Ричард Брук - Волк на холме

«Тьфу, ну и херовую ж работу я себе нашел… если все это в первый день – что же дальше-то будет?»

Центурион тем временем послал мяч на другую половину поля – принялся расспрашивать Малену о ее делах, и было видно, что это не формальная вежливость, и не только супружеская забота… В каждом его жесте и взгляде проступала искренняя любовь.

Само собой, Центурион был живым человеком, отнюдь не старым и по-женским меркам красавчиком, так с чего бы ему и не любить жену, не тянуться к ней душой и телом?.. Да еще такую отличную жену, как Малена, настоящую подругу жизни. Но Принцу снова и снова вспоминалась их прошлая вражда, околофутбольная и личная, доходившая до ненависти, жестокие драки, взаимные ловушки и мстительные выходки, собственная непримиримость в войне бригад и дьявольская изобретательность Центуриона в умении находить слабые места и бить точно по ним…

Мрачные образы крутились в голове, впивались в мозг осколками стекла, и никак не хотели складываться в общий пазл с тем, что происходило сейчас на его глазах. Как спокойный и трезвый работодатель, отринувший юношеские страсти и готовый платить деньги за умение водить машину и драться, Бруно оказался вполне переносим, но Лука не мог принять его в ипостаси любящего мужа Малены. Не мог, и все…

«Черт подери, ну что за наваждение!.. Какое мне до них дело?! Пусть себе занимаются чем хотят, плевать…»

Он машинально дотронулся до своего романистского талисмана, цепочки с волчьей головой, и напомнил себе, что вообще-то все ради сына и Чинции. Деньги, законные и честно заработанные, вот о чем нужно было думать и радоваться, а никак не о чужих семейных делах.

Чинция. Такая красивая и так долго, так страстно любимая, несмотря на измену – за эту измену она давно оправдалась тем, что сохранила беременность и родила ему Джанни… вот что на самом деле важно.

«Да, как же!» – вдруг саркастично сказал кто-то внутри головы. – «Родила она… себе она родила, а не тебе! Себе и Бето. Бето для Чинции муж, а для Джанни – отец, парнишка его папой зовет, а ты там сбоку припека…»

Возразить на это было нечего. Лука покосился на Малену, все шептавшуюся с Бруно, и совсем уж некстати припомнил, как в пиццерии, где они ужинали после бегства с виллы, он расслабился и с какого-то ляда проболтался насчет Джанни. Как она вскинула на него светлые русалочьи глаза и воскликнула: «У тебя сын?..» – так нежно и так по-женски, радостно-завистливо, что… он сам не знал, что, но и тогда, и сейчас его словно жаром из печи обдало…

– Корсо, останови машину, – ни с того ни с сего распорядился Центурион, хотя нигде поблизости не маячило ни заправки, ни ресторанчика, и съезжать на обочину на этом участке трассы было не слишком удобно. Приказной тон Принцу не понравился, царапнул, как кошачий коготь по шее, но он решил сходу не лезть в бутылку – ну мало ли, что человеку понадобилось… – сбросил скорость и стал присматривать место для более-менее удобной стоянки.

Малена снова повернулась к мужу и обеспокоенно спросила:

– Что случилось? Тебе нехорошо?

– Нет, милая, со мной все в порядке. Просто я хочу сесть за руль, мне надоело разговаривать с тобой с заднего сиденья. Эй, Корсо, в чем дело, зачем ты снова газуешь?! Я же велел тебе остановиться!

– Простите, синьор, – усмехнулся Лука и поднес руку к козырьку несуществующей фуражки. – Я думал, вам по нужде приспичило… но раз вы за руль хотите – это уж дудки.

– Какие еще дудки? – Бруно задохнулся от злости на беспардонного упрямца. – Останови немедленно, как было сказано, и пересаживайся назад! А не хочешь – пиз… шагай обратно в Рим, на своих двоих!

– Бруно, что ты… не надо так… – попробовала вмешаться Малена и тут же просительно взглянула на Принца. – Лука, пожалуйста, остановись. Я сама пересяду назад.

– Куда ты пересядешь – тебя же укачивает до дурноты через сто метров! А он должен выполнять мои распоряжения, если хочет сохранить работу! – зашипел Центурион и треснул кулаком по спинке водительского кресла; Принц напрягся, готовый к любому развитию событий, но, к счастью, у синьора Гвиччарди соображалку отшибло не до конца, и он не стал устраивать драку в машине.

«Теперь точно на дверь укажет… ну и пусть, все равно это была дурная идея… до Браччано их довезу и баста», – Лука решил, что ему уже нечего терять, и рубанул правду-матку:

– Если ты, Центурион, собирался рулить, то не надо было поддавать за ужином. У тебя выхлоп-то приличный.

– Что?! Не твое дело! – от Бруно в самом деле пахло дорогим алкоголем, не так чтобы очень сильно, но достаточно, чтобы чуткий нос Принца распознал – это именно алкоголь, а не модный парфюм «с нотами виски».

– Нет, мое, раз уж ты мне свою тачку доверил. Ты пил, а дорога сложная, да вон, еще и гроза находит! Хочешь деньгами сорить (13) или со столбом встретиться или в кювет улететь, так за ради бога! Тебя не жалко, но с тобой жена. Вот ее жалко.

Он смотрел прямо перед собой, на дорогу, но чувствовал, что Малена смотрит на него… под ее взглядом на щеках Луки медленно проступила краска, как у школьника – хорошо, что уже стемнело.

Повисла тишина, нарушаемая только мерным урчанием мотора и шорохом дождевых капель, и немного учащенным дыханием всех троих.

Неожиданно Центурион тихо рассмеялся и хлопнул Принца по плечу:

– Молодец… честно – я был уверен, что ты прогнешься, как «Рома» в последней встрече с «Юве» (14), а ты, оказывается, противник пьяной езды. Вот уж никогда бы не подумал, что ты такой принципиальный.

Стиснув зубы, Лука промолчал: мог бы и догадаться, зная характер Бруно, что очередная «проверка на вшивость» непременно случится, и как обычно, там и тогда, где ее меньше всего ожидаешь…

С другой стороны, Центурион показал бы себя безответственным дураком, если бы перед отлетом за океан не устроил стресс-теста человеку, на которого оставлял жену. Но все равно это дурно пахло. Куда хуже, чем виски или джин, или чем еще синьор Гвиччарди наливался в компании американцев.

Бруно, очень довольный собой, продолжал разглагольствовать:

– Да, ты молодец! Молодец. Так и поступай впредь: когда у тебя в машине сидит синьора Магдалена, за рулем можешь быть ты и только ты. И не важно, кто просит тебя уступить штурвал – я сам, мой отец или Господь Бог…

Малена поймала мужа за руку, слегка сжала ее и тихо проговорила:

– Наверное, надо было тебя к креслу привязать, как Одиссея к мачте… чтобы не так штормило…

– Неожиданная идея… но звучит нелепо, не находишь? – усмехнулся Бруно, и снова получил тихий ответ:

– Не более нелепая, чем твои «дорожные проверки».

– О, ну извини, дорогая, что я с тобой не посоветовался.

Она вздохнула, отвернулась от них обоих и стала смотреть в окно…