Людмила Рыжова - Туман

За окном уже давно опустились сумерки раннего осеннего вечера. По стеклам застучал невидимый мелкий дождь. И хотя, находясь в доме у теплой печки, было не понять, какой это дождь, душа ощущала его колкость и промозглую холодность. Оттого печка стала еще родней, укутывая своим теплом одинокого немолодого человека.

Паучок оставил свою паутину, пролез сквозь щель в окне вовнутрь дома, по ниточке-паутинке спустился на подоконник и забился в темный угол, отдаваясь той томной дреме, которая окутывает почти всех обитателей леса поздней осенью.

«Старик» сидел, опершись на руки за столом и смотрел куда-то в темноту, которая притаилась в дальнем углу комнаты. Он так часто сидел, смотря невидящими глазами и мыслями улетая в «старый» для Него мир, который остался в Его прошлом, но который Он не мог разглядеть, как ни напрягал свои глаза и память. Все представлялось в густом тумане. И, казалось, и голоса были слышны, и были они знакомы и родны, и мелькали силуэты разных людей, от которых тоже веяло теплотой родства, но ни один образ, ни один звук так и не выплыл из белой пелены и не стал сколько-нибудь четким и разгаданным. Но Он чувствовал, что это не просто фантазия, не просто сны наяву, – это в жизни Его было! И оттого сидел Он вот так часто, вглядываясь в этот ненавистный туман, пытаясь мысленно разогнать его, смахнуть с манящей картинки, чтобы придать ей цвета и красок.

Сколько времени он так просидел, Он не знал. Он никогда не замечал проходящего в такие моменты, времени.

За окном была все та же мгла. И непонятно было, был ли то еще вечер, или уже наступила ночь. Часов в Его доме не было. Хотя они Ему были и не к чему.

Он встрепенулся, как ото сна, вспомнив про грибы. Отворил заслонку. Угли в печи уже потухали. Грибы утомились, стали мягкими и пахли ароматным запахом печного дыма. Он их выложил в миску и, не дожидаясь, пока они остынут, стал жадно, обжигаясь, есть. Ему хотелось все больше и больше тепла: тепла изнутри. Как будто оно могло Его согреть и прояснить Его мысли и воспоминания. Грибы были несолеными, но печной аромат делал их достаточно вкусными. К тому же, он давно все ел без соли, которую раздобыть без денег было негде. В нескольких километрах был небольшой поселок, но Он туда не ходил. Да и зачем? Пополнить запасы продуктов в тамошнем магазине Ему было не за что. А попрошайничать у людей Он не желал. Да и не хотел Он, чтобы кто-то знал о том, где Он живет, о том, что Он вообще есть на этом свете. Была в Его голове какая-то невыясненность по поводу Его прошлого. И Он был уверен, что надо сначала самому во всем разобраться, самому понять, кто Он?

Горячие грибы немного согрели его изнутри… Он плотно закрыл заслонку, чтобы теплота печки подольше осталась в комнате, потушил лампу и ушел за полинялую шторку, натянутую на засиженную мухами веревке. Дом погрузился в темноту. Лишь мерцала тусклым светом печь, еще хранящая в себе уютную теплоту.

Дождь давно закончился. Лишь тихо шуршал слабый ветерок, перегоняя мокрую опавшую листву и срывая с деревьев остатки их некогда богатого летнего убранства.

Глава 5

– Гипосенсибилизирующие препараты отменяю, седативные и вегетотропные – продолжаем. Соблюдение пастельного режима даже не подлежит обсуждению…

– Да какое уж тут обсуждение? Он и не вставал никогда. Спит все время…

–Потому и не подлежит! – Олег Васильевич посмотрел на медсестру многозначительно. Он часто ставил в пример другим ум и исполнительность Натальи Сергеевны. Но природная сдержанность и чувство собственного достоинства, которое, впрочем, порой распирало сознание этого доктора до невероятных размеров, не позволяли, зачастую, сказать прямо, что он полностью согласен со своей медсестрой, а иногда даже прислушивается к ее советам. Потому и взгляд его сейчас был многозначительным: с одной стороны он соглашался с ней, а с другой -подчеркивал, что врач здесь ОН!

–Ничего, скоро восстановится,– сказал он, помедлив, уже более мягким тоном, в котором человек, хорошо знавший Олега Васильевича, мог уловить скрытые нотки извинения. А Наталья Сергеевна знала доктора уже далеко не первый год, проработав с ним рядом еще с того далекого времени, когда он молодым, но уже амбициозным юнцом пришел работать в эту больницу. – Ни субдуральной гематомы, ни субарахноидального кровоизлияния нет. Скоро бегать будет, – на последней фразе он по-доброму усмехнулся. – Вот только обработайте его губы кремом. Сухие совсем, полопались. Вон уже и кровь проступает…

–Да далеко со сломанными ребрами не убежишь, – улыбнулась медсестра. – А губы обрабатываю. Он, когда в себя приходил, вытереть их пытался. Простыни запачкал. Испугал меня: думала, откуда кровь, а это отпечаток с его пальцев…

–Да…. – засмеялся Олег Васильевич. – Не завидую я владельцу той машины, которая его сбила. Помял наш подопечный ее, наверняка, основательно. Кости крепкие, хорошие… Такие можно сломать только с большим ущербом для машины! – на этот раз доктор широко улыбнулся и подмигнул Наталье Сергеевне. –Ну, да ладно… Пойдемте в следующую палату.

Олег Васильевич уверенной походкой направился к двери, всем своим видом дав понять, что осмотр завершен. Наталья Сергеевна же суетливо поправила одеяло на больном и поспешила за доктором. Когда дверь за ними закрылась, и шаги поглотила соседняя палата, на лоб нашего больного приземлилась невесть откуда взявшаяся муха. Она по- хозяйски обошла лоб по периметру, остановилась у небольшой выпуклой родинки и, как бы облокотившись на нее, подняла передние лапки и стала с усердием начищать свой хоботок. Потом она перешла к брюшку, покончив с которым, стала, быстро шевеля тонкими лапками-ниточками, расправлять крылышки. Закончив с процедурой прихорашивания, она еще немного посидела, взмахнула приведенными в порядок крыльями и, описав значительный круг по палате, приземлилась на руку больного. Щекоча его лапками, она стала переползать с одного пальца на другой. Обогнув их таким образом все, она начала свой обратный путь, но завершить его не успела. Больной дернул рукой. Муха, обиженно зажужжав, поднялась в воздух, еще какое-то время покружила над рукой на почтительном расстоянии и, наконец, растаяла так же неожиданно в пространстве палаты, как и появилась накануне.

Больной открыл глаза. Увидел знакомый уже потолок с разводами. На этот раз пятна не расплывались…Он попытался повернуть голову, но, памятуя о том, какая боль прорезала его мозг прошлый раз, сделал это с крайней осторожностью. Его взору предстала небольшая палата, явно давно не видевшая ремонта. Стены были выкрашены нежно голубой краской, которая, впрочем, со временем выгорела на солнце и стала почти белой. На полу лежал полинялый, но еще крепкий линолеум. Рядом с кроватью была небольшая тумбочка, на которой стоял стакан воды и лежал крем с незатейливым названием «Детский». Он вдруг явно ощутил, как хочет пить. Потом вспомнил, что тоже желание испытывал, когда приходил в себя прошлый раз. Потом в памяти всплыла теплая струйка, стекающая по подбородку. Рефлекторно он посмотрел на пальцы, ожидая увидеть на них алые следы, оставленные накануне. Но подушечки пальцев были чистыми. Губы при этом ощущали некое сухость и жжение, и оттого возникало невольное желание намазать их чем-то жирным. Хотя, даже не намазать. Хотелось шлепнуть на них какую-нибудь тряпку, пропитанную жирной влагой, и чтоб прямо влага эта стекала по губам и живительным нектаром попадала в измученный от жажды рот… В голове коряво сложилась картинка: на тумбочке стакан воды и тюбик с кремом. Вот он, живительный нектар для измученного организма! Он хотел приподняться на локте, чтобы повернуться к прикроватной тумбочке, дернул рукой, тут же почувствовал укол в районе внутреннего сгиба локтя, и в этот момент рядом с кроватью повис полупрозрачный шланг от капельницы, тихо хлестнув по ее спинке. Но все эти ощущения и наблюдения моментально перебила острая боль в грудной клетке. Он невольно вскрикнул, упал на спину, так и не сумев подняться. Боль почти сразу притупилась, но не ушла, а противно и тревожно заныла. По телу разлилась слабость, голова снова закружилась. Из уголка рта выскользнула и медленно побежала знакомая тонкая теплая струйка.