Маргарита Приемская - Бруклинский мост

– Смотри, как она набита! Там меньше быть не может.

– Я скажу, зря тебя не взяли в сериал, ты бесподобная актриса!

– А то! И ты тоже был хорош.

– Но с твоим «пожааалуйста…» ничего не сравниться. Не думал, что ты на такое способна!

– Ты думаешь, они реально не будут в полицию звонить?

– Конечно, будут!

– Зачем же ты сказал, чтоб не звонили?

– А надо было сказать, «не забудьте сообщить в полицию»? Нам ещё повезло, что эта дурочка тревожную кнопку не нажала, и что там людей не было. Они просто немножко помешкают, посомневаются, что нам и надо. А что ты сидишь? Размотай мне бинт, и переодевайся, давай, мало ли на какой пост нарвёмся. Вдруг они оказались не такими дураками и ориентировки на нас уже разосланы!

– Прямо здесь?

– А где? Я не буду смотреть, и крышу подниму. И, кстати, машину надо будет перекрасить.

– А не жалко?

– У неё всё равно краска не родная, а я давно хотел сделать какой-нибудь рисунок. И кому придёт в голову, что грабители банка разъезжают на расписанном Бьюике! С ума сойти, мы с тобой – грабители! Представляешь?!

– Мы – грабители!

Это было упоительное чувство. Первый в жизни глоток свободы или даже вседозволенности, первый шаг против доселе свято исполняемых норм и правил, который, слава Богу, мало кто решается сделать. Они его сделали. Они оторвались от серой бытности, ежедневной рутины. Спасительной формулы жизни, исповедуемой миллионами современных людей, заключённой в успешной карьере и благополучной семье, для них больше не существовало. Они были счастливы. Они не считали себя в чём-то виновными, они восстановили справедливость. Нет, Оскар не представлял себя Робин Гудом, грабящим богатых в пользу бедных, он грабил исключительно в свою пользу, но полагал, что имеет на это полное моральное право и не испытывал никаких угрызений совести, ведь его поступок, как ему казалось, не причинил зла никому, кроме Сайлачека. Первое преступление – как первая сигарета: или испытаешь отвращение и заречёшься навсегда или увязнешь на всю оставшуюся жизнь. Ни Оскар, ни Мелисса не испытали отвращения. Они вкусили кураж, и, вдавив в пол педаль газа, ушли в отрыв. Собственное будущее заботило их меньше всего, вполне достаточно было того, что они есть друг у друга, есть сейчас, сию секунду, но они даже не могли предположить, что последствия этого ограбления самым печальным образом могут сказаться не только на их судьбах, но и на судьбах многих других людей.

– Звони быстрее в полицию!

– А если он её убьёт?

– Кейт, он не узнает! Ничего он с ней не сделает. Может, он уже отпустил её. Или ты хочешь, чтобы в краже обвинили нас?

– Том, не кричи, пожалуйста.

– Как не кричи! Почему ты не нажала на тревожную кнопку?

– Я испугалась, – Кейт разразилась слезами.

– Кейт, только не плачь! Ну, извини! Хочешь, я сам позвоню?

– Сколько было грабителей?

– О-один, – всхлипывая, отвечала Кейт.

– Вы можете его описать?

– Высокий. Достаточно высокий. Как Том. В красной бейсболке. И одет в куртку, такую странную куртку, сейчас жарко в такой ходить, синюю или зелёную, точно не помню. На лице маска. Белая.

– Белая?

– Да, сержант. Белая медицинская маска, а куртка тёмно-синяя, – подтвердил Том.

– И он левша, – неожиданно добавила Кейт. Охранник Том и полицейский посмотрели на неё с недоумением.

– Почему вы так решили?

– Он пистолет держал в левой руке. А правой держал ту девушку.

– Кстати, он ранен в правую руку!

– Вы в него стреляли? Он же отобрал у вас оружие!

– Нет. У него рука забинтована была. Сильно забинтована. Вся кисть и до локтя, даже рукав куртки был закатан, но двигал он ею достаточно свободно.

– Ну, хоть что-то. Я полагаю фоторобот грабителя получиться не очень. Но всё равно составим. А как выглядела заложница?

– Её я тоже плохо помню. У неё были большие солнцезащитные очки. Стройная. Ростом маленькая, ниже меня. Одета была в белую блузку, бежевые брюки и сумка у неё была большая кожаная бежевая, в неё я и сложила деньги.

– А волосы, какого цвета?

– Не помню, вроде не очень тёмные. Они были в хвост убраны.

– Может, вспомните какие особые приметы? Родинки, шрамы, татуировки?

– Нет, ничего такого. Разве что ногти. Очень длинные, красивые ногти. Она барабанила ногтями по стойке, и я как раз подумала, что и мне пора маникюр сделать.

– Это нам вряд ли поможет. По какому поводу она пришла в банк?

– У неё не читалась кредитка.

– Вы видели карточку? Знаете её имя или когда она открыла счёт?

– Нет. Кажется, она сказала, что давно карту оформила. Раньше я её никогда не видела. Но она же могла оформить карту в любом другом отделении, да и я здесь только второй месяц работаю.

– Потрясающе! Личность заложницы мы тоже установить не можем. Вы хотя бы видели, как они скрылись?

– Они вышли из здания, больше я ничего не видела.

– Я тоже не видел.

– Что ж, вы свободны. А нам ещё с вашим руководством беседовать. Что-то долго они едут! И пусть нам уже кто-нибудь предоставит записи с видеокамер!

Небо медленно, но верно заволакивалось чёрными клубастыми тучами, а дорога по-прежнему была пустынна. Оскар старался сворачивать с крупных федеральных трасс и, в конце концов, перестал представлять, куда едет, хотя и не решался признаться в этом Мел. На пути им попалось несколько мотелей, но он хотел максимально удалиться от Нью-Йорка и опрометчиво решил, что они и дальше без труда найдут жильё. А между тем, более получаса им на глаза не попадалось ничего кроме полей и редких селений на горизонте. Первые капли уже ударились о мягкую крышу Бьюика, когда Мел заметила несколько поодаль от дороги какое-то строение…

…Дверь старого заброшенного амбара поддалась с трудом. Мел и Оскару пришлось втискиваться через узкую щель. Внутри не оказалось ничего, кроме дощатого пола, забросанного некоторыми остатками зерна и сена, одна стена была покрыта мхом и плесенью, пахло сыростью. Дождевые капли бодро прыгали по крыше, и в обугленном углу, где она была провалена, уже собралась небольшая лужица. По всему было видно, что когда-то здесь была ферма, где случился пожар, в котором уцелел только этот амбар, и хозяева здесь не появлялись, по крайней мере, лет двадцать.

Оскар швырнул на пол сумку. Та открылась, и из неё всыпались пачки купюр.

– Как здорово! – Мел подбежала, подкинула вверх несколько пачек, половина рассыпалась денежным дождём, часть она поймала и повисла на шее Оскара. Он приподнял её за талию и закружил… Нежный, едва уловимый запах её рассыпанных по плечам волос закружился следом, наполнил лёгкие и со скоростью света разнёсся кровью по всему организму, совершенно парализовав мозговую деятельность. Он видел, слышал, чувствовал только её. Перед глазами мелькнула пышная юбка в салатовых цветах… волнующая, женственная грудь, поддерживаемая двумя широкими атласными бретелями, завязанными на шее в пышный бант, была так близко что нельзя было удержаться от того чтобы прислониться щекой к её бархатной коже, нежно поцеловать в основание шеи и жадно в губы, а потом не отпускать, не отпускать ни на секунду. Он держал её одной рукой, второй медленно потянул длинную ленту, её пальцы зарылись в его волосах. Целуя, он нежно положил Мел на спину, на разбросные купюры, рука потянулась к банту на поясе… Эти банты невероятно раздражали его всю дорогу, он никак не мог отделаться от желания распустить их, но сейчас, когда была такая возможность, что-то вдруг его остановило, уродливая реальность прорвала дурман, он отпрянул и как-то испуганно, поспешно сел рядом.