Валентин Абрамов - Мальчик и Девочка. Очень большая любовь

– Гош! – Юрка сморщился, как от зубной боли. – Зачем ты?

– Затем! Приходить не хотел… Задолбали. Одни, блин, герои кругом. Плюнуть некуда!

– Не плюй, Гош, не надо. Я уйду. – Юрка поднялся, переложил полотенце с коленей на стул и пошёл в коридор надевать ботинки.

– Юра! – подхватилась мама вслед за младшим.

– Я потом приеду, мам. У меня ещё есть время, не расстраивайся.

– Ну и дурак же ты, братец, – высказался наконец полностью очнувшийся старший. – Вот ты чего на Юрку-то? Ну уехал он из Самары и не стал таким же, как ты…

– Слава! – крикнул Юрка в кухню, – заканчивай!

Но Славка уже завёлся:

– Он, между прочим, за двенадцать лет самостоятельным мужиком стал. Настоящим мужиком! Он там по полям мотался! В снег! В мороз! По болотам! На него люди положиться могут, как на… И сейчас! Чудак ты, Гоша, на известную букву. Погоди, Юр, я с тобой.

– Игорь, Слава, Юра… – причитала мама. – Да что же такое? Да что же вы?

– Мам, извини, я даже сидеть с ним сейчас не хочу, извини, – Славка тоже уже надевал ботинки.

– Пусть идут! Пусть проваливают! Нефтяники… – и Игорь добавил непечатное ругательство.

– Слышь, ты! – взорвался старший.

– Слава, Слава, – Юра тянул Ярослава. – Пошли, пошли…

Они вывалились на улицу.

– Ты сейчас куда? – старший нервно сморкался и мял платок.

Юрка глубоко затянулся и выпустил дым:

– А хрен знает. Я же думал, мы тут на весь день…

– Меня художники на Поляне у Ветки Клюевой дожидаются, поехали?

– У кого? У какой ветки?

– У Клюевой Ветки. Светка-Ветка. Я так её называю. Чего непонятного?

– Ну да. Чего непонятного? Всё понятно. А я там нужен?

– Нужен – не нужен. Поехали!

До Поляны Фрунзе (район с частным сектором на берегу Волги) добирались на трамвае, потом пешком окольными тропами – на дачу, куда на выставку местного живописца уже заявилась вся самарская художественная богема. Выставка разместилась под навесом возле яблонь. Картины, а точнее наброски волжских пейзажей были, скажем так… банальны… Ни то ни сё. Живые яблони по соседству выглядели куда интереснее.

Пока Юра разглядывал «шедевры», Славка, которого и правда здесь ждали, сбегал в дом и вернулся с двумя глиняными кружками домашнего вина.

– Как тебе? – он заговорщицки подмигнул Юрке.

– Да ерунда какая-то! – ответил тот, как ему показалось, вполголоса.

– Что ви сказали, молодой человек? – Его услышала какая-то еврейская искусствоведческая бабушка.

– Я говорю, ничего особенного! – громко ответил Юра. И тут к нему все повернулись. – Извините! Я, кажется, нечаянно пукнул в вашем присутствии. Но мне кто-нибудь может объяснить, что такого особенного во всех этих пейзажах? Цвет? Стиль? Что? Ещё, наверное, Глазунова придворным маляром обзываем.

Кто-то тихо засмеялся. Юра посмотрел на Славку, тот тоже едва сдерживал хохот.

– На, держи! – Юрка сунул ему недопитую кружку и направился к выходу, потом вдруг развернулся и добавил: – Вы меня, конечно, ещё раз извините… но вот его сын, – он ткнул в старшего, – кратно рисует лучше. Извините! – и вышел за калитку.

Славка нагнал его на трамвайной остановке.

– Ай молодец, брательник! – от удовольствия он аж приплясывал.

– Ты для этого меня туда привёл? – Юра выглядывал трамвай, думая, куда бы ещё сегодня податься. После Игорька-то и художников…

– Привёл и привёл. Но не обманул ожиданий, брат! Ещё и от Ветки спасибо. Эти художники её за-дол-ба-ли. Ты сейчас куда? Поехали ко мне. Я ужин сбацаю, вина купим. Не-не-не, никаких поэтов-песенников! Подлечим тебе нервы.

– Поэтов-песенников… – Юрка хмыкнул. – Слушай, а давай Женьку позовем?

– Рыжую?! А она здесь?! Зови, конечно! Пора уже познакомиться с любимой женщиной любимого брата.

Женьку младший вызвонил из телефона-автомата, и она, наконец отринув всё, через полчаса на такси примчалась к Ярославу. Брат к тому времени уже весь погрузился в священнодействие. Для Славки в приготовлении пищи было что-то сродни искусству… не богемному! Настоящему!

– Жень, ты успокой его! – кричал он из кухни. – А то он сегодня уже со всеми переругался.

– С кем ты сегодня переругался, дорогой? – Женька отстранилась от Юрки, переводя дух, – никак не могли нацеловаться, больше месяца не виделись.

– А! Были всякие… – Юрка рассеянно улыбался, теперь ему всё до лампочки.

Потом пили вино, слушали Славку, тот под гитару перепел половину бардовского репертуара, чем несказанно порадовал Женьку. Она даже несколько раз принималась петь на голоса с ним. Потом Юрка сбегал ещё за вином. А потом вместе рванули Кимовскую «Губы окаянные». Славка выводил:

Женька не выдержала и кинулась Славку целовать.

А потом они ели вкуснейшее чахохбили. Потом сидели у Славки на балконе и курили. Женька ни с того ни с сего вдруг закурила в Самаре, и Юрка за это её ругательски ругал… «Да брошу я, брошу! – отмахивалась Женька. – Сейчас вернусь в Северный и брошу!» Потом Юрка подарил Женьке ручку из Москвы, которая оказалась у него с собой в сумке, а Женька обрадовалась ей, как дорогому подарку, хотя ручка та совсем обычная, ничего особенного, не с золотым пером. А потом вдруг наступила летняя самарская ночь, и Серовы провождали Женьку на такси до дома её родителей.

– Я взяла ключ у Ляльки… Ну, у той, которая из Вартовска, – говорила Женька младшему перед подъездом. – Выбирай время и звони.

И, не дождавшись ответа, чмокнула Юрку, убежала.

– Страшно мне за вас, дети мои… – грустно сказал Славка, когда Юрка вернулся в такси.

– Самому страшно, брат.

…Рассохшиеся стулья, древний, из цельного дерева, не из ДВП, стол, такого же возраста тяжёлый трельяж и скрипучий диван. Казалось, что квартира, под стать своей мебели, сама древняя и скрипучая, прибыла на машине времени из далёких послевоенных пятидесятых. К этому хрущёвскому антуражу совсем не было электричества, отключили за неуплату. Женька с Юркой очутились здесь через три дня после встречи у Славки.

– Это бабушки Ляли, – Женька обходила квартиру, выглядывала в окна, заглядывала на балкон. – Самой бабушки давно нет, а квартира в таком вот военном состоянии.

– А нам всё равно… – Юра осматривал ванную комнату и крутил ручки кранов. – Вода есть, унитаз работает.

– Лялька даже где-то бельё оставила.

– Добрейшей души человек твоя Лялька… Замечательнейший… Передавай ей большое человеческое спасибо!

– Сам как-нибудь поблагодаришь. Она тоже горела желанием познакомиться, но не смогла выбраться. – Женька подошла к Юрке сзади и обняла. – Мы прямо сейчас займёмся любовью или сходим в магазин за вином и едой? Мы тут до утра, любовь моя.