Юлия Флоренская - На изнанке чудес

Мокрое платье сковывало движения, на руке выше локтя проступал свежий синяк от удара. Но Теора была счастлива. В краю дождей, туманов и тоски она еще не успела послушать пение арний, не побывала на концерте Грандиоза, однако счастье преследовало ее, как тень из недавнего сна. Незримый! Оказывается, всё это время он не отходил от нее ни на шаг. Изменилась форма, но не содержание.

– Точно! – Теора выдохнула и замедлила бег. – Ты говорил, что в других мирах сложно сохранить прежний облик. А я перепугалась.

Тень не ответила. Не шевельнулась. Тени не было вовсе, потому что яркая рыночная площадь осталась вдалеке. Теора заблудилась в лабиринте сумрачных фабричных кварталов. В трехэтажных домах с покатыми крышами тут и там светились уютом окна, жители задвигали шторы и готовились ко сну.

Теора обхватила себя руками и зябко поёжилась. Волосы от измороси слиплись, на платье темнели пятна грязи. Она была похожа на нищую оборванку. Лишь кольцо с зеленым – пока еще тусклым – бриллиантом напоминало о сказочных днях, проведенных на родине.

«Всегда будь со мной, и я буду с тобою и избавлю тебя от всякого зла», – всплыли в памяти дорогие сердцу слова. Незримый произнес их по пути к звезде Вааратона.

В его лучезарных объятиях печаль претворялась в безоблачную радость, грядущие тяготы представлялись мимолетными. А спасение чужого мира – экзаменом, который уже наполовину сдан. Где же теперь эти объятия, когда их так не хватает?

Теора прислонилась к шершавой стене одного из домов и позволила слезам вырваться наружу.

***

Торговка – надо заметить, дама довольно плотная – долго убегать не могла. Во-первых, одышка и скачки давления. С возрастом болезни гораздо чаще дают о себе знать. Во-вторых, саквояж с билетами. За них нужно выручить деньги, иначе протянешь ноги. Домыслить, что же в-третьих, торговке не удалось. Пока она бормотала что-то насчет нежити и злых духов, ей на голову со страшной силой обрушился обломок ржавой трубы. Обрушился, конечно, не сам. Как только она отключилась, неизвестный мужчина в маске прихватил саквояж и скрылся в мрачном переулке с победным хохотом.

12. Бесконечность вместо стены

Марта старалась. И даже слишком. После того как ей позволили остаться, она принялась с таким рвением наводить в доме чистоту, что у Пирога и Кекса развилась мания преследования. Сначала они убегали от метлы, потом – от швабры. К счастью, Пелагея не признавала прогресса. Иначе им пришлось бы убегать еще и от первого в Вааратоне парового пылесоса.

Единственным, кого уборка не потревожила, оказался кот Обормот. Сам он был чистоплюй, каких поискать. Вечно вылизывался, умывал лапой морду и обходил кучки мусора стороной.

Марта восхищалась им ровно до тех пор, пока он чуть не отправил ее в иное измерение. Коту помешал Киприан. Во время гипнотического сеанса он дернул Обормота за хвост – и стал спасителем во второй раз.

«Чердак, опасные глаза, – с удовольствием подсчитывала Марта. – Что будет завтра?»

Покончив с мытьем полов, она вызвалась готовить обед. Но не тут-то было. Из-за угла в черном цилиндре и при полном параде выскочила Юлиана.

– Подлиза, – осуждающе изрекла она и схватилась за сковороду. Первой мыслью было хорошенько огреть Марту по голове, чтоб знала свое место. Но по здравом рассуждении, вместо боя на сковородках, Юлиана решила устроить кулинарный поединок.

Пока дождь стучал по отливам и исполнял на крыше чечетку, они вдвоем развернули нешуточную баталию – не на жизнь, а на смерть. В неравном сражении с ножом пал лук – и оба главнокомандующих рыдали над ним, провожая в последний путь. А именно в кипящее масло.

Следом отправилась морковка, картошка и вырытый на огороде корень какого-то изысканного сорняка. Затем каждая из предводительниц прибегла к военной хитрости и пустила в ход свои секретные приёмы.

Юлиана налегла на приправы. Марта сделала ставку на соусы. И когда был выброшен белый флаг (а точнее, белая скатерть), в гости заглянул ничего не подозревающий Пересвет. Его тотчас заставили мыть руки, усадили за стол и заявили, что он будет судить наравне с остальными.

У Юлианы получилось блюдо, украшенное сыром и зеленью. Марта прибегла к старым добрым макаронам, щедро залив их самодельным сметанным соусом. Пересвет был счастлив отведать и того, и другого. А потом объявил, что макароны настоящий шедевр. Пелагея обожала сыр, поэтому всеми руками и ногами была за блюдо номер один. Мнения разделились, и друзья выжидающе уставились на Киприана.

– Вот, попробуй-ка еще ложечку, – сказала ему Юлиана.

– Лучше моё попробуйте, сударь, – улыбнулась Марта.

Давненько Киприан так не терялся. С одной стороны настойчивая Юлиана. С другой – робкая Марта, которую следовало бы подбодрить. В новом доме, да еще и в роли служанки, ей наверняка неуютно. А если она считает себя обузой? С этим нужно что-то делать.

Киприан одобрительно кивнул Юлиане, надеясь, что она поймёт. И взял тарелку из рук у Марты.

– Ну и пожалуйста! – обиделась Юлиана. – Я своё сама слопаю. Да и Кекс с Пирогом не откажутся. Эй, малышня! Отведайте вкуснятины!

Упрашивать их не пришлось. При слове «вкуснятина» они помчались к столу, опережая друг дружку, точно на соревновании.

Пелагея помыла посуду и отправилась на крышу потайной комнаты – лечить арний. А Марта самым наглым образом стала липнуть к Киприану. Кружилась по гостиной – нет, вы только подумайте! – под музыку из Юлианиного граммофона. Строила глазки, приторно улыбалась и была просто невыносима.

Когда Пелагея спустилась, чтобы постирать запачканную кровью юбку, Юлиана решительно встала и указала на Марту.

– Этот дом слишком тесен для нас двоих. Пойду проветрюсь. К тому же, дождь перестал.

Она схватила Киприана за край пурпурного одеяния и потянула за собой. Тот особо не сопротивлялся. Бросил через плечо искристый взгляд, поправил на волосах венок из кленовых листьев и исчез за дверью. Кекс и Пирог увязались следом.

Мокрые тропки, напоённый хвоей воздух, тучи, гонимые ветром в поднебесье… Юлиана не замечала ничего, пока не вышла на тракт. Там она немного остыла, посмотрела на Киприана снизу вверх и торопливо зашагала к домам. В дебрях ее души обитали недружелюбные чудища. Пока она дичала в лесу, чудища мало-помалу выбирались на волю. Но цивилизация загоняла их обратно и вновь делала Юлиану человеком.

Жизнь в Сельпелоне шла строго по расписанию: без чрезвычайных происшествий и неожиданных поворотов. Журналисты голодали – причем как в прямом, так и в переносном смысле. Литературная почва истощилась, газеты посерели, сделались скучными и продавались гораздо хуже, чем прежде. Ни одного хоть сколько-нибудь значительного события. Ни единой зацепки, из которой бы удалось раздуть скандальную статью. Или, может, репортёры плохо искали?