Светлана Макаренко-Астрикова - Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора
- Название:Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:9785448532122
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Светлана Макаренко-Астрикова - Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора краткое содержание
Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
– Поздно. Михаил, отвезите меня, мне завтра утром на репетицию. Я Вам позвоню, если вспомню, где видела этот тюрбан. Там рисунок особый, ренессансный, не термидора, а именно, в стиле Романо 9 9 Дж. Романо, итальянский художник эпохи Возрождения, ученик Рафаэля, автор полотна «Дама за туалетом». Автор.
. Стал возвращаться к нам ренессанс… Особенно, в одежде, да? Чувствуете? – Она кивает, оглядывая меня, и легко утопая в длинном светлом пальто и петле длинного, складчатого шарфа.
– До свидания. Приятно было увидеть Вас и Лану… Я только вчера читала ее. Перечитывала «Сигары для актрисы». Очень нравится. Легко ее читать. И думать. До свидания. Созвонимся, да? – Перстни слегка давят мне ладонь. Демирова тенью скользит в проеме. Косяк хранит прикосновение пальцев, силуэт… аромат духов. «Серая монахиня»? Во всяком случае, последний парижский аромат, модный…
… – Она его любила… безумно, да, милый? – Ланочка сидит на полу, прижав колени к подбородку. Чуть приоткрыта гардина, в воздухе свист ветра, порывы, ледяная крупа… Осторожно подхожу, протягиваю руку. усаживаю на диван..
– Кого, моя ласточка? – делаю вид, что не разгадал загадку, длю мгновения тайны.
– Витеза. Она одинока. До горечи.. Знаешь. Ее сила в том, что она на сцене, как Сара Бернар – не себя играет, а образ. Потому живет.. Себя бы выжгла давно… – Ланочка серебряно, хрипло выдыхает фразы, как ландыш, остывший на холоде.. Замолчав, тотчас закашливается. После вчерашнего она еще не пришла в себя, а теплая ванна с медом помогла мало… Протягиваю ей кофейную чашку и тост с маслом и ломтиком персика:
– Съешь. Зачем ты сидела на полу? Знаешь ведь – нельзя. Мишка молодец, гаврош, гарсон, держит стиль. Как подыгрывает ей. Паганини для одинокой скрипки… Анька фыркала все, а теперь смотрит, улыбается.. Они вчера ее у себя принимали, так полный восторг, она взяла пару Аниных ребят к себе – курс, класс, уроки.. Чертушка Ворохов наш, ей – богу! – Я не спеша потягиваю теплый шерри из тонкого бокала. – Захочет, луну с неба утащит, радугу перекрасит…
– Зачем? – Лана легко пожимает плечом. – Не надо красить. Пусть свою рисует.. Надо всегда свое рисовать. Штрих, черточку, но свое.. Образ. Иначе – погибнешь…
Я не успеваю ничего возразить. Она выходит на лоджию, в летящий снег, зябко кутаясь в шарф и снежинки не тают на ее волосах, только ночь густеет, расплываясь и плавясь в туманном янтаре, рыбьем жире, дынном золотом меду питерских фонарей, прожекторов, отблесков луны в полосе залива…

Анатолий Зверев. Карандашный рисунок. «Ассевский цикл»
Глава III
…Она опять надевает на себя. Что то… надевает.. Касаюсь пальцами спины, выпирающих позвонков.. Худа, как.. отощавший ангел. Что она ела вчера? Какие то, сухие остатки пиццы, на соевом тесте, дурацкий, полупрокисший кетчуп, потом этот кетчуп был уже на листе, под ее локтями… Она рисовала кетчупом?! Черт. Не помню…
…И на кухне все – вдрызг, в краске, и кофейных кругах, но кофе – не найти, какая то рыжая бурда, словно в кофемолке окончила жизнь сотня другая тараканов или лисьих хвостов… Рвотный спазм. Едва добегаю до ванной..Что Эффи мешает в эти ликеры, никогда не узнать! Верчу головой, как бешеный пес, разбрызгиваю капли по зеркалу, в котором едва видны ее очертания… Острые, худые позвонки.. Мальчик с собакой Пикассо.. ПикАссо. Пик – ап.. Пин – ап… Лиссу так уже не сфотать, груди опали и болтаются,. как увядшие груши.. А у той… маленькой сирены.. Груди – тоже маленькие… Как раз для ладони…
Кожа нежнейшая, должно быть, избалованная ваннами, кремами, массажами. Или – болезнью? Кожа хрупко светится на ее щеках, как фарфор саксонский… А на груди… Что – на груди? Как он ласкает эти два маленьких, нежных полушария, соблазн Поэтов? Едва касаясь, дразня, неутоленно, томясь, дерзко? Как?! О, проклятие… Вечно – она… Всегда – она, как наваждение…
– Когда ты ее к нам уже пригласишь? – хрипло тянет сонорные Лисса, и я вздрагиваю от неожиданности, роняя станок.
– Куда? В этот бедлам?! Ты спятила?! – я фыркаю, глотаю воду, пену, крем – все разом… – Тут же негде наступить. Сначала надо месяц убирать..
– Найди… Уберут. За сотню гринов. Фу – у! Глупость!… Я хочу ее ри- со – вать! – Лисса морщится, острые лопатки на миг исчезают внутри спины. – Кисти кончились. Сангина крошится. Купишь? – Бежевая рубашка, с расстёгнутыми рукавами, джинсы и пестрые махровые носки.
Небрежное, острое, все как будто из углов, с вечным, полусонным гипнозом в огромных глазищах. И что то в ней есть.. Что то… Что – то роднит ее с нею. С этой сиреной, с медленно – ясным, мягким голосом, влекущим, как ручей… вода, летящий снег…
***
…Летящий снег… опять снег, мокрота какая то, и декабрь в сером свитере.. Одна серость… тьфу.. Ничего не нарисуешь.. Разве что – мою королеву, в ее платье из шифона, с кленовыми листьями по линии бедра.. Носится по холлу, мелькают зеркальные отсветы, отражения, дверцы, скошенные углы, стремительный ветерок от ее платья, лодочек без каблука.—
– Ланка, не носись! Что ты?! – цежу напряженно, сквозь зубы и карандаш. – Линию довести не даешь! Сядь, выдохни… Что сережка то в одном ушке? Потеряла? – я, чуть испуганно, подмигивая ей, ощупываю пальцами и тыльной стороной ладони пол. Никакой серьги и в помине… Вихрь… Грэг убьет меня, если она наступит и упадет! У нее неверный шаг… Неточный. Как на луче луны. – Озноб трогает спину, мнет в лапе. Ежкин свет! – плююсь про себя – Не дай бог!
Она на ходу ощупывает крохотное ухо, встряхивает головкой.
– Ах, это! Наверное, в спальне или у Никуши… упала.. Мы там играли..
– Играли они. Визг на весь дом! – ворчу я беззлобно. – Во что играли то?
– Мы играли… в – уфф.. подожди, Миша. В пиратов.. Вот. – Фей непостижимо трогательно трет ладошкой лоб. – И там мы спор проиграли, а надо было щекотать друг дружку, и вот…
– Обалдеть, королева. Защекотать! Отпад! – Я в неподдельном восторге цокаю языком. – То – то Никушка спит теперь, без задних ног… Слушай, брось ты эти свои пледы и свитера… Пойди, полежи тоже? С утра носишься. Ну что он скажет, когда узнает? За голову хватится. Завтра капельница у тебя…
– Нет. – Она качает головой. – Нет, Надо вещи перебрать, разложить. Горушка нервничает. Каждый день – лекции, ему надо… как это? имидж. Профессор! – Она очаровательно щелкает в воздухе маленькой щепотью пальцев.. И через секунду – уже в столовой, в этой холодной, белой стыни, где по стеклянной столешнице катятся томаты и мороженая клубника. Пахнет свежим чили… Гаспаччо. Она приготовила гаспаччо и лазанью с сыром, но сама не ест ничего… Красный бант у штор. Новогодне – торжественные свечи в красных бантах – на широком подоконнике нише, пятна красных салфеток, бокалы с вином.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: