Надежда Ясинская - ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 4

– Нужно было самой!

Под колготками виднелись простенькие трусы, бежевые, в мелкие цветочки; одна половинка трусов сдвинулась, застряла меж ягодиц.

Сами колготки были на нее чуть маловаты, сантиметра на три провисали в промежности.

«Вот как выглядят чужие жены под юбкой…».

Я решительно ухватился за поясок колгот.

– Сама! – возразила Аня и принялась правой рукой – левой держалась за спинку кресла – спускать колготки.

– Вместе с трусами. До колен!

Она заторопилась, но все равно выходило медленно. По чуть-чуть показалась попка в мелких прыщиках, а между ягодицами – коричневый бублик ануса с небольшим пупырышком нарождавшегося геморроя. Затем розовые губы ее тайны, покрытые по краям каштановыми волосками. Я почему-то знал, что именно такого цвета волосы у нее ТАМ.

***

Ждать больше я не мог. Ухватил колготки за пояс, одним махом сдернул на бедра.

Аня опять взвизгнула, выгнула спину, но я не обращал внимания.

Протянул руку, охватил ладонью ее открытую тайну, чуть потискал. Она была горячая, влажная и липкая.

Аня явно не была готова к ТАКОМУ развитию наших отношений. На ней были несвежие трусы, и она пахла.

***

Я поиграл с ее бархатной промежностью, хлопнул по ягодице и принялся расстегивать брюки. Щелкнула пряжка.

– Вы меня сейчас будете… это? – обреченно спросила Аня.

Она вывернула голову, стараясь увидеть, что происходит сзади.

– Буду! – честно признался я, задыхаясь от нахлынувшего желания.

– Не надо! Вы же говорили, что лишь потрогаете.

Я ничего не ответил. Что я мог ответить?

«Можно подумать, она не понимала, что ее ждет?..».

Я расстегнул брюки, высвободил на свет полумертвого приапа, который за два часа общения с девушкой многократно наливался и опадал; как результат – заснул летаргическим сном.

Наша прелюдия безнадежно затянулась, подарив мне десяток полюционных микрооргазмов. Зато теперь…

«Соблазнитель, блин!».

Я взял безжизненное щупальце у основания, помотал, хлопнул несколько раз об Анино молочное бедро. Признаков жизни щупальце не подавало.

Зато всхлипнула Аня.

– Не кончайте в меня… – пискнула в нос. – У меня, как раз, овуляция.

– Ты чего плачешь? – спросил я, перестав теребить мертвеца. Толку все равно не было.

Аня разогнулась. Стоя коленями в кресле, вполоборота обернулась ко мне: несчастная и растерянная. На ресницах блестели слезы.

Взгляд мой нечаянно скользнул вниз: Анин лобок был покрыт пышными каштановыми кудряшками.

Заметив мой взгляд, она одернула блузку, смущенно прикрыла тайну и, уже не сдерживаясь, дала волю слезам.

Вышло очень натурально. Возможно она, и в правду, страдала.

– По-че-му ты плачешь? – Это было невыносимо! Я чувствовал себя последним мерзавцем!

– Сейчас я изменяю м-мужу, – она зарыдала сильнее. – А я никогда…

Она забрала руки с лобка и прикрыла глаза.

***

Я уставился на плачущую Аню. Обливаясь слезами, всхлипывая и шмыгая носом, она, в один миг, из объекта вожделения превратилась в сестру, и даже дочку, в несчастную обиженную девушку, которая страдает.

– Ладно, – сказал я. – Одевайся… Одевайтесь.

– А-а работа? – икнула Аня, утирая красный нос.

– Будет вам работа. Вы же написали заявление.

– Ну, да…

Девушка мигом престала плакать, стала на пол. Одним движением натянула трусы с колготками. Расправила.

«Неужели она думала, что я помешаю ей выйти на работу, если…».

Я устало сел в освободившееся кресло, которое еще совсем недавно обещало стать местом наслаждения, а сейчас было обычным потрепанным креслом.

«И местом незавершенного гештальта… И будет об этом напоминать, черт бы его побрал!».

***

Анна же тем временем надела туфельки, поправила перед зеркалом прическу, накрасила помадой губы, попудрила носик.

Где и делась та испуганная девчонка, которая плакала над возможной изменой? Передо мною стояла деловая женщина, которая, умело играя, добилась своего.

– Надеюсь, я вас удовлетворила? – спросила Аня, когда все было собрано и приведено в надлежащий порядок. – И мы с вами в расчете. И вы больше НИКОГДА не предложите мне ЭТИМ заниматься. И НИКОМУ не скажете. Потому… потому что, если об этом узнает муж! Вы представляете, что с вами будет? А не узнает – не заподозрит. И никому не будет плохо. Вы понимаете?

Я молча кивнул. Аня одела куртку. Застегнула.

Это казалось удивительным, но я больше ее не хотел.

***

– Еще раз повторяю: об ЭТОМ никто не должен знать, – она посмотрела на меня серьезными глазами. – Откройте!

– Конечно… – я поднялся с кресла, подошел к двери, отщелкнул замок. – Буду молчать. Обещаю. По-другому и быть не может. Честь женщины…

– Вы – негодяй! Я никогда не могла о вас ТАКОГО подумать.

– Во-первых – я по-любви. Вы мне очень-очень нравитесь… нравились. А, во-вторых – почему вы сразу меня не оттолкнули? Я бы НИ ЗА ЧТО!

– Не знаю. Я не хотела вас обидеть. Я же не думала, что до ЭТОГО дойдет… И… – она запнулась, – я не хочу, чтобы в новом коллективе знали о наших, гм… отношениях. Мы просто коллеги. Вернее – вы мой непосредственный начальник. Так же?

Я кивнул.

– Начальником и оставайтесь. Вы понимаете?

– От меня, во всяком случае, никто-ничего-никогда не узнает.

Глава шестая

Ретроспектива: 2008 год, Киев

(продолжение)

***

Анна ушла. Я чувствовал себя сволочью.

После того позорного свидания, опасаясь встретиться с нею в общем коридоре «гостинки», я боялся лишний раз выйти из квартиры. Тем более с опаскою ждал появление Ани в школе, где буду ее начальником.

Однако мои страхи оказались напрасны. Дома она здоровалась со мною холодно; как всегда – не смотрела в глаза и уходила от разговора. Так же и на работе.

***

Анна Васильевна пришла в школу через неделю – пятнадцатого октября. Представленная директором на педсовете, она сразу же кинулась в работу, взвалив на себя классное руководство, и внеклассное, и кружок кройки и шитья для старшеклассниц, и литературную студию.

Ею не могли нарадоваться, а директор даже поблагодарил меня, что я смог отыскать для школы такое сокровище.

Со мною же на работе Анна Васильевна поводилась корректно и холодно, как со строгим нелюбимым начальником.

Она никогда не заходила ко мне в кабинет сама, отмалчивалась при общем разговоре, а когда я задавал ей вопрос – вежливо и четко отвечала. Но ни слова на посторонние темы.

Я тоже, памятуя обещание, никак не проявлял своих чувств. Даже, возможно, был излишне придирчив и строг с Анной Васильевной, чем вызывал легкое недоумение коллег, привыкших к моей деликатности.

В глазах окружения мы были совершенно чужими людьми без намека на общее прошлое.