Евгения Пушкина - Прозрачный

Было много причин, почему вдруг так поменялось их отношение, во-первых, чаще всего Машу обижали ровесники и одноклассники, в тринадцать лет у них стало меняться восприятие, и они переключились на другие развлечения, в классе появились новенькие ученики, травить которых было интересней. Во-вторых, сотрудницы медкабинета стали присматриваться к девочке и поняли, что ее обижают. Они привлекли внимание классной руководительницы, которую мало интересовали отношения учеников, пригрозили ей разбирательством с директором. После небольшого и незаметного для учеников расследования, удалось определить главных обидчиков. Медработницы решили по-своему провести воспитательную беседу.

При очередном плановом походе всего класса в медкабинет на вакцинацию, медсестра, делая прививку, каждому хулигану усложнила этот процесс, и в тот момент, когда игла уже оказывалась под кожей, останавливалась и произносила:

– Если еще раз поднимешь руку на того, кто слабее тебя, я устрою так, что у тебя в вене окажется такой коктейль, от которого будешь от боли кататься по полу.

Никто из ребят, которым это было сказано, не ответил ни слова, все они побледнели и затихли в момент уколов. Дети боятся иголок, боятся врачей, это подсознательно делает их беспомощными перед ними.

В каждом хулигане живет маленький затравленный ребенок с проблемами и обидами. Он не осознает, что другому плохо, когда нападает, бьет, обижает. Ему кажется это забавным, чем-то незначительным, прикольным, как игра в мяч, в догонялки, как способ развеяться. Он не чувствует разницы между издевательством над другим учеником и непринужденным разговором с приятелем. Возможно, дома на него срывает свою злость отец, или во дворе задирает шпана. Нет плохих или жестоких людей, все качества их натуры относительны, все их поступки – это следствия событий, пережитого опыта, они не беспричинны, за ними всегда что-то стоит.

Маша не знала этого, у нее была озлобленность и недоверие к сверстникам, подросткам, к людям в целом. Она считала, что они жестокие и испорченные, что только единицы из них хорошие и добрые. Ей не хотелось ни с кем сближаться, дружить, тем более заводить романтические отношения. Она не могла даже подумать о том, что у нее когда-нибудь может появиться поклонник, или ей начнет кто-то нравится. Она в свои шестнадцать лет выбрала курс целомудренной жизни, направленной лишь на получение знаний и применение их, исключив из своих целей и представлений простое человеческое общение.

У нее совсем не было примера мужчины отца или мужчины-наставника, хотя бы дедушки или учителя. Обижали ее преимущественно мальчики, поэтому она совсем не представляла своего общения с мужским полом. Переехав в общежитие, настрой у Маши был очень воинственный, всеми фибрами своей души она готовилась к тому, чтобы держать оборону против одногруппников, соседей по общежитию, преподавателей и других людей в этом большом жестоком мире.

Я тоже была настроена решительно, для меня, как и для всех поступивших в колледж, это было началом совершенно нового неизведанного этапа в жизни. Я сильно недосыпала и выглядела изможденной, дикий огонек горел в моих уставших глазах.

В общежитии ко мне сразу отнеслись сочувственно, когда соседки по этажу узнали, что я из детского дома, меня сразу стали уважать и чуть-чуть побаиваться. Комендант была особенно внимательной, выделила мне одну из самых лучших комнат, которую недавно отремонтировали и обновили. Часто заходила ко мне и спрашивала, как я себя чувствую, нашла для меня набор посуды, новую лампу, постельное белье и другие полезные вещи, о которых я не просила. В целом, в общежитии мне нравилось больше, чем в детском доме, сама атмосфера была более спокойной и расслабленной. Да и мне стало чуть лучше, пусть я и недосыпала, но мне не было так тревожно, как раньше. Перемены и дела отвлекали меня от лишних размышлений.

Через пять дней после моего переезда в комнату заселилась Маша. Я читала, когда она вошла. Ее брови были нахмурены, лицо выражало настороженность и недоверие. Она сухо поздоровалась со мной и стала распаковывать вещи, даже не представившись. Каждое движение ее было резким и напряженным. Несколько раз она в нерешительности разглядывала комнату, стесняясь спросить у меня что-либо. Она выходила и долго искала комендантшу, чтобы та ей объяснила, куда класть какие вещи и как пользоваться теми или иными бытовыми предметами. Комендантша удивленно переводила взгляд с меня на Машу, не понимая, почему Маша боится обращаться ко мне по таким пустяковым вопросам. А я делала вид, что полностью поглощена чтением книги и не замечаю ничего неловкого в происходящем. Потом, когда мы остались одни, я отложила книгу и посмотрела на Машу, она перехватила мой взгляд и судорога смущения пробежала по ее лицу.

– Расслабься, Маша, – сказала я, – я совсем не такая, как ты себе меня рисуешь.

Она уже представила, что я скверная соседка, которая будет исподтишка всячески вредить. Ей было неприятно, что я с ней заговорила, она бы предпочла молчать.

– А я рас-с-с-слаблена. Я н-не люблю, к-когда ко мне цепляются. Д-да и в-вообще, когда на меня п-пристально смотрят, эт-то как-то невежливо, – грубо с запинками высказалась она.

Я намерено проигнорировала ее замечания, продолжая гнуть свою линию:

– Ты правильно сделала, что поступила в колледж, здесь тебе будет хорошо, я уверена, не переживай. Ты увидишь сколько хороших людей вокруг.

– А т-ты откуда з-знаешь, как-кие здесь л-люди? Т-ты разве д-давно здесь? – уже почти без враждебности и с искренним любопытством спросила Маша.

– Нет, я тут пять дней всего, но это не детский дом, здесь гораздо лучше.

– Т-ты из д-детского д-дома?! – с удивлением и тревогой, сказала Маша.

Я рассказала ей немного о своей прежней жизни. У нее начала появляться ко мне симпатия, рассказ о детском доме произвел на нее сильное впечатление. Я подбирала слова так, чтобы максимально затронуть ее душу, чтобы нам стало легче общаться и делить быт. Она задавала вопросы, но о себе не хотела ничего рассказывать, да и мне это было не нужно, я и так все знала. В Маше содержалась энергия, которая могла позволить ей достичь небывалых высот и в то же время упасть на самое дно. Это едва уловимое качество, свойство делало ее очень сильной личностью, но в то же время могло выйти из-под контроля и навредить.

Я не могла объяснить, в чем конкретно это выражалось, она могла стать очень преданным другом или заклятым врагом, добродетельным человеком или совершенно безнравственным. Вот такая двойственность спала где-то глубоко внутри Маши, она сама только начинала открывать себя, искать свой путь, ставить цели перед собой. И пока ее представления и жизненный опыт держали закрытым этот ее внутренний ящик Пандоры.