Евгения Багмуцкая - Давай не будем уходить

– Молодец, Серега, хорошая история, – саркастично произнес приятель. – А девушке своей ты это тоже рассказываешь?

Сергей пустился в пространные объяснения.

«Окей, – подумала я, – в принципе, можно было выкинуть его из головы уже на фразе о том, что девушка должна быть нежной и покорной».

С каждым словом, которое произносил Сергей, моя первоначальная симпатия к нему таяла, мало-помалу улетучивалась, и это обстоятельство умаляло его в моих глазах. Я по-прежнему видела, что у него полные, чувственные губы, которые наверняка после поцелуя не оставляют мокрых следов (не то что губы моего предыдущего ухажера). Мне по-прежнему хотелось провести рукой по его лицу, по короткой царапающей щетине. И я была абсолютно уверена: его руки умеют нечто такое, чего я пока не знаю, не видела, не чувствовала и даже не догадывалась, что такое может быть. Но все, что стояло за этой физической привлекательностью – его высказывания, его ухмылки, его рассуждения о женщинах, – все это никак не вписывалось в картину моего подросткового идеалистичного представления о мужчинах. И не оставляло мне ни единого шанса отчаянно и пылко влюбиться. А мне вдруг так захотелось влюбиться в кого-нибудь, как никогда прежде. В том числе и затем, чтобы не быть настолько влюбленной в Тину.

Мы разошлись под утро субботы, и, к счастью, я могла спать хоть до самого обеда. Дома я забралась в постель, зарылась с головой под одеяло, закрыла глаза и снова увидела его лицо – лицо, за которым таилось то, о чем я еще ничего не знала. Я лишь увидела, как он зашел в бар и посмотрел на меня, словно после этого обязательно может случиться что-то главное. А оно – нет. «Оно не может случиться», – подумала я. И спокойно, безо всякого волнения, а с легким разочарованием я провалилась в сон.

Я была уверена, что у этой истории не будет продолжения. Но в субботу вечером он нашел меня на Facebook среди друзей Тины и написал. С экрана на меня смотрело его улыбающееся лицо, рядом с которым я заметила прядь длинных светлых волос. Словно кто-то очень тесно прижимается к его плечу, обнимает его, возможно, даже держит за руку. Для того чтобы потом он обрезал его (нет, ее, конечно же, ее!) и использовал часть фотографии для аватарки.

Я почувствовала, что страшно волнуюсь: оттого ли, что он мне понравился, или оттого, что вызвал противоречивые чувства, или потому, что кто-то вообще проявил ко мне настолько явный интерес. Возможно, это все влияние Тины: рядом с ней я стала интереснее другим, но в первую очередь – самой себе. Мне казалось, что она своей яркостью вовсе не затемняла меня, а, наоборот, освещала. Словно я попадала в поле, озаряемое ее светом, иначе как это объяснить?

Сергей написал мне что-то совершенно обычное, не слишком остроумное из разряда «привет, как дела, рад был познакомиться, хороший был вечер». Понятно было, что он хотел продолжения, а для этого нужен был контакт, шаг навстречу с моей стороны, какое-то мое согласие, намек, проявление намерения. Но я не умела всего этого выражать и не знала, как играют во все эти амурные игры, поэтому выбрала самый простой путь, который выбирала всегда, когда не знала, как себя повести: просто говорить то, что думаю.

«Привет, – ответила я, – давай увидимся».

Даже через экран ноутбука я почувствовала, что застала его врасплох. Еще бы, ведь я пропустила этап первого волнительного флирта, который так нравится мужчинам. Испортила томительное предвкушение момента. Нарушила правила, о которых он твердил нам весь тот вечер: женщина не должна проявлять инициативу – только покорность, не должна заявлять прямо о своих желаниях – только намекать, должна быть недоступной.

Вся эта ведическая чушь мне совершенно не подходила. Я не умела быть такой и не собиралась таковой становиться. Мне хотелось его увидеть. Возможно, чтобы понять окончательно – нравится он мне или неприятен. А может, и то и другое одновременно.

Он не отвечал несколько минут. Я сходила на кухню, приготовила чай, вернулась в комнату, поставила чашку на стол, выдохнула и снова открыла ноутбук. И тут же увидела его сообщение.

Сергей: Конечно, с радостью. Через час – на площади Поэзии. Устроит?

Я: Устроит.

Я закрыла ноутбук и испугалась собственной смелости.

С того дня как у меня появилась Тина, в моей жизни появились и мужчины. То есть не столько в моей личной жизни, сколько в моем окружении. И это были не надоевшие за годы одноклассники, в лице которых ищешь хотя бы намек на возможность романтического увлечения, а видишь перхоть на плечах школьного пиджака, прыщи, нескладные фигуры и неприятный запах изо рта.

Те мужчины, с которыми была знакома Тина, совсем из другого мира. Они были хорошо одеты, уверены в себе, знали, о чем говорят, или хотя бы делали вид, что знают. Слушая их, глядя на них, я училась улыбаться тогда, когда они этого от меня ожидали, хмуриться, когда это должно было застать их врасплох.

Я научилась задавать правильные вопросы, отвечая на которые они все больше и больше говорили о себе, позволяя мне и дальше отмалчиваться. Я научилась поддерживать вежливые беседы ни о чем и обо всем на свете, даже если совершенно не понимала, о чем речь. Но я вовсе не собиралась учиться быть милой или покорной, я просто научилась создавать иллюзию приятного общения: ты киваешь в нужный момент, улыбаешься, поддакиваешь, подбрасываешь дров в огонь разговора, вовремя уходишь, заполняешь неловкие паузы вопросами-мостиками и так далее. Это напоминает работу ведущего дебатов. Как человек, который годами учился улавливать эмоции и настроения людей, от которых зависим, я мастерски овладела этим искусством.

Я стала опытным морячком, но один на один я не оставалась ни с кем из них. И, боюсь, никто из них не проявлял такого желания. Самые близкие друзья Тины обнимали меня при встрече и спрашивали, как дела в универе, другие обходились вежливым приветствием и просто были ко мне внимательны. Иногда, нечасто, мне казалось, что кто-то проявляет ко мне чуть больше интереса, чем обычно: сокращалось расстояние между нами, истории были адресованы будто бы только мне, и даже иногда звучало что-то лестное о моей прическе, платье или украшении. Но я так тушевалась в такие моменты, что, кажется, быстро теряла натренированное обаяние и становилась обычной, зажатой и неуверенной особой, так что дальше мелких попыток сблизиться дело никогда не шло.

А тут вдруг я сама спровоцировала интерес, сама позволила знакомству продолжиться, ответив на сообщение, и первая предложила встретиться наедине. Без Тины, без спасительного шумного окружения, отрезав пути к отступлению. Да, я пришла в отчаяние.

Ровно через час мы встретились на площади Поэзии. Карикатурная, нелепая и пошлая сцена: он – у памятника с букетом тюльпанов и я – слишком разодетая, слишком тщательно причесанная и основательнее, чем обычно, накрашенная. Почему мы оба делаем вид, что это свидание, когда у него есть девушка, а я не уверена, что он мне нравится? С такими мыслями я шла к нему навстречу, и с каждым шагом желание развернуться и убежать усиливалось. Но я продолжала идти, как продолжает идти до края доски прыгун в воду: знает же, что придется прыгнуть, да и, возможно, не очень-то хочет это делать, но уже вышел на трамплин в этой своей нелепой шапочке и плавках, да и зрители смотрят – вернуться неудобно.