Владимир Стрельцов - Низвергая сильных и вознося смиренных. Kyrie Eleison

– Для вас большой риск покидать пределы Города Льва. Тем более что не до конца побеждена отрава в вашем теле.

– Я должен буду это сделать, чтобы лично дать указание страже пропустить вас через городские ворота. Иначе мне опять же придётся запрашивать разрешение милиции, и вся затея потеряет смысл.

– Согласен.

– У вас будет целая ночь, чтобы взять любовников в их постели. Мне безразлична судьба Льва, а также младшей Теодоры, они нам не опасны, и я не вижу смысла лишний раз проливать христианскую кровь. Но с ней, с ней я разрешаю вам всё, и ваш грех охотно приму на свою душу. Однако умоляю вас, сколь бы ни было велико искушение, не дайте похоти возобладать над вами, вы дадите этой женщине шанс на спасение.

– Уверяю вас, брат, что я сделаю всё, что в моих силах, и за каждую каплю яда, введённую в вас, она заплатит целым ксестом 2 2 Ксест – римская и византийская мера объёма, равна примерно 0,5 литра. своей грязной крови.

– Боюсь, что крови у неё тогда не хватит, – грустно усмехнулся понтифик и зашёлся в новом неудержимом приступе кашля.

Спустя неделю после разговора двух братьев Тоссиньяно, прекрасным майским днём, клонящимся к закату, когда жар солнца стал постепенно ослабевать, а оркестр цикад, напротив, начинал набирать свою силу, возле ворот роскошного авентинского особняка остановились пять всадников. Стража после непродолжительной заминки открыла ворота, и небольшой отряд неторопливо въехал в пределы резиденции Теофилактов. Первый всадник спешился, отдав свою лошадь мажордому дворца, и поспешил к парадной дома, где его объятиями и поцелуями встретила миловидная хозяйка.

– Ах, сестрица, я так заждалась тебя! Если бы ты знала, в каком страхе я проводила все эти дни, пока ты была в Тоскане.

– Твои волнения были напрасными, наши враги не имеют желания вредить тебе, но планировали использовать тебя в своих целях.

– Пусть так, но мне намного легче, когда ты рядом со мной.

– Скажи, ты распорядилась насчёт сегодняшнего вечера?

– Да, приглашены музыканты и жонглёры, закуплены лучшие вина. Но что за гостей ты сегодня ждёшь?

– Тех, которых я заждалась уже лет пятнадцать.

– С тобой, я вижу, священник Лев.

– Он нужен мне. Прошу вас всех, в том числе и тебя, моя сестра, повиноваться мне в точности.

Теодора поклонилась. Мароция скинула свой плащ, под которым обнаружилась кольчуга с притороченным к поясу гладиусом. Теодора, увидев кинжал, покачала головой.

– Неужели всё так серьёзно?

– Все более чем серьёзно. Все приличия отброшены в сторону, предстоит решающая схватка, и, видит небо, я приветствую её!

За пределами комнаты, в которой разговаривали сёстры, раздался не то стук, не то чьё-то настойчивое царапанье двери. Мароция открыла дверь. За ней показался её слуга Фабиан.

– Ваша милость, он отправил человека в Рим.

– Ты видел это сам?

– Как вижу вас сейчас, ваша милость.

Мароция на мгновение задумалась.

– Хорошо, пригласи ко мне препозита Даниила, а также священника Льва, который дожидается меня в гостевой. И сам приходи сюда.

Спустя пару минут в комнату к сёстрам вошли мажордом и священник. Мароция первым делом подошла к Даниилу.

– Я не буду терять на тебя время и силы, объясняя вину твою. Ты сделал свой выбор сам. В подвал его! – дала она указания слугам.

Несчастный мажордом даже не успел удивиться и опротестовать решение своей госпожи, как проворные слуги подхватили его за руки и унесли прочь.

– С этой минуты ты препозит сего дома, Фабиан. – Мароция подошла к своему верному слуге. – Будь достоин возложенной на тебя миссии, уже сегодня тебе предстоит непростое испытание.

Фабиан пал ниц.

– Прежде всего, проследи, чтобы никто – слышишь, никто! – не покинул пределы нашего дома ранее следующего полудня. Ни болезни, ни смерти родственников не могут являться уважительными причинами, таких причин не должно быть вовсе. Докладывай мне о подобных просьбах, но не выпускай никого, с просившими в сей день мы потом разберёмся отдельно. Далее, вооружи слуг. Сколько у нас наберётся людей, способных поднять меч или копьё?

– Человек тридцать, ваша милость.

– Пусть так. Музыканты будут играть всю ночь, так надо. Поэтому пусть люди не доверяют своим ушам, а доверяют глазам. И никакого крепкого вина. От этого зависит моя и ваша жизнь, моё и твоё завтрашнее благополучие.

– Всё будет исполнено, ваша милость, – Фабиан поклонился и удалился исполнять поручения.

Мароция повернулась ко Льву.

– Милый мой друг, прошу вас немедля одеться в мирское и выехать к Фламиниевым воротам с моим письмом к римской милиции. Как только стемнеет, вы должны обеспечить проход через ворота войска моего супруга, графа Гвидо. До начала штурма обеспечьте ему и его людям стоянку возле греческой церкви Девы Марии, овраг Большого цирка послужит им надёжным укрытием.

– Вот как! – воскликнула Теодора.

– Неужели ты думаешь, сестра моя, что я решила стать добровольной жертвой наших равеннских братцев? Разумеется, мой муж подле меня, и тот, кто мыслил себя охотником, устраивающим силки, сегодня сам попадёт в западню. Прошу же вас, ваше преподобие, преисполниться смелостью и решительностью, сегодня решится не только моя участь, но и ваша.

Лев так же, как и слуга, поклонился с подобострастием и удалился.

– Жаль, я думала, сегодня будет весёлый вечер, – заметила со вздохом Теодора.

– Вечер сегодня будет веселее многих прочих, – ответила Мароция, – вам же, сестра, я советую привести себя в порядок. Ваш будущий муж должен хотеть не только императорскую корону, но и вас саму. Вы же всю себя извели угрызениями совести, вином и связями с собственными слугами.

– Если бы ты знала, Мароция! Мне каждую ночь снится наша мать!

– Прошлого не вернуть, Теодора. Ни ты, ни я не хотели подобного исхода, но лукавый в обличье старца с тиарой отвёл нам глаза наши. И теперь нам нужно довести начатое до конца и покончить с Тоссиньяно раз и навсегда.

Она позволила себе улыбнуться сестре.

– Я думаю, пара кубков вина нам обеим не повредит. Надо же как-то скоротать время. Зови музыкантов, пусть начинают! Любой проходящий возле нашего дома должен быть уверен в том, что у нас сегодня праздник.

Теодора распорядилась, и вскоре пространство дома Теофилактов наполнили звуки своеобразной музыки десятого века. Сёстры сидели друг напротив друга и медленно тянули вино, практически не поддерживая разговор. В какой-то момент в дверях вновь показался Фабиан.

– Из Рима вернулся слуга, посланный Даниилом, – сообщил он.