Ирина Июльская - Зоя, или На перекрестках судьбы

Джон, счастливо улыбаясь, смотрел на Зою. Ведь она теперь его жена и должна иметь все, как и положено его жене: питаться, одеваться, жить в комфорте, как и он. Раньше на все попытки Джона подарить Зое что-то из драгоценностей или дорогих фирменных вещей, она отвечала решительным отказом, но теперь, после того, как они признали друг друга мужем и женой… Зоя была в растерянности, в таких вещах она не могла прийти на занятия в институт или в общежитие. О ней и так уже ходят сплетни. Нет, Зоя не боялась сплетен, просто не хотела привлекать к себе внимание. И она, покачав головой, прямо сказала ему об этом.

– Это твои вещи, ты можешь делать с ними, что хочешь. – ответил обескураженный Джон.

– Понимаешь, это очень дорогие вещи, мне их даже и хранить негде. – отвечала Зоя. Она вдруг вспомнила, как когда-то в детстве у нее украли с веревок постиранные ею платьица, пошитые бабушкой. Ей не хотелось, чтобы подобное произошло и в их общежитии, не хотелось лишний раз привлекать к себе внимание.

– Я узнавал, что в Москве квартиру снять почти невозможно, даже если кто-то и сдаст нам, как тут же соседи сообщат милиции… – Джон был явно расстроен, что им негде жить и встречаться с Зоей. Кругом какие-то препятствия. И опять поползли тоскливые мысли о невозможности быть вместе… они подобно ржавчине разъедают сознание, но тем сильнее их тянет друг к другу. Сам Джон проживал на территории посольства, что не позволяло им там встречаться и тем более жить.

А им хотелось, как можно больше знать друг о друге… с Джоном Зоя раскрылась, рассказала историю своей семьи, о своей бабушке, благодаря которой она знает иностранные языки, а он, в свою очередь, рассказывал историю его семьи. Он тоже рано потерял мать и рос в пансионе с шести лет, тоже как и Зоя был лишен родительской ласки.

У Джона, получившего блестящее образование, был талант о котором Зоя не знала. Джон прекрасно рисовал, просто умалчивал об этом перед таким метром, как Виктор. Ему было как-то неловко признаться, что он тоже рисует. Он просил Виктора продать ему Зоин портрет, но тот все тянул, а в результате отказался продавать, поэтому Джон сам решил попросить Зою позировать ему. Где-то далеко в подсознании его не покидала мысль, что если они расстанутся с Зоей, то останутся рисунки и портреты с ее образом и это еще более усиливало желание рисовать ее.

Зоя с радостью согласилась позировать любимому. И вот однажды воскресным утром, когда она еще спала, Джон сделал набросок ее спящей. Рисовал Джон профессионально быстрыми, четкими линиями, он ведь закончил Кембридж по специальности архитектура и искусствоведение и все студенческие годы, да и после окончания университета постоянно рисовал. Он привез свои краски из Англии и рисовал виды Москвы, часто из окон посольства, выходящих на набережную Москвы-реки, прямо напротив Кремля.

Зоя была прекрасна спящей, нежный цвет лица, тень от длинных темных ресниц, разметавшиеся по подушке густые каштановые пряди волос. Джон работал быстро, но вдруг Зоя во сне повернулась и откинув одеяло, обнажила нежную девичью грудь, все это Джон быстрыми, уверенными штрихами успел нанести на эскиз. Ему захотелось сделать серию портретов Зои, было важно уловить момент и он воспользовался этим. Он осторожно подошел и слегка приподняв одеяло, открыл ее божественное тело и сделал еще один быстрый эскиз из его будущей серии «Спящая». Это было его секретом… подарком самому себе, возможностью увековечить свою жену, такую юную и прекрасную. Любящий поспать по утрам, он тихонько вставал пораньше и рисовал спящую Зою, ему хотелось сделать сюрприз и ей… Когда портреты были готовы, он показал их Зое, сказав при этом:

– Любовь моя, мне бы хотелось изобразить тебя и с открытыми глазами… Ты согласна позировать мне? – Зоя утвердительно кивнула головой.

С этих пор, когда у них выдавалось свободное время он рисовал ее. Грехом было бы не запечатлеть ее восхитительную фигуру, дарованную ей природой и Богом. Она была само совершенство, как в жизни, так и на полотне. Портреты, написанные масляными красками, Джон оставил в мастерской, чтобы они успели просохнуть и потом забрать их до приезда Виктора.

А до его приезда оставалось всего несколько дней. В глубине души Джон уже догадался, что Виктор тайно влюблен в Зою и решил больше никогда не встречаться с ней в его студии, чтобы не причинять другу страдания и боль.

Вернувшись из своего турне по Франции, первое, о чем подумал Виктор, едва переступил порог своей студии:

– Она была здесь с Джоном, вот ковер, по которому они ходили, тахта на которой они занимались любовью, повсюду их следы, а я здесь лишний… Острое чувство одиночества и потерянной надежды на любовь возникло в нем с новой силой.

Взгляд Виктора упал на холсты, стоящие в углу комнаты, он сразу заметил их, – холсты чужие, не его. Виктор подошел ближе и увидел Зою, изображенную Джоном, всю Зою, во всей ослепительной нагой красоте; ее каштановые волосы, рассыпанные по плечам, к которым он так и не прикоснулся. Как художник Виктор не мог не признать, что Джон профессионально рисует. Ему удалось передать и свет, и тени, и настроение, а главное любовь, которая была видна под каждым мазком кисти.

Не смотря на усталость после дороги, Виктор вышел из студии, запер дверь на ключ и уехал на дачу в Переделкино. Он впервые почувствовал себя чужим в стенах своей студии. Здесь теперь не его мир. Это мир Зои и Джона, а он здесь лишний.

А Зоя вернулась к себе в общежитие и потекли ее студенческие будни. На уроках Зоя была несколько рассеяна, чего не мог не заметить ее преподаватель Григорий Степанович Донецкий. Он подошел к ней после занятий и внимательно посмотрев ей в глаза, произнес:

– Зоя Бурмина, Вы сегодня были крайне невнимательны, я не доволен. И если Вы серьезно решили стать актрисой, первым делом научитесь оставлять свои личные проблемы дома, а в институте, а потом и в театре, Вы должны позабыть о них и становиться другой личностью, пусть и на время. Иначе ничего не получится и мы только зря теряем с Вами время. Искусство перевоплощения – это основной стержень, на котором все держится! —

Зое стало по-настоящему стыдно, ведь прав ее учитель, она все занятия думала о них с Джоном. Зато Зинка Тутырина выкладывалась по полной, вся группа ухахатывалась, глядя на нее. Даже грозный взгляд Григория Степановича не мог остановить смеющихся студентов и ему пришлось сделать паузу, выждать, чтобы все насмеялись вволю, затем, когда все успокоились и воцарилась тишина, старый учитель зааплодировал и не кому-нибудь, а Зине Тутыриной. Раскрасневшаяся Зинка чувствовала себя на седьмом небе: – Ей первой и единственной аплодировал и не кто-нибудь, а сам Григорий Степанович! А вот и ребята присоединились к нему… все аплодируют ей, Зинке! Нет, она станет великой артисткой и ее узнает весь мир! Никаких сомнений нет в этом, она уверена в своем успехе! —