М. Нагорная - Потерянный рай. Роман

Константин был потрясён признанием своей жены, страшно потрясён, до нервного срыва, до диких запоев, до мыслей о самоубийстве, и если не сошёл с ума, то благодаря силе своего разума. Он теперь понял, почему его старший брат всячески поощрял его знакомство с Ольгой, а Ольга так быстро дала согласие на брак, и с его помощью они прикрыли свой грех. Он с отвращением теперь вспоминал те счастливые предсвадебные хлопоты, свою окрылённость, свой восторг в предвкушении предстоящей семейной жизни, саму свадьбу, волнение жениха, смущение невесты, поздравления, улыбки, пенное шампанское – всё это теперь мелькало перед его глазами разгульной пляской чертей и ведьм. Он даже не почувствовал подвоха, когда его старший брат, который всегда помыкал им, покровительственно, по-отечески полностью взял на себя организацию свадьбы: ресторан, свадебный кортеж, свадебное платье для невесты, костюм для жениха, свидетели, свадебный торт, тамада, музыка, цветы, кольца, фото- и видеосъёмка, спиртные напитки. Николай даже смог обаять строгую сотрудницу ЗАГСа, которая поначалу категорически отказалась принимать у них заявление, отвёл её в сторону и тихо, по-деловому коротко переговорил с ней. Костя даже не удивился тому, что их, несовершеннолетних, всё-таки расписали, хотя по закону расписывают только в восемнадцать. Исключение делают, если невеста беременна! В этой круговерти он не заметил дьявольской усмешки своего брата и своей невесты над ним, той затаённой злорадной радости от того, как ловко они провели его, слепого юнца и глупца. «Ложь! Ложь!» – думал Костя, яростно разрывая все свадебные фотографии. «Ложь! В каждом их слове, в каждом их действии ложь!» – думал Костя, сжимая изо всех сил руками голову, как будто боль разрывала её изнутри, и стискивал зубы, чтобы не разрыдаться, он уже не мог себе этого позволить.

По ночам в нём просыпался ненасытный жестокий зверь, он ещё любил свою жену, любил сильнее прежнего, а утром его сердце наполнялось отчаяньем и болью на разрыв. Живя с человеком, которого он считал родным и близким, он уже не имел право на слабость, тем более на слёзы, он не мог открыто выражать свои эмоции, обиды и даже желания, делиться своими переживаниями, тем более проявлять нежность и сахарную чувствительность, он из последних своих сил должен был держать лицо, как бы плохо ему не было, а изнутри его выжигала накалённая, до предела сжатая пружина и разъедала невыносимая боль. Он ещё судорожно цеплялся за свою мечту иметь семью и нормальные отношения в семье.

Через какое-то время Константина направили на новое место службы – в Город, откуда он сам был родом. Узнав об этом, Ольга поначалу отказывалась покидать Москву, когда все наоборот стремились в столицу – в центр вселенной, в город сказочных возможностей, где жизнь кипит с утра до позднего вечера, где столько библиотек, музеев, театров, а в его захолустном городишке даже мусорную урну на улице не увидишь, а уж с таким скучным мужем даже в Москве с тоски можно помереть. «Много ты в театры ходишь», – мрачно вдруг отозвался Константин. Ольга в ответ тут же разразилась ядовитой тирадой о том, что из-за его жадности, когда он пожалел денег на няню для девочки, она не может никуда выйти из дома и ничего не видит кроме четырёх стен этой каморки в общежитии, хотя Костя прекрасно знал, что дочь она отдавала матери, которая не могла отказать ей из-за чувства вины перед ней, и посещала великосветские вечеринки, происходившие в том числе и у Николая на квартире; домой Ольга приходила поздно вечером с ребёнком на руках, которого якобы выгуливала, а на самом деле забирала у матери, приходила накрашенная, разодетая в пух и прах (почти всю зарплату мужа она тратила на наряды и украшения), окутанная шлейфом ароматов вина и духов. Когда же он однажды проследил за ней и встретил выходящую из квартиры Николая, она ни мало не смутилась и даже не пыталась оправдываться.

Ольга продолжала устраивать скандалы, доходила даже до истерики, особенно когда узнала, что муж сам попросил об этом переводе, шантажировала разводом. Во время очередной склоки она даже сбросила со стола его тарелку с супом на пол, поскольку муж, придя домой уставший и голодный, уже не отвечал на её выпады. Костя вдруг резко поднялся и, плотно сжав кулаки, чёрной глыбой стал надвигаться на неё. Ольга испугалась его яростного блеска в глазах и попятилась назад, пока не воткнулась в стену, отступать было некуда. Костя вплотную подошёл к ней и тихо, но твёрдо сказал: «Иди собирать чемодан. Завтра выезжаем». Возражать она уже не осмелилась. Эти его редкие вспышки приглушённой ярости начинали её пугать.

Через девять месяцев у них родился мальчик, уже точно его сын, которого Ольга назвала, возможно, и назло мужу, именем своего бывшего любовника, но это уже не задевало Костю. Он вдруг ясно осознал, что Ольга при своей ослепительно-жгучей красоте – холодная, циничная и озлобленная женщина, озлобленная на свою судьбу, на своих родителей, которые, разведясь, отдали её в детский дом. Ослеплённая этой злобой, она даже прогнала своего отца, приехавшего к ней, чтобы увидеть своих внуков, а Костя, ослепленный любовью (скорее страстью глупого наивного щенка, роковой привязанностью и болезненной одержимостью), он долго не замечал этого, он видел только её красивую оболочку, лишенную души и жара сердца.

Он превратился в машину. Он уже не жил, он только работал и работал, службу совмещал с учёбой в Высшей военной академии, начал делать успехи в научной карьере, опубликовал первые научные труды уже под своим именем, что очень радовало его жену и его отца Виталия Николаевича («Наконец-то, за ум взялся»), но не его самого. Боль его обратилась в тяжёлый камень на сердце, он не знал, как избавиться от неё.

Знакомство с Наташей, наречённой невестой своего друга, всё перевернуло в нём, оживило его сердце и вселило надежду на возможность семейного счастья, к чему он всегда так стремился. Он не собирался отбивать у Игоря невесту, он никогда бы на это не посягнул, Наташа сама потянулась к нему, сама расторгла с помолвку со своим женихом, и только после этого они сошлись. Хотя к своим восемнадцати годам Наташа не была девственницей, Костя решил, что она просто успела побывать в горячих объятиях Игоря, и нисколько её не укорял, даже стеснялся спрашивать об этом или уже боялся, учитывая первый опыт. Наташа сама рассказала ему про свою первую школьную любовь с мальчиком-одноклассником и про их «тихие, невинные сексуальные забавы» (по её словам), когда они просто лежали голыми в постели, изображая взрослых, пока его родителей не было дома, и мальчик случайно, не желая того, повредил её. Несмотря на этот ранний сексуальный опыт, Наташа была ещё ребёнком, наивным, добрым и чистым в противоположность Ольге, с бездной милого кокетства и детским проказничеством, и вызывала в нём не столько ураганную, удушающую любовь, сколько нежность и умиление, как к маленькому озорному котёнку. С ней он чувствовал себя сильным и заботливым мужчиной, оберегающим и воспитывающим. Наташа с выражением ребяческой досады, смехом, прыжками и поцелуем, зажмурив свои длинные глазки, всегда прерывала его выговоры и наставления. Милое, очаровательное, взбалмошное дитя.