М. Нагорная - Потерянный рай. Роман

Константин Витальевич едва успел дочитать письмо, когда услышал в прихожей лай Цезаря, его молодой немецкой овчарки, которой категорически было запрещено подавать в доме голос, чей-то хриплый бас («Извольте доложить») и возмущенный голос домработницы Веры. Константин Витальевич поспешил к месту происшествия. Входная дверь была приоткрыта, какой-то гражданин дергал за ручку двери, пытаясь пошире её распахнуть и втиснутся в образовавшуюся щель, но Вера тянула дверь на себя, да и собака пугала непрошеного гостя.

– Цезарь, молчать, – тут же призвал к порядку собаку Константин Витальевич. – Вера, в чём дело?

– Этот гражданин говорит, что он к вам. Но он же пьян.

– Я не пьян, мадам, – поправил её Владимир Петрович, а это был он, Константин Витальевич узнал его. – Я чуть выпимши, совсем чуть-чуть, а это другая категория человеческого падения.

– Вера, идите, я сам разберусь.

Владимир Петрович наконец-то втиснулся в дверной проём, задевая косяк двери, ввалился в прихожую и, пошатываясь, поклонился, сожалея, что нет шляпы, которую в самый раз приподнять при поклоне.

– Здр-р-равия желаю, – нагло и развязано начал было Владимир Петрович.

Константин Витальевич не ответил, смутив Владимира Петровича стальным с хищным прищуром взглядом, а поскольку у Владимира Петровича в планах такой приём не значился, он растерялся. Он-то был твёрдо убеждён, что Костя (для него он был ещё Костя) в его тайной власти и будет смущён и поражён, а, может, даже застыдится. Но Константин Витальевич смотрел на него холодно и бесстрастно, выдерживая паузу, достаточную для того, что бы Владимир Петрович занервничал.

– Ты… вы… – промямлил он, не зная как обращаться к Константину Витальевичу, и пристально вглядываясь в его лицо.

Лесков с трудом узнавал в этом суровом человеке некогда вежливого, утонченного кавалера его дочери и судорожно вспоминал заранее приготовленную речь, которая должна была повергнуть Костю в смятение и раскаяние, уничтожить его. Владимир Петрович уже начал терять чувство превосходства и уверенности, а Константин Витальевич даже не пытался помочь ему выпутаться из этой ситуации, ожидая, когда он наконец скажет что-нибудь вразумительное.

– Чем обязан? – в конце концов сухо и жёстко спросил Константин Витальевич.

Владимир Петрович окончательно оробел перед ним и растерянно промямлил:

– Ну-у… я… хотел бы насчёт вашего ребёнка.

– Какого ребёнка?

– Как?! А Сашка.

– Какой Сашка?

– Ребёнок наш… ваш, то есть… Этот… ну Саша… Ну вы же знаете… Наташин. Вы же мне деньги высылали.

Константин Витальевич тут же взял его под руку и отвёл в кабинет.

– Так, быстро, – Константин Витальевич поставил стул посредине кабинета перед своим столом, взглядом велел сесть, и сам сел в кресло напротив. – У вас есть пять минут, чтобы всё объяснить. Кратко и доходчиво.

Впрочем, аудиенция затянулась. Мимолётно оценив роскошь квартиры, наличие прислуги в доме и соответственно высокое положение Константина Витальевича, который наверняка не захочет огласки некоторых эпизодов своей биографии, Владимир Петрович понял, что здесь можно поживиться и очень неплохо поживиться на вполне законных основаниях. Он уже начал приходить в себя, приобрёл былую уверенность в предвкушении радужной перспективы получать немалое ежемесячное денежное довольствие, вальяжно уселся на стул и перешёл на официально-деловой тон:

– Я… мм… у меня, видите ли, нет сейчас возможности содержать нашего… вашего ребенка. Я всё-таки рассчитываю на достойную компенсацию…

Константин Витальевич резко поднялся, не желая выслушивать этот бред, и Владимир Петрович, испугавшись, что с ним церемонится не будут и попросту выгонят, а он отчаянно нуждался в деньгах, торопливо заговорил:

– Нет, нет, подождите, вы должны выслушать меня. Это очень важно. Это же ваш ребёнок, ваш и Наташин. Я вам писал, вы же мне деньги высылали.

– Вот как?

– А разве нет?

– Что с Наташей?

– Гуляет, жизнью наслаждается, а я с её ребёнком должен возиться.

– Где сейчас мальчик?

– Мальчик? А разве был ещё мальчик? А, да, кажется, был мальчик, давно, но он умер.

– Как умер?! («Что он несёт?!»)

– Даже не помню… был он или не был…, – впал в какую-то странную задумчивость Владимир Петрович.

– Саша умер?

– А? Саша? Ах, Сашка. Так ведь девочка.

– Всё-таки девочка?

– Ну да, Сашка. Наташка хотела мальчика, и имя уже наготове было, а вот досталась девка.

– Сколько ей лет?

– Восемь… или девять. Не помню.

– В каком месяце она родилась?

– В июне… не, в мае… э-э-э… ну, жара тогда была под сорок, торфяники горели под Москвой.

– Подождите.

Константин Витальевич позвал Веру, попросил её принести закуски с кухни, быстро сервировал стол, выставил бутылку водки. Владимир Петрович с явным удовольствием выпил предложенную рюмочку водки и закусил малосольным огурцом.

– Я же вам письмо написал, – сказал он, сам уже по-хозяйски подливая себе водку. – Вы, конечно, не ответили, я понимаю, очень заняты, но деньги получал исправно, а потом вдруг перестал.

– Давно писали?

– Ещё в феврале.

– Где сейчас Наташа?

– Сбежала. Нас бросила, главное Сашку мне подбросила, сама гуляет где-то на юге со своим хахалем. Пальмы, море, яхты, рестораны. Уже четыре месяца как не появляется. Я даже в милицию подавал на розыски. Совсем как её мать, по тем же стопам пошла. А ведь сватался к ней знаменитый режиссёр, с женой готов был развестись. Такие подарки дарил! Нет же, и его бросила, сбежала с каким-то проходимцем. А так всё могло бы устроится. И чего не хватает? И ваш братец её обхаживал, очень обхаживал. Мы ведь могли бы породниться. Хе-хе, родственничками были бы. Может быть. Если Николай не врал, да что-то Наташа с ним рассорилась. И что она со всеми ссориться? Не умеет жить, не умеет.

Последняя новость слегка ошарашила Константина Витальевича, но вида он не подал. Владимир Петрович быстро опьянел и уже нёс бог знает что, Константин Витальевич не мешал ему и изредка подбрасывал вопросы:

– Девочка с кем сейчас осталась?

– А она в детском до.., – чуть не проговорился Владимир Петрович и, хотя уже был изрядно пьян, тут же спохватился: – саду.

– В детский сад ходит?

– Да.

– Ей девять лет?

– Да. А что? Ах да, в школу. Но сейчас каникулы. Дома, дома сидит.

– Она одна дома осталась?

– Да. Ну и что, чай, не маленькая.

– Так я вам, говорите, деньги высылал?

– Да, сразу же после моего письма. А разве нет?

– Да. Пейте, пейте. И как часто?

– Раз в месяц, как положено в благородных семействах. А разве нет? – Владимир Петрович силился понять смысл этих странных вопросов, но всё больше пьянел и уже отвечал машинально, а Константин Витальевич не скупился и щедро подливал.