Евгения Пушкина - Прозрачный

Слухи о местной мессии стали таять, сначала превратились в нечто гневное, мол, шарлатанка, обманщица, потом тихо рассеялись. Я никогда не брала ничего от людей, которые ко мне обращались. Люди часто хотели как-то поблагодарить и оставить деньги или подарки, но я не брала, возвращала назад или просила оставить детскому дому, мне ничего не нужно было. Я не знала, что делать с материальными вещами.

Говорили, что я была очень красивая. Выше среднего роста, что у меня длинные тонкие пальцы, аристократические пропорции тела, светлая кожа, большие выразительные серо-голубые глаза, русые, немного волнистые волосы. Если бы я была обычной девочкой, то пользовалась огромной популярностью среди детей, мальчики бы мне прохода не давали. Но я была слишком другой, чтобы иметь возможность вовлекаться в простые человеческие отношения. Я даже никогда не задумывалась о том, что люди испытывают потребность кому-то нравиться, кого-то любить. Я видела это все в них, в их мыслях, но я сама никогда не хотела примерить эти мысли на себя, это все было в стороне от меня.

Вот так я росла, и к девятому классу у меня начались проблемы со сном. Я как раз готовилась к поступлению в колледж, к основательным переменам в своей жизни. Кошмары продолжали меня посещать, как бы я ни старалась это скрывать от Нины Ивановны, та понимала, что со мной что-то происходит, она видела мои испуганные глаза и бледное лицо. И теперь даже она совсем не знала, как мне помочь.

Все начинало развиваться по знакомому сценарию. Я пробудился ото сна, если так можно назвать сумбурное восприятие мельтешащих образов, мучивших меня всю ночь. Звук будильника вызвал неприятный судорожный спазм по всему организму. Я воспринимал себя как сосуд, наполненный водой, тяжелый и неуклюжий и, возможно, совершенно бесполезный в окружающей меня обстановке. Софа, комод, два шкафа, книги, занавески, я в этой комнате живу с самого рождения, и здесь почти ничего за это время не менялось, но какой чужой и далекой порой она мне кажется. Как будто это всего лишь копия моей настоящей родной комнаты, подозрительная, пугающая копия, повисшая в каком-то ином пространстве, из которого мне никак не выбраться.

Я потянулся и сел на постель, предметы испускали зловещее мерцание, создавая вокруг себя легкий желтоватый туман. Чувство тревоги прорывалось сквозь водянистую пелену моего просыпающегося организма. Было солнечное утро, комната заливалась светлым ярким сиянием. Но что-то было не так, все вещи на своих местах, стопки книг на полу, посуда на полках буфета, одежда на стуле, погожее утро. Где-то за окном чирикали осенние птицы, где-то в параллельной вселенной было весело и радостно, но здесь была лишь проекция реального приятного начала дня, лишь сценические декорации с солнечными бликами и пением птичек.

Я знал, что для меня ничего хорошего этот день не предвещал. Мама уже ушла, если бы она была дома и разбудила меня с собой на работу, может, все и обошлось бы. Я пошел на кухню, услышал тихое бормотание из радиоточки. Выключил звук, поставил на плиту чайник, там было совсем мало воды, но мне не хотелось доливать еще – из крана шла ржавая вода.

Таблетки кончились, забыл напомнить маме, чтобы достала еще. Самое трудное – пережить первый день, потом постепенно привыкаешь, и остальные две недели проходят не так мучительно, хотя это только так кажется со стороны. Обычно я принимал таблетку в первый день, и она притупляла восприятие, я ходил очень рассеянным и вялым, но зато почти не обращал внимания на происходящее вокруг, мне было не важно, что я вижу и слышу. Средство это не лучшим образом сказывалось на здоровье и сообразительности, поэтому я приучил себя принимать не больше таблетки за один период приступа. Да и достать их было непросто без специальных рецептов, мама как-то ухищрялась получать их через знакомых фармацевтов. Благо эти люди были надежными и не задавали лишних вопросов. Итак, таблетки, кончились, значит, будет трудно.

Чайник надрывался на плите, я понял, что сижу неподвижно и пялюсь в пустой пузырек уже достаточно времени, чтобы вода выкипела почти полностью. Страх подступил к горлу, пульс участился, времени подготовиться к очередной битве не оставалось. Я уже заметил, как плывет под ногами пол, как он постепенно превращается в белые волокна, напоминающие вату. Потом пол запузырился и начал бурлить, как вода в чайнике, который я так и не выключил. Мебель дрожала и плавилась, постепенно превращаясь в пар. В следующую секунду я осознал, что уже стою рядом с плитой и смотрю в чайник, из которого валит пар. Я закрыл глаза, выключил плиту, переместил чайник в мойку и сел на пол, чтобы ощущать твердую поверхность под своим телом.

Я старался не открывать глаза и держаться за ножки кухонного стола, это помогало не терять ощущение реальности. Просидев так несколько минут, я открыл глаза, вокруг все заливалось сиянием, предметы едва просматривались, как в предобморочном состоянии.

Схватка с реальностью начиналась. Мои уши уловили тихий шум, как будто бы где-то далеко обо что-то ударялись металлические ведра или тазы. Через какое-то время я понял, что это звонит телефон, всего лишь телефон. Наверное, мама или с работы. Звонок теперь уже пронзительно разрывал тишину, настаивая на том, чтобы я взял трубку.

Я аккуратно встал с пола, голова немного кружилась, ноги не совсем слушались, белый морок весело танцевал перед глазами, я мог в деталях рассмотреть каждую его частицу, это была всего лишь пыль, поднятая моими движениями с пола. Откуда дома столько пыли? Я, медленно цепляясь за стену, зашагал к телефону, дверь из кухни вела сразу в прихожую, слева стояла тумба со звонящим аппаратом. Я снял трубку, она была холодной и скользкой, в глаза мне врезались отверстия микрофона, на мгновение мне показалось, что я вижу сквозь них все его устройство, цвет мембраны, проводков, каждый элемент простой схемы.

Я еще не успел сказать «алло», в трубке был привычный сигнал отсутствия соединения – непрерывный гудок. Телефон не звонил. В следующее мгновение я понял, что стою в кромешной тьме, хотя только что было ясное утро, заливающее всю квартиру солнечным светом. Какой-то мусор захрустел у меня под ногами, когда я попытался сделать шаг назад. Трубка до сих пор была в моей руке, хотя не мог ее видеть, нащупав провод, я попытался проследить, куда он ведет. Мои глаза начали привыкать, и я стал немного различать обстановку вокруг. Помещение напоминало заброшенное после строительства здание – на полу что-то вроде строительного мусора, голые стены, пустые проемы дверей. Провод от трубки тянулся в один из таких проемов.