Людмила Захарова - Философия любви. Рассказы

– И правда, разумно ли отказываться от чашечки кофе?

– Если нет вдохновения, и удавы все сожрали… Продолжай.

– Вдохновения нет, есть желание устроить разгон. Если честно, то у меня единственный дар – устраивать перевороты в цивилизованных домах и нарушать любые устои. С этим шла в безумный, бессонный, богемный мир. Сейчас там тихо и не угадать – сколько стен от фарфоровой чашки. Пусть гуща стекает на блюдце, я подожду. «Сейчас мы все тайны откроем»… я улавливаю рисунок сквозь смех. «Как светло и уютно у вас, но мне не сюда». – «Не спешите, я поджидал вас. Иногда я слышу, как вы читаете, и просто схожу с ума». – «Неужели так хорошо слышно?» – «Мне повезло, мы будем счастливы. Я вижу: вы устали. Не возвращайтесь к ним, мы переедем на окраину. Я стану тем». – «Кем?» – «Подающим кофе». – «А-а я подумала: подающим надежды молодым автором». – «Ты будешь моей, но мы не будем мешать тебе. Я займусь нашим малышом, а ты… ты будешь свободна, только пиши!» – «Да вы рехнулись, сударь!» – «Но зато, какое воплощение строк в реальность, продолжение темы в реальной жизни». – «Допустим, я напьюсь до чертиков, чтобы согласиться с вами. Но помните, чем кончится сказка, я не оставлю ребенка». – «Я убью тебя, Котенок». – «Прощайте».

– Неприятное знакомство.

– В квартире живет маньяк?

– Неужели он действительно существует?..

Мастерская клубится в непонятных испарениях. Неистребимый дух. Гомон. Как можно было пройти мимо?!

– Почему никогда нет света в этом доме?! – пролетевший плащ завершил вираж, – «трям-трям-трямь-сь», – продолжил игравший на фортепьяно, выпутываясь из него.

– Какого черта, Катюха, ты злая такая влетаешь, – продекламировал кто-то, скрывшись за мольберт.

Шаль зацепилась за низкий дубовый стол и порвалась, что-то смахнув. Катя опоясалась ею потуже, стряхнув котенка на пол: «Брысь, Маруся, с какой радости тебе нынче праздник – шарить по тарелкам?» Она идет к зеркалу, но расческа еще не нашлась. Поправляя рукой рассыпавшиеся пряди, вслушивается в подозрительную тишину, оглядывается. Друзья затрепетали в шутливом ужасе, скрывая ехидство.

– То-то же, я… – тут она закрыла рот ладонью, приглушая смех. Зеркало закрывал ее портрет.

– Как я не заметила, что лицо неживое. Вот это шедевр!

– Она, видите ли, не носит маски неподвижной, – буркнул юный гений, прежде просто приходивший брать уроки, но случайно прижившийся здесь.

– О мрачный взор, сокрывший гибель страсти, – надрывно застонала Светик под аккорды Демьяна. Но бородатый Илья прервал восторг звонких поцелуев жестами: Клювики! Клювики! клювики?

– Я не могу дышать этой гадостью, распахните окна!

– Тебе никто не предлагает.

– Добро переводить.

– Почитай, мы тебя заждались.

– Решили, что ты, открыв новую теорию, немедля вышла замуж!

– Так мы уж и не вспомним в который раз…

Светик с Катей обменялись злыми усмешками.

– Есть ли у нас джентльмены?

– Сегодня есть «вчерашние, сожранные» пельмени!

– Странная мысль, но долг платежом красен. И так будет всегда. Я устала.

Сгоняя пса, Катя опомнилась: «Кто приволок этого удава? Сознавайтесь, предатели. Иди-иди, Фигуля, нет у меня ничего, не лай». Привычная амурная паутина на потолке. Лепнина закоптилась, придавая пузатым ангелочкам коварные выражения лиц. Коса отброшена на подушку. Обычное упражнение с бокалом вина на согнутой коленке. Хриплый звонок, перебранка.

– Тебя. – А если тебя? – Чепуха? – Ладно, играем в чепуху… – Ну кто-нибудь, живой, снимите же трубку!

Но никто не спешил отреагировать, бросить свои занятия. Даже пьющие или просто курившие в этот момент выглядели сверх сосредоточенными. Катя, выдохнув, потянулась к трубке: «Здесь белые вороны сбились в стаю».

– И как ты можешь поступить, подумай сам, – Демьян вопросительно застыл с бутылкой в поднятой руке. Хозяин покачал головой, указывая на единственного женатого человека, приблудившегося к ним.

– Ему не наливать, его уже ищут.

Взаимопонимание полное, Катя продолжила: «Да нет же, его еще не было, уверяю вас. Обязательно передам. Спокойной ночи».

– Нет, – подтвердил потерянный голос.

– Нет.

– Все-таки, душа моя, ответь, что будет с возлюбленной?

– Только свет дай рубиновый!

– А ты не хочешь выйти за рамки жанра?

– Узенький-узенький лучик света, как острие, полоснет по залу и умрет на ней!

– Пьяные эстеты! Что может быть противней, – подмочив край дивана, Катин фужер раскололся.

– Какого черта! Где я буду спать?!

– Дома! – взорвалась Катя, прохрустев осколками. – Когда здесь будет чистая посуда?!

– Я там оставил газ, сходи, помой. На кухне тоже нет света, – сжалился старожил мастерской.

– Мне жутко.

– Что?! Вчера еще мылась в ванной без света, а сегодня, что вдруг? – возмутился давний друг (неизвестно чей или оставленный случайно каким-то забытым приятелем).

– Нашла достойную развязку? Точно!

– Ага! Значит, он ее прирежет! Только и всего, Фигушка! – радостно тормошил собаку вечный бездельник.

– Катюша входит в роль?! Потрясающее сопереживание, господа!

– Говорю же, негодяи, что я ничего не записывала. Это экспромт. Накатила шальная мысль. Нервы.

– Ну-с?! Экспромт сбылся? – заволновались актеры.

– Врать-то ты умеешь, мы ценим или любим тебя за это. А почему не записать? Очень мило. Так и назови: «Подающий кофе».

– Зачем?

– Чтоб исполнилось, – последний Катин приятель хохотал долго, гримасничая до слез.

– Как вы мне надоели, шуты… – Катя захлопнула крышку рояля перед носом надоевшего композитора, пропев «трям-трям», – подняла плащ и, не оглядываясь, подняв свободную руку, сделала играющие пальчики на прощание, оставляя двери открытыми настежь.

Входная дверь в квартиру захлопнется сама. Внезапный сквознячок влетел блеклым затоптанным листом, покружил и сгинул во тьме коридора. Нож просвистел и впился в деревянную панель.

Бутылка пива застопорилась меж полных колен барышни – в разрезе юбки. Руки заняты жестикуляцией. Поза сидящей барышни почти неприлична, если не слышать поневоле голос. Ожесточенное описание того, что можно приготовить, если есть, конечно, мясо, ну еще нарезка и так далее. Так сочно, так азартно взлетают руки. Вероятно, не хватает слов. Никакой умышленной эротики. Надо же где-то приткнуть открытую бутылку. Над нею, чуть склонив голову, молодой человек неторопливо отпивает пиво, не вникая и не мешая ей высказаться. Барышня смакует предстоящий ужин, хищно взмахивая яркими когтями. Ноги все-таки не голые. По колготкам в жару, безупречным маникюром, можно определить то, что едет она с работы. Он ей позвонил в офис, встретились, едут… куда-нибудь. Еще один глоток открывает его помятое лицо. Молодые – до двадцати пяти лет. Кто же он? Если что-то может позволить из еды в столь голодное, безработное время? Заработок приличный, но случайный, иначе был бы в костюме. Черная рубашка, черные джинсы. Гнетут черные мысли. Устал. Слишком устал. С утра не брит. Несвеж. Скушен. А она все о том же, забыв об импортном пиве. Они неинтересны – они современны. Юностью от них не пахнет. Нет речи о любви… о ветчинке, рыбке, а на икорочку не добыл. На десерт будет секс. И только?