Юлия Флоренская - На изнанке чудес

– А к чему снятся пауки? – осторожно поинтересовалась Марта, разливая по мискам бульон. – Ма-а-аленькие такие, с белой паутины свисают и падают на кровать.

– Брр! – поёжился Пересвет. – Весь аппетит испортила!

Пелагея засунула ложку в рот, как ни в чем не бывало.

– Пауки? – переспросила она. – Они кого-нибудь ели? Плели коконы? Или так, баклуши били?

Юлиана с великим трудом проглотила остатки бульона и бросилась в ванную. Ей стало нехорошо. А Теора сидела, поглядывая на свое колечко, и робко улыбалась. На нитях гигантской паутины в ее новой чаше роса блестела и переливалась в свете солнца сотнями бриллиантов.

Сразу после обеда Пелагея раздобыла масла для подвесного фонаря, надела желтый брезентовый плащ и резиновые сапоги в цветочек.

– Будем поздно, – предупредила она. – Возможно, очень поздно. Нить-оберег на столе. Как стемнеет, пойдите кто-нибудь, обмотайте ею дом. А то любят сюда соваться всякие…

Так и не уточнив, кто конкретно любит соваться, она вместе с Киприаном выдвинулась в лес – портить охотникам капканы. По крыше без устали барабанил дождь. Теора прилипла к окну, над которым сушились мята со зверобоем, и понаставила на стекле своих отпечатков. Отпечатались подушечки пальцев, лоб и даже кончик носа.

– Можно погулять? – наконец не выдержала она.

Юлиана оглядела ее критическим оком.

– Что, отступила зараза? А ну, дай проверю.

Она заставила Теору показать горло, измерила пульс, давление. И только убедившись, что пациентка здорова, выпустила на улицу.

Спохватилась она, когда Теора уже вовсю кружилась под дождем и скакала по лужам. Вместе с нею кружилась и скакала вторая тень. Деваться тени было некуда.

Юлиана выбежала во двор и втащила девушку на крыльцо. Та успела промокнуть до нитки.

– Что творишь?! Совсем крыша поехала?!

Теора почувствовала, как наливаются кармином щеки, и чистосердечно призналась, что крыши у нее вовек не бывало.

– Мы без крыш живем. А капли, попадая на кожу, превращаются в бисер.

– Славные же у вас условия! Но… – Юлиана выдержала паузу и подняла указательный палец. – В Вааратоне многое отличается. Бисер из дождя здесь уж точно не добудешь. Посмотри, на кого ты похожа! Мокрая, хоть выжимай!

Заставив пристыженную Теору переодеться, она почувствовала себя хозяйкой дома и отправилась с ревизией на кухню.

Но Марте и без ревизии приходилось тяжко. Она, сама того не подозревая, перешла дорогу черному коту. Хотя переходить дороги – дело как раз таки кошачье. Чтобы ее не сочли обузой, Марта взвалила на свои плечи б о льшую часть обязанностей, включая готовку. И Обормот заимел на нее зуб. Варить и жарить силой взгляда было его любимым развлечением. А тут его буквально вытеснили с кухни, заставив часами лежать на диване и киснуть со скуки.

Обормот был недоволен. В критические периоды затяжного безделья он подкрадывался к занавеске и двигал предметы оттуда. Бил тарелки, вываливал мусор из ведра и опрокидывал всё, что можно опрокинуть. Марта настрадалась, но виду не подавала. Когда Юлиана вошла, она преспокойно сметала в кучку осколки фаянсовой супницы и даже пыталась напевать.

– Неубедительно притворяешься, – сказала Юлиана и, схватив губку, принялась оттирать от плитки капли засохшего жира. Потом они плечом к плечу одолели залежи грязной посуды, надраили все горизонтальные поверхности и напекли оладий – таких, что пальчики оближешь.

На исходе дня Марта наконец-то смогла присесть на скамейку и утереть с лица пот.

– Ох, умаялась, – вздохнула она, комкая вафельное полотенце.

– Зато время как быстро пролетело, – заметила Юлиана. – Теперь надо бы дом обмотать нитью этой, как бишь ее… Защитной.

– Давай считалочку, – предложила Марта.

– Ну, нет, – отмела та. – Считалочки и жребии для трусов. А я храбрая. И отчаянная. И собак у меня целых две. Эй, Пирог, Кекс! Айда на прогулку!

Юлиана прихватила со стола черный клубок нити-оберега, небрежно набросила на плечи пальто и вместе с псами ушла в мглистые сумерки.

А когда вернулась, застала Пересвета за методичным уничтожением запасов провизии. Начал он с печенья и булочек, затем плавно перешел к варенью, а теперь с аппетитом наворачивал любимое лакомство Юлианы – кедровые орешки.

– Ну, ты! Ну, я тебе! Мою заначку трескать! – с порога крикнула она и бросилась к Пересвету с твердым намерением его проучить. Кекс с Пирогом решили не отставать. Но парень развил небывалую прыть и сноровисто забрался в библиотеку, утащив веревочную лестницу к себе.

Понаблюдав с высоты за тем, как Юлиана бушует из-за орешков, он по-турецки скрестил ноги, почесал в затылке и остро заточенным карандашом написал окончание первой главы:

«Пока одни устраивают скандал на пустом месте, другие стоят за правое дело и не думают о себе. Им бы арний из силков вызволить да охотникам планы испортить. А почему охотников в лес посылает Грандиоз, надо еще выяснить».

«Навряд ли из пустой прихоти», – подумал Пересвет и сунул карандаш в рот.

Из дому Пелагея выходила с боевым настроем, но на первом же изгибе тропы поскользнулась и чуть не пробороздила носом землю. Фонарь улетел в неизвестном направлении, Киприан получил нечаянный удар в челюсть. Зато Пелагея удержала равновесие.

– Сыроежки трухлявые! – в сердцах выругалась она. – Листьев нападало. И я руками размахалась. Ты уж не взыщи.

Киприан взыскивать не собирался. Он потер подбородок и заявил, что на нем любой синяк заживает в рекордно короткие сроки.

– А куда идти, хоть знаешь? – спросил он.

– Думала, ты знаешь, – выпучилась на него Пелагея. – Ты ведь у нас мастер-древовидец.

– И то верно, – кивнул Киприан. Он картинно завернулся в пурпурные одеяния, хотя красоваться было особо не перед кем. Резко повернулся вокруг себя и замер, прислушиваясь к тихой беседе сосен. Сосны негодовали. На ветви их дальних соседей опять нацепляли каких-то мешков с сетями. А у корней понаставили железных челюстей.

– За мной! – скомандовал он и быстро зашагал в чащу. Пелагея бросилась его догонять, шлёпая по лужам в резиновых сапогах поверх полосатых чулок. Киприан свои чудодейственные чулки оставил дома.

Когда они очутились на месте, голова у обоих слегка кружилась. К небу тянулись толстые стволы – все друг на друга похожие, с пушистыми шапками игольчатых крон. Изредка попадались размашистые дубы и рябины с гроздьями красных ягод. Но охотники народ смекалистый и наблюдательный. Они установили силки на соснах, потому что арнии чаще всего садились именно туда.

– Ну что, разделимся? – предложила Пелагея. – Тебе одна часть деревьев, мне – другая.

– А справишься? – опасливо спросил Киприан.

– Если буду падать, превращусь в горлицу. А произносить нужные слова ты меня уже научил.