Александра Дроздова - Прости, мне пора. Роман-путешествие

– Видишь, из твоего города приехали.

– Как это из «моего»?

– Из Алессандрии. Ах-ха-ха. Ты же Алессандра?

И всем весело, и все смеются. Для меня итальянский юмор всегда был несколько специфичен, а проще говоря, мне редко бывает смешно от их острот. Но это взаимно: итальянцы едва ли понимают до конца русские шутки. Наверное, восприятие юмора – это самое большое различие между народами.

Он был невысокого роста, кругленький, седовласый, лет шестидесяти, в дорогих очках, и отчаянно напоминал мне певца Аль Бано. Она – долговязая девица с ногами от ушей, на каблуках и в мини-юбке, с широко распахнутыми васильковыми глазами и длинными волосами цвета льна. Он всё время что-то щебетал по-итальянски, отчего её глаза становились ещё больше, а пухлые губы расплывались в глуповатой улыбке. Итальянец пытался поудобнее усадить красотку за столик у стены и всё время повторял: «Da bere? 36 36 Что будешь пить? (ит.) ». Девушка, отбрасывая пушистую прядь волос за плечо, хохотала и говорила: «Ноу, ноу». В них обоих чувствовалась какая-то скованность и робость, присущая только первым встречам.

– Первое свидание, – подмигивает мне бариста.

– А по-моему, они только познакомились.

«Аль Бано» в растерянности, усилием воли оторвав взгляд от груди голубоглазой блондинки, отыскивает где-то в недрах своего затуманенного разума английские слова: «Drink? 37 37 Пить? Коньяк? (англ.) Cognac?» «Ноу – ноу. Wine!» «Wine?» – слегка недоумённо повторяет он. Ведь итальянцы не пьют вино после ужина, а только ликёры или более крепкие напитки. «Ok, good», – кивает она. Далее следует мучительное объяснение на смеси английского, итальянского и украинского о том, «вино какой страны она предпочитает в это время дня».

– Русская, – комментирует бармен.

– Украинка, – парирую я.

Победно провозгласив у стойки: «Шардоне! И виски!», итальянец быстро возвращается на своё место, как будто боится, что длинноногая нимфа испарится. Он пытается с ней поговорить – жалкое зрелище. Она не понимает и трёх слов по-итальянски, но постоянно кивает и улыбается. И в таких ситуациях у меня всегда возникает вопрос: что не так с девушками, которые не знают ни одного языка, но на любую реплику иностранца радостно кивают? А что если он предлагает вам стать проституткой или торговать наркотой? Но, разумеется, наш герой не такой. Он – хороший и с каждой новой фразой всё больше пушит хвост, рассказывая украинке то ли о своём банке, то ли о фирме.

– Как ты понял, что она из Восточной Европы?

– Только русские заказывают после ужина вино.

– Неправда.

– Правда. Я работаю барменом уже десять лет. А ещё у меня была девушка. Русская. Она всегда пила красное вино с тирамису, – последние слова сопровождаются взглядом грустного спаниеля.

– Ах-ха-ха. Понятно. Ну и что там с этой твоей девушкой?

– Она уехала в Рим. Там больше возможностей, чем в Венеции. Знаешь, она всегда привозила мне из России водку. Такой водки здесь нигде не купишь.

– Почему ты не поехал с ней?

– Не знаю. Всё так сложно…

– А почему не продолжили встречаться? Рим же не так далеко. Можно ездить друг к другу в гости или видеться где-то посередине.

– Не знаю… Это не так просто…

И тут мне стало понятно: следующие десять лет можно приезжать в Венецию и быть абсолютно уверенной, что этот бармен будет на своём месте обслуживать туристов, а после закрытия заведения возвращаться домой к маме. И не важно, что ему уже будет глубоко за сорок.

А романтическая парочка допила меж тем вино и направилась к выходу. Поскольку стены были стеклянные, то можно было увидеть, как он обнял её за талию, и они растворились в тёмных переулках Венеции. «Языковой барьер – любви не помеха», – подумала я про себя. От возбуждения и суеты наш герой забыл в баре шёлковое кашне и спустя минут десять вернулся за ним. Схватил, кинул «grazie» бармену и пулей выскочил за дверь. Очевидно, «фея» ждала его где-то неподалёку. И хотя конец этой истории в девяноста случаях из ста был мне известен, оставалось ещё целых десять процентов в пользу того, что у них будет amore vero 38 38 Настоящая любовь (ит.). , как говорят итальянцы. А десять процентов – это не так уж и мало.

Ближе к полуночи, когда вышедший на променад народ расползался по своим гостиничным номерам и квартирам, я шла на свидание с городом. Летом ночь – это единственное время суток, когда с Венецией можно побыть наедине. Хотя венецианская ночь прекрасна в любое время года. Именно тогда город снимает маску современности и угодливости, обнажая своё истинное средневековое лицо. И ты слышишь, как легко дышат камни на фондаментах, видишь, как распрямляют свою уставшую за день спину мостики. Сворачивая в узкий проулок, ты улыбаешься эху своих шагов, а редкий всплеск воды или шорох ставен лишь дополняет идиллию с городом.

– Привет, Аморе. Как твои дела?

– Привет, Лоренцо. Хорошо. Ты как?

– У меня сегодня свободный вечер, наконец-то смогу провести его с тобой.

– Знаешь, сегодня меня пригласили на ужин.

– Не думал, что в Венеции у тебя есть кто-то кроме меня.

– Вчера познакомилась в баре с двумя девушками.

– И что? Ты променяешь встречу со мной на ужин с какими-то чужими людьми?

– Да. Именно так. У тебя было много возможностей. А я не хочу провести ещё один вечер в ожидании чуда.

– Я тебе обещаю, что сегодня буду весь твой. Поужинаешь со своими новыми друзьями в другой раз.

– К сожалению, мы не обменялись номерами телефона, я не смогу перенести встречу.

– Тезоро, я знаю, что виноват перед тобой, и буду уважать любое твоё решение, но если ты хоть немного ценишь наши отношения, то этот вечер мы проведём вместе. Напишу ближе к восьми, где буду ждать тебя. Целую.

Соблазн дать итальянцу ещё один шанс был велик, ведь несмотря ни на что я хотела его. С другой стороны, он в любой момент может изменить свои планы, как делал это в другие дни, и я снова останусь в гордом одиночестве. Мозг говорил ехать к Риальто, то есть на ужин с Сильвией и Наташей – бразильянкой и немкой, которые изучали в местном университете историю искусств. Сердце предательски скулило дождаться новостей от Лоренцо. А когда голос разума волновал ту, что каждое утро начинает жить заново? Промучившись целый день этой дилеммой, я всё же решила рискнуть.

И вот на часах семь тридцать вечера, волосы уложены, кружевное бельё надето, а телефон молчит. Семь тридцать пять. Семь тридцать восемь. Я сижу неподвижно на кровати, гипнотизируя взглядом минутную стрелку. С каждым её шагом последние крупицы веры покидают меня. Тиканье часов кажется нестерпимо громким в оглушающей тишине гостиничного номера. Семь сорок пять. Провожу блеском по губам. Семь сорок восемь – два коротких нажатия – по коже приятно растекается прохлада «Versense» от Versace. Семь пятьдесят две – телефон вспыхивает сообщением: «Я застрял на работе. Ужинай без меня. Я тебе позже напишу. Извини. Целую». Семь пятьдесят пять: «Да пошёл ты!»