Александра Дроздова - Прости, мне пора. Роман-путешествие

В надежде застать своих знакомых, я бегу к Риальто. Когда я добираюсь до места, опоздав на тридцать минут, там, разумеется, уже никого нет.

Тысячами разноцветных огней светятся рестораны, траттории и бары. Из их распахнутых окон и дверей доносится счастливый смех компаний друзей, звон бокалов, запахи базилика, розмарина и шалфея. То там, то здесь – застенчиво целующиеся влюблённые парочки. Почтенные пожилые синьоры неторопливо прогуливаются под руку со своими жёнами. Официанты снуют туда-сюда, вынося дымящиеся блюда из кухонь на открытые террасы. Находясь в самом центре этого праздника жизни, оглядываясь по сторонам, мне хочется кричать что есть сил от досады на себя, от злости на Лоренцо и от отчаяния. Я быстро иду прочь по набережной.

В город с ночным бризом, дающим живительную прохладу, снова возвращается морской аромат. Здания, мосты и фондаменты медленно остывают. Усевшись на белоснежные ступени у кромки воды, я достаю пачку сигарет.

Проплывающие мимо вапоретто разрезают неподвижную чёрную воду. Она набегает и омывает мрамор, почти касаясь моих ног. В голове нет никаких мыслей. Такое странное ощущение, будто бы я наблюдаю за собой со стороны. Из непонятного вакуума меня выдёргивает телефонный звонок:

– Где ты?

– У Риальто.

– А точнее? Я сейчас приду.

Лоренцо подходит сзади. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это – он.

– Добрый вечер, Тезоро. Прости…

– Не надо, – резко обрываю я, – мне не нужны твои извинения. Для чего они, если ты продолжаешь делать то же самое? Просто ничего не обещай. Я буду сама по себе, не буду на тебя рассчитывать, – я говорю очень тихим, но нервным голосом.

– Но я же не виноват! Я не думал, что так всё будет. И я сразу предупредил, что… – Лоренцо тоже начинает нервничать.

– А как, ты думал, всё будет?

– Думал, ты будешь жить у меня, что мы будем проводить вместе каждый вечер. Я и так чувствую себя раздавленным из-за всей этой ситуации, мне, правда, стыдно.

– Ещё раз тебе повторяю: не надо мне ничего обещать, если заранее знаешь, что не можешь этого выполнить. Я тебе не собака на привязи, не кукла, которую ты можешь дёргать за ниточки.

– Послушай, ты мне очень дорога. Я никогда ни к кому ничего подобного не чувствовал, как к тебе. Я люблю тебя.

У меня был выбор: окончательно испортить вечер, послав к чёрту итальянца или начать всё с чистого листа. Но какая женщина сможет послать подальше мужчину, который нравится до тряски и признаётся ей в любви в Венеции? Я встала и обняла его.

Утром я просыпаюсь от звона колоколов. Единственное, к чему я так и не смогла привыкнуть, – этот настойчивый звук, разрывающий тишину раннего утра, когда самый чуткий сон. Я лежу, буравя взглядом красный квадрат на сливочно-белой стене, и мучаюсь двумя вопросами: «Куда же делась Лаура?» и «Нафига в спальне вешать такую кричащую картину?» Понимая, что больше не усну, я встаю с кровати. Лоренцо напоминает кота, сладко зарывающегося в подушки. Надеваю на себя его рубашку и шлёпаю босиком по каменному полу на кухню. Но замираю в дверном проёме: ко мне спиной стоит женщина и что-то достаёт из пакетов. Видимо, я издала какой-то возглас, потому что она оборачивается и вежливо улыбается мне:

– Доброе утро, синьора!

– Доброе утро! Извините…

– Я Мария, работаю у синьора Ферранте.

– Приятно познакомиться. Алессандра, – мямлю я, попятившись.

Вернувшись в спальню, я толкаю синьора в бок:

– Эй, мог бы и сказать, что мы не одни!

– А, Мария пришла, – с закрытыми глазами бормочет он, – не переживай, она сейчас уйдет. Всё нормально. И не ходи босиком – заболеешь. Пол холодный. А лучше, ложись в кровать. И чего тебе не спится так рано?!

Мария испарилась так же бесшумно, как и появилась.

А через час у меня был первый идеальный завтрак в жизни: Лоренцо читал свежую газету и пил эспрессо из тонкой фарфоровой чашки. Я сидела за столом, поджав под себя одну ногу, поглощая свежеиспечённый круассан с хрустящей корочкой, который заботливо принесла Мария. Яркое солнце наполняло своим светом столовую. Золотые лучи преломлялись и рассеивались, давая удивительное сияние. Картина «Завтрак архитектора» была однозначно достойна кисти живописцев венецианской школы. У меня по лицу расплылась глупая улыбка. В тот момент я поняла, что влюбилась в мужчину, сидящего напротив меня. Он почувствовал мой взгляд и, посмотрев на меня поверх очков, спросил:

– Что такое, Тезоро?

– Нет, ничего…

«Просто ты самый прекрасный мужчина на свете и я люблю тебя», – хочется крикнуть мне, но я молчу, а вместо этого добавляю:

– Что ты делаешь в выходные? Давай съездим на Бурано?

– Не получится, Тезоро. Я буду с Лаурой.

– А ты не можешь оставить её хотя бы на полдня?

– Не могу. Она совсем ещё ребенок, ей только шестнадцать. Я не оставлю её одну.

– Я в шестнадцать уже жила одна. А кстати, где она сейчас?

– У родственников в Тревизо.

– Тогда в выходные мы могли бы поехать втроём.

Лоренцо смотрит на меня так, как будто я сказала что-то ужасно нелепое. В его взгляде читается недоумение, удивление и страх.

– Ты считаешь, у нас такие отношения, что я должен знакомить тебя с дочерью?

– Я… я ничего не считаю. Просто предложила…

Мне кажется, что если посмотрю на него сейчас, то окаменею. Слова архитектора прозвучали, как удар наотмашь. Я не думала, что мы заживём большой дружной семьей, но интерпретация Лоренцо была слишком циничной. Этой репликой итальянец обозначил моё место, чётко дав понять, что есть его жизнь, а есть я, и он не планирует смешивать эти параллельные сюжеты.

Внутри меня всё кипит. Хочется вскочить из-за стола, выплеснуть на его белую батистовую рубашку горячий кофе и проорать так, чтобы все соседи услышали: «Какие у нас отношения? Я сплю с тобой, вот такие у нас отношения. Я приехала из-за тебя в другую страну, потратила деньги и время, а ты живёшь своей жизнью как ни в чём не бывало. Вот такие у нас отношения!» Но, конечно же, ничего такого я не делаю, а лишь молча улыбаюсь, встаю и иду одеваться.

С того утра Лоренцо стал настороженным, старался под любым предлогом избегать встреч в людных местах, а когда это было невозможно, то заметно нервничал. У меня начала развиваться паранойя: он боится, что кто-нибудь из его знакомых или друзей увидит нас вместе. Он стесняется меня.

Субботу я провела на Бурано – миниатюрном острове с разноцветными домиками, больше похожем на декорации к сказке, чем на реальное место, где живут люди. Здесь всё было пропитано негой и сладкой ленью. В уличных кафе сидели завсегдатаи, неторопливо потягивая прохладительные напитки и болтая о жизни, кое-где рыбаки чинили и красили свои лодки, кто-то сушил сети, а женщины продавали знаменитые буранские кружева. Я зашла в пастичерию 39 39 Рasticceria – кондитерская (ит.) . и купила выпечку, которая, по заверению весёлого пекаря, есть только на Бурано. Крендельки с корицей и вправду оказались весьма вкусными и распространяли такой соблазнительный аромат, что ко мне на лужайку прибежали два местных пёсика и стали выпрашивать лакомство. Я поделилась с ними, потом ещё и ещё, когда печенье закончилось, пёсики продолжали вилять хвостами, в надежде на сладенький кусочек. Глядя на их добродушные морды, я подумала: «Ну а ты чего выжидаешь? Какого лешего сидишь в Венеции?»