Валентин Абрамов - Мальчик и Девочка. Очень большая любовь

– Ладно! – кивнула Женька. – Ладно… Хорошо! Подождём, когда все исполнятся искренности и станут соответствовать моменту. Чем чёрт не шутит, глядишь дождёмся. Забавно… Пока Андрей Иванович был тут, у меня было два мужика – перебор, уехал – не стало ни одного.

– Погоди-погоди…

– Это я так, шучу типа, – она тряхнула отросшими рыжими космами. Юрке больше нравилась прежняя мальчишеская причёска, но критиковать он не решался.

– Что значит – ни одного? Что значит… Я об этом ничего не говорил. Я про настроение говорил, про несоответствие моменту! Ну может же у меня наступить временный климакс?! Нервный? Депрессия? Просто ты её первый раз наблюдаешь, а меня такое регулярно накрывает.

– И правда… Первый раз вижу. В смысле, первый раз в жизни вижу, чтобы я предлагала себя мужику, а он кобенился. Скажи, – она пристально посмотрела Серову в глаза, – это я тебя так замучила?

Юрка поёжился, но промолчал.

– Ладно. – Женька отпустила Серова взглядом. – Как говорят в бразильских сериалах: сменим тему. Мы вчера со Светкой пытались анализировать: отчего мы пьём… Вывод получился гениальный! Пьём, чтобы стало легче. Раз должно стать легче, значит сейчас тяжело. Почему тяжело? Да потому что не выпили… Смешно, правда?

– Это я себя сам так замучил! Выпили – стало легче, выпили ещё – ещё легче, утром тяжело, почему? потому что вчера выпили и стало сильно легко, а сегодня не пьём, вот и тяжело… выпили… стало легче… Цикл! В фортране оператор «DO».

– Утром тяжело – это про вас! Про нас только, как видишь, пока не выпили. И чем же ты себя так замучил?

– Да всё просто, я ведь уже говорил… Москва молчит, пацан уезжает, работа надоела так, даже мыслей никаких не заводится. Надо бросать! Но пункт первый: Москва молчит, а здесь идти некуда. Газпром не возьмёт, у них с компанией договорённость не переманивать. Кто я? Зачем я? Для чего я? Что делать? Наконец, зачем мне все эти женщины, которые всё пытаются меня поделить? И вот так по кругу, как лошадка в карусели. Цок-цок, цок-цок… Иногда совсем ничего не хочется. Ладно хоть снов давно не вижу, тьфу-тьфу-тьфу.

Юрку регулярно посещали сны, имевшие отвратительную особенность сбываться. Так он видел смерть отца. В тот же день пришёл после работы домой, а Соня говорит: «Мама звонила… Отец умер». Женька уже знала про эту Юркину особенность.

– Не снится ни фига ничего… И хорошо! И ещё ты! Ты, моё рыжее солнышко, ты меня тащишь из этой тоски и депрессии.

– Та-а-а-ак… – Женька толкнулась ногой, на стуле подъехала к Юрке и взяла его за галстук. – Я не знаю, зачем тебе остальные женщины, а я нужна как психотерапевт… Обрати внимание, я не улыбаюсь. И я больше не спрашиваю, я тебе сообщаю: мы завтра встречаемся! И, наверное, у меня… Давай подумаем, во сколько? От мужиков отвязаться, я думаю, ты сможешь, посидите чисто символически… Ребёнка отправлю к Свете.

Юрка аккуратно высвободил галстук, поднялся и отошёл к окну. За окном снова мело. Неделю назад уже всё растаяло. Казалось, вот-вот начнётся настоящая весна, и на тебе! Снова снег. Господи, самое же гадкое время на Севере. На Большой земле всё цветёт, пахнет, яблоневые сады, вишни, тюльпаны, а тут… Самое гадкое время! Самое… Хотя зимнее солнцестояние гаже. Но и от этого не легче.

– Грёбаный Северный. – Юрка прижался лбом к холодному стеклу. – Май месяц… Погода говно. Когда же уже весна? Нет же никаких сил. И ведь каждый год так. И уже одиннадцать лет. А Москва сука молчит. Сдохнем мы здесь все, Сдох-нем. – Он посмотрел на Женьку и улыбнулся. – Видишь, как я умею ныть.

– Дорогой Юрочка! Золотой ты мой! Я сама умею такую создать обстановочку, что у людей, даже случайно оказавшихся рядом, возникает стойкое желание повеситься. Тут тебе меня не переплюнуть. – Говоря, она поднялась, медленно, покачивая бёдрами, подошла к Серову и плотно прижалась к нему сзади. – Сопротивляться насчет завтра будешь?

Юрка повернулся и провёл рукой по Женькиным волосам:

– Психотерапевт ты мой. Это ж я всю жизнь всех уговариваю, всех успокаиваю, лечу. А себя большей частью сам, ну или со Славкой. Хотя он ещё тот терапевт… скорее хирург. Поэтому всё-таки сам. Всё сам… Ладно! Кошка. Давай попробуем! Часов до двадцати одного, я так думаю, завтра я твой. Соня сама на работе будет оттопыриваться с девчонками.

– А начнём во сколько?

– А хрен знает, как отсюда выберусь. Вообще завтра до пяти. А как Бурков… Праздник же. Победа… водка… шнапс… хэндэ хох… Гитлер капут!

Женька сжала кулаки и закатила глаза.

– Бить будете, папаша? – спаясничал Серов.

– Бить буду больно, но аккуратно. Так, кажется? Хорошо. Давай (только я не знаю, как осуществить это на практике) ты много не будешь здесь пить. Такое возможно?

– А что будем пить у тебя?

– У меня? Как скажешь. Можем совсем не пить.

– Стрёмно…

– А чего стрёмно-то? Не пить? Лично я – запросто, несмотря на свой многолетний хронический алкоголизм… Шучу!

– Стрёмно, – Юрка притянул Рыжую Кошку к себе. – Предпраздничный день.… Я у тебя в гостях… И вообще… Вечер…

– Тогда давай коньяк. Во-о-о-о-от такусенькую, – Женька показала пальцами, – махонькую. Я тогда тоже буду коньяк…

– А то, может, лучше бутылочку грузинского? Хванчкару? Петь потом начну. «Я могилу милой искал, Сердце мне томила тоска»…

– Тогда и я вино. Только не грузинское, у меня от него башка болит. И сухое. А спорим, – она вывернулась из Юркиных рук и зашла за стол, – ты с этой своей депрессией даже не заметил мои новые сапоги?

– Фигу! С утра всё заметил. – Серов зажмурился и стал перечислять: – Коротенькие такие, на высоком каблуке, на блатном таком каблуке… э-э-э-э… замечательные такие, коротенькие, на высоком каблуке… Классно так выглядят с чёрными колготками и короткой юбкой.

– А в чём у них главный прикол?

– Остроносые? Нет? – Он открыл глаза.

– Эх… – Женька вышла из-за стола и картинно развернулась к Юрке спиной. – Молния сзади, депрессивный ты мой!

Насилу отбившись от требований Буркова отметить День Победы «как положено», почему-то Степаныч в этот раз решил отмечать коньяком, а не водкой, – сговорились, что ли? – Серов в половине шестого отправился к Женьке, по дороге зайдя в любимый «Евро» за вином. Только в «Евро» в Северном можно купить приличные напитки. Женьке он взял молдавское мерло (как они могут пить эту кислятину?), а себе бутылку грузинского саперави. В шесть он уже заявился к Ставровой, где был обнюхан и облизан Джимом, американским кокер-спаниелем, и обтёрт с двух сторон котами Мишкой и Лизом. Лиз имел странное прозвище ввиду некоторого недоразумения. В раннем детстве его считали кошкой, но потом он вдруг проявил себя совсем с другой стороны. Имя решили не менять.