Лидия Климова - Одноразовые близкие

– Смольный слушает, – ответила я.

– Ян, хватит прикалываться, – уже по первым ноткам ясно, что Круглов пьян.

– У-у-у, где это вы, батенька, успели так нарезаться!

– Мы со Славкой стояли у подъезда, у него любовь, надо было обсудить.

Когда в большой деревне Гольюново мы со Славкой случайно встречались, он как-то ехидно, будто знал страшную тайну, нараспев произносил «прииивеееет» и мне тут же вспоминался Круглов. Славка, скорее всего, был кругловским душеприказчиком, и, как выясняется, у них это обоюдная повинность.

– Рассказывай.

– Я друзей не сдаю. Хотя, – он помолчал. – Я могу в гости прийти, – в трубке раздался громкий глоток. – И развлечь тебя чем-нибудь другим. Может, по бутылочке?

– Давай по телефону поговорим, тем более что ты и так пьешь.

– А я так надеялся, что мы посидим у тебя на кухне, как в старые добрые времена.

Отказываю я Круглову из-за своей грязной головы. Затевать мытье в тазах на ночь глядя не хотелось, а позволить себе показаться в таком виде не давала гордость.

– Ты лучше расскажи, как докатился до жизни такой.

– Нам предстоит долгий разговор. Погоди, я пойду вылью из себя пиво и возьму еще.

Свободное время Круглов проводил в «гусарских кутежах». Любил хорошо одеваться, каждые выходные ходил в клубы, каждые две недели стригся. Жизнь проходила в поездках на распродажи, работе и вечном футболе. Обитал с мамой и разведенной сестрой, у которой была маленькая дочка. В общем, среднестатистический молодой человек двадцати пяти лет, не обремененный семьей и обязанностями.

Каждую среду и субботу играл то на детской площадке, то где-то на выездах; у них была своя дворовая команда, которая участвовала в районных чемпионатах. Часто выпивал, после матчей особенно: то праздновали победу, то обсасывали поражение. Славка пристроил его к своему дяде в клининговую компанию.

Дядя Валера (как по-свойски называл его Круглов), осмотрев «рабочий подарок» племянника, определил Антошу в отдел продаж, где уже трудилась двоюродная сестра их вратаря. Круглов имел почти свободный график, да еще и выезжал к клиентам на презентации, таким образом ему удавалось каждый день появляться на работе к 11—12 часам, не вызывая подозрений в тунеядстве. Денег платили немного, но на заграничные наряды хватало. Да и на пиво тоже. Карьерный рост в фирме в пятьдесят работников, сорок два из которых уборщики, Антоше не грозил.

В трубке послышался детский голосок: «Дядя, дай попить». – «Алена, ты что не спишь? – строго сказал Круглов. – На тебе сок, и иди ложись». – «Я хочу на горшок». – «Иди». – «Посади».

– Ян, подожди, – Круглов испарился на пять минут. – Я здесь.

– Это было мило. Сколько ей лет?

– Три.

– Представляю тебя и маленькую девочку в белых гольфиках в песочнице. – Круглов молчал. – Ты ведь все еще носишь гольфики?

– Конечно. – Чувствую, что он улыбается.

– Ладно, уже двенадцать, пойду почитаю Григория Петровича – и баиньки.

– Может, я тебе сам почитаю?

– Иди спать.

– Ян, ты когда Климова дочитаешь?

– Тебе книга нужна?

– Не-е, не буду тебя отвлекать и хочу знать, когда состоится наше свидание.

– Вы так любезны, что х*й вам откажешь. Где-то через неделю.

– Позвоню в пятницу.

Круглов не пьян, что странно для вечера пятницы. Он сияет и благоухает. Он доволен.

– Что такой радостный?

– Мои мечты сбываются – мы вдвоем, а впереди выходные.

Я беспардонно его рассматриваю. Он все тот же Антоша, что и десять лет назад. Только тогда он был лысый, в болотном бомбере, черных гриндерсах, завернутых нежно-голубых джинсах и легче килограммов на десять-пятнадцать. Сегодня у него мегамодная стрижка с выбритыми зигзагами висками и удлиненными прядями на затылке. Его попытка сделать ирокез не удалась, но гелевый хребет он водрузил. Он в вытертых джинсах, с цепью вместо ремня, в поло цвета фуксии и белых кроссовках Adidas. Неизменны только глаза, они такого же цвета, как у младенцев – темно-синие. И ямочки на щеках, когда он улыбается. Но, несмотря на сходство с младенцем, Круглов мне все так же не нравится. Иногда я начинаю размышлять на тему «а что будет, если мы начнем встречаться» – и каждый раз меня передергивает.

На Круглове висит ярлычок «безопасно». И это единственный лейбл, который меня интересует…

– Ты еще тренируешься?

– Какой там. С девятнадцати лет уже. К нам приходил тренер из «Спартака». Мне показалось, я хорошо отыграл. Не забил, правда, но несколько передач сделал. А меня не взяли. Это был шок, я был уверен на сто процентов. Подходил к тренеру, спрашивал, он говорил, надо было проявить себя, забыть, что футбол командная игра. Я так и не понял почему, – Круглов погрустнел. – Я, конечно, тогда не пил, не курил. Каждое утро бегал на стадионе. Мир будто рухнул. Я подумал: зачем это все? Вдруг я что-то важное упускаю. Была весна, тепло. Люди повыползали на улицу, тусили. Как-то мимо площадки проходил, а там играли в футбол. Я с ними стал играть, забивал на тренировки. Еще год помыкался, а там и вовсе перестал ходить. Уже курил… Теперь играем с дворовыми командами.

– И ты, конечно, там звезда.

– Самый результативный игрок по итогам чемпионата прошлого года!

– С первого дня нашего знакомства я жду, когда же ваша милость соизволит пригласить меня на игру… Так когда же? В эту среду?

– Нет, не смей! Я играть не смогу, буду стесняться.

– Ладно, не переживай, в эту среду не приду, я работаю, – я почесала затылок. – Приду в следующую.

Круглов показал мне кулак.

– Я так испугалась, что мне срочно надо покурить.

Круглов сел на скамейку, протянул мне половину сигареты и вздохнул:

– Ты первый человек, кому я рассказал про «Спартак». Мне почему-то хочется рассказать тебе все.

– Рассказывай-рассказывай. Болтун – находка для шпиона.

На следующей неделе мы опять сидим на детской площадке. Вторник. В доме напротив праздник. Сначала они слушают шансон, а через полчаса запевают: «Казак удало-о-ой…»

Круглов открывает бутылку зажигалкой:

– Блин, я заманался уже там работать! Три года одно и то же. Я спьяну, полусонный про их порошки и пылесосы расскажу. Надоело. Хочу бросить все…

– Отпустить бороду и пойти босиком по Руси? Пойдем вместе. Я тоже устала от пациентов, даже не смотрю на них, я смотрю в их карты. Все думают, что работа в медицине развивает сострадание, учит больше ценить жизнь. Наоборот, она делает человека черствым, циничным, грубым, выбивает сострадание. Мы все работаем ради денег, как ни прискорбно это звучит.

– Это как в «Бойцовском клубе». «Мы работаем в дерьме, чтобы купить дерьмо, нам не нужное». Тайлер прав: нам промыли мозги, мы делаем то, что нам не нужно. Я и сам говорю себе, что это всего лишь шмотки или это всего лишь деньги, но не могу отказаться…