Глеб Карпинский - Домик могильщика на улице Сен-Венсан, или Парижский шоколад бывает горьким

– Нет, – чиркнул спичкой Базиль и затянулся.

Ему не то что было плевать на то, что вокруг происходит, просто курить хочется. Ну, уж окурок он бросит мимо урны. Зачем тогда государство содержит этих коротышек с метлами?

– Ну как же? – и, подняв облако листьев, Люсьен попробовал вновь подобраться ближе.

Бесполезно. Базиль прозорлив. Даже воробьи знают, что папаша Люсьен орудует метлой, как шаолиньский монах.

– Около пяти утра, в коммуне Амбер в департаменте Пюи-де-Дом стреляли в жандарма, – продолжал дворник подкрадываться. Базиль сделал вид, что с трудом припоминает, о чем речь.

– Говоришь, в Амбере? А кто стрелял?

– Да, ты его хорошо знаешь! Тебе напомнить, дружок? Она за рулем, вся такая нарядная и счастливая, а он шлет щедро всем воздушные поцелуи, – в голосе карлика появились издевательские нотки. Он даже стал посмеиваться в кулак. – Ну, Жульен. Танцмейстер, с которым укатила твоя ненаглядная в Ниццу. А ты весь в пене бежишь за ними, как оставленная собачонка. Все еще веришь в любовь. Хорошие времена были, месье, да?

Да, хорошие времена были, но при воспоминаниях о них можно поперхнуться дымом. Карлик мгновенно воспользовался замешательством и опасно близко взмахнул от дымящейся сигареты метлой. Промазал. Базиль – профессионал, нельзя пропускать удары ни при каких обстоятельствах.

– Жульен… – затянулся он вновь, дразня Люсьена своей показной беспечностью. – Что-то припоминаю. Это точно тот Жюльен, что танцует?

– Жульен, а кому еще быть. Я сто раз предупреждал, что шашни с танцмейстерами всегда плохо кончаются.

– Но что же случилось?

Опять этот вечный вопрос. Кругом, действительно, что-нибудь да случается.

– Обычный акт насилия со стороны мужчины в отношении женщины, которая совсем не умеет готовить, – снова хихикнул карлик.

– А если без шуток?

Папаша Люсьен вздохнул.

– Этой ночью они сильно шумели. Соседи вызвали жандармов, только их Жульен перепутал с пекинскими утками. Затем поджег дом. Спецоперация все еще продолжается. Непонятно, сбежал ли он или находится под завалами.

– А что с Камиллой?

– Она, слава богу, не пострадала, ждет тебя у подъезда, – и тут дворник, изловчившись, все-таки выбил сигарету Базиля и обрадованный такой редкой удачей, стал приговаривать. – Вот так-то, месье. Вот так-то.

Подходя к дому, Базиль сразу узнал ее со спины. Чтобы не случалось в ее жизни, она всегда держалась ровно, точно вместо позвоночника у нее был стальной стержень. Страховой агент заботливо покрыл ее обнаженные плечи лохмотьями кроличьей шубки. Они сидели на лавочки и жаловались друг другу. Базиль замедлил шаг, прислушиваясь к этой милой беседе, и у него заныло под ложечкой.

– Я хороший, – постукивал зубами от холода месье Кревер. – А вот Ваш бывший муж – отпетый садист. Как Вы могли жить с ним, мадам?

– О… Это был сущий кошмар! – грустно улыбалась Камилла. – К счастью, я быстро поняла, что он – медведь, который предпочитает впасть спячку, чем выполнять супружеский долг. Вы знаете, какая я была красивая в молодости, месье Кревер?

– Ну, что Вы, мадам! Вы и сейчас обворожительны!

– О нет… – даже встрепенулась она, будто обожглась о плечо сидящего рядом. – Все вы, мужчины – подхалимы… Давайте будем честны, месье Кревер…

– Я от чистого сердца, мадам. Я от чистого, – запротестовал страховой агент. – Ваша красота вне всяких сомнений…

– Увы, Вам меня не обмануть. С годами я стала слишком мудра, чтобы попадаться на такие уловки. Одно знаю. Ведь любые воспоминания, озарения, ощущения, именно они остаются всегда с нами, а красота увядает, как любой весенний цветок…

Кревер вздохнул понимающе.

– Но Ваша низкая самооценка меня все равно немного пугает.

– Она пугает не только Вас… Как только я вижу себя поутру в зеркале, у меня ноет в правом боку.

– О… Древние утверждали, что вся желчь сидит в печени. Я срочно рекомендую Вам застраховаться от цирроза на выгодных условиях.

На плечо страховщика вдруг опустилась волосатая лапища. Беседа мгновенно прервалась. Кревер скукожился в пиджачок, как улитка в раковину. Его хотелось выковырнуть оттуда, встряхнуть, а потом проглотить, но Базиль счел себя нужным остаться голодным.

– Иди погуляй, – сказал ему Базиль, и тот на цыпочках отошел в сторонку, посвистывая себе под нос какую-то дурацкую мелодию. У него неплохо получалось, просто соловей какой-то.

Камилла обернулась вполоборота, выдавила жалкую улыбку уголком губ. Ну и зрелище. Растрепанная челка, глаза и нос красные и припухшие, и эти рваные колготки. Юбка, видать, сгорела в огне, а на оголенных коленках какая-то живность. Совсем не та кошка, с которой Камилла сбежала от него в тот роковой день.

– Привет, – встрепенулась она, пытаясь выглядеть достойно.

Ему вдруг стало смешно видеть свою бывшую тут на лавочке в таком подавленном состоянии, в каких-то обносках. Предложить что ли жареных каштанов?

Он сразу забрал у нее кошку, которая замурлыкала, выпуская когти в тельняшку.

– Узнала, узнала, пушистая сучка! – захохотал он, трепля ее довольно грубо против шерсти. – И каково тебе жилось без меня? А? Новый хозяин, я смотрю, тебя не сильно баловал и решил сделать из тебя шашлычок напоследок?

– Слышал? – спросила женщина, печально вздохнув.

– Слышал.

– Все мои шмотки сгорели, документы, сумочка, я едва спасла нашу Пушинку.

– Что-то она не сильно похожа на нашу.

– Да, после кастрации все немного полнеют. Смотри, она не забыла тебя… – Камилла шмыгнула носом, выдавила из глаз слезинку. Довольно убедительно. – Мне некуда идти, Базиль, – добавила она вполне серьезно.

Его рука, было, дернулась, чтобы почесать подбородок. Он медлил. Камилла угадала, о чем он думает, и, заметно нервничая, поправила кроличий мех на своих гордых плечах. Ей было неловко в роли блудной собачки, вернувшейся, наконец, после затянувшейся на пять лет течки. Но в то же время она старалась держать осанку и ловила пристально блуждающий по ней взгляд с достоинством.

«Видимо, Жульен предпочитает, наверно, тратиться только на балетки, – узнавал он на ней шмотки, подаренные во время брака. – Довыпендривалась, доскакалась, а еще на карнавальную самбу звала тут намедни. Интересно, на что она рассчитывала? Хотела показать, что у нее все замечательно?».

Он посмотрел ей в глаза, стараясь быть холодным и жестоким, но что-то дрогнуло в нем, надломилось, и он понял, что жалеет ее вопреки здравому смыслу. Но, блин… Она же сама виновата! Доверилась вертихвосту, любителю покрасоваться перед зеркалом в чужом лифчике.

– Ну, не к Миньо же мне идти в самом деле! – не выдержала Камилла молчания, не уводя глаз. – У него четверо совершенно диких детей…