликал. Номер незнакомый: кто это, на ночь глядя? Опять телемаркетинг? Семь пропущенных.

– Алло, слушаю Вас!

В трубке секунду помолчали.

– Я тебя, сволочь, из-под земли найду! – раскаленной ненавистью зашипел на него женский голос. – Ты девочку мою убил, ты же, сволочь? Молчишь? Значит – ты-ы-ы! Девочка моя, Дашенька… – женщина сначала заплакала, а потом закричала. – Ненавижу тебя! Чтоб тебе пусто было! Чтоб ты места себе не находил! Чтоб тебе ни одна баба не дала! Чтоб ты сдо…

– Наташа, перестань! – перебил ее рыдающий мужчина и перед отключением прошептал. – Простите нас…

– Это вы меня …

«… простите » говорить было уже некому. Олег в трансе положил телефон на полку и, закрыв шкафчик, уткнулся лбом в холодную металлическую дверь. Незнакомая Наташа в его голове продолжала биться в истерике. Ни сейчас, ни завтра, ни через год, а, может быть, и никогда она его не простит! Не сможет… Он бы на ее месте тоже не смог. Понимал бы, что неправ, но все равно – не простил бы!