Елена Самогаева - Моя золотая медаль. История любви к жизни и к женщине…

– Это ты главный бунтовщик Степан Тимофеевич Разин, знаменитый разбойник и плут?

Мальчик повернул голову и удивленно вскинул тоненькие брови. Старичок отметил бледность лица, ввалившиеся глаза, полные немого страдания.

– Так, стало быть, ты проглотил язык? – предположил старичок. Ну- ка, покажи, проглотил?

Малыш испуганно высунул кончик языка.

– Фуф, ну слава богу, – облегченно вздохнул директор, – а то я думал, как же ты будешь дальше жить… без языка.

С неподдельным интересом мужчина взглянул на мальчика.

– Ну а как, хочешь прокатиться на настоящем автомобиле?

Сережа мотнул головой. Сердце его забилось. Неужели сейчас его отвезут к отцу, домой, на родные болота?

– Отлично. А силенок-то хватит? Кто ж, брат, садится за руль автомобиля без обеда?

Мальчик повернулся к своему собеседнику всем телом, и сел на кровати. Старичок пристально посмотрел на малыша. Ничто не ускользнуло от глаз опытного педагога – ни невесть откуда взявшаяся седая прядка, спрятавшаяся в русых волосах мальчика, ни глубокий, смотрящий точно в душу, пронзительный взгляд. Он много видел на своем веку, работая в детском доме инвалидов больше тридцати лет.

«Плохо дело» – думал директор, глядя на эти потухшие глаза, растрепанные волосы и опущенные худенькие плечики. Малыш явно не хотел жить, не видел смысла в дальнейшем своем существовании. Было видно, что он все еще шокирован происходящим, – многие предметы быта, люди, стены, даже игрушки производили на него гнетущее впечатление.

В спальной комнате он не знал, как заправить постель, в туалете – как пользоваться унитазом, не умел играть и не знал никаких игр, в столовой видел впервые вилку…«Маугли, чисто Маугли» – шептались нянечки, удивляясь этому странному ребенку.

– Нельзя, брат, не обедая, ездить на автомобиле….а мне позарез нужен шофер. Выручай.

– Я… не умею…

Голос Сережи сорвался в хрип.

– Ну, это, брат, пара пустяков, научиться… Ну- ка, Зоя Алексеевна, – обратился директор к своей помощнице, – принесите нам борща, да котлеты захватите! Срочное, понимаешь, дело, нужно ехать, а шофер мой новый еще не заправился!

Спустя минуту перед мальчиком возникла тарелка с борщом и котлетами. Он ел без аппетита, едва вращая ложкой по тарелке, но это была первая маленькая победа педагогов.

– Ну вот, – продолжал рассуждать директор, – ты пока подкрепляйся, дорога нам предстоит дальняя, и мы с тобой, дорогой друг, должны быть готовы!

Насвистывая, он засунул руку в карман и выудил оттуда ключ.

– Это ключ от автомобиля. И попрошу не опаздывать. Через полчаса жду вас, господин хороший, у выхода.

Малышня открыла рот от удивления, а директор, все также весело насвистывая, удалился восвояси.

Автомобиль был припаркован во дворе детского дома и всегда приковывал взгляды детдомовцев – шутка ли, настоящая иномарка, на которой не каждому доводилось прокатнуться! Старичок проворно открыл лакированную дверцу и ласково улыбнулся. Елена Антоновна с трудом выкатила инвалидное кресло на крыльцо. Сережа на минуту задержал взгляд на деревьях, посаженных вдоль забора, потом перевел глаза на здание. Там, в стеклянных громадах, он увидел детские лица припавших к окнам воспитанников. В их лицах он прочитал нескрываемую тихую зависть.

Сырая осень набирала свои обороты. Осыпанные золотом березы нервно дрожали на ветру, промозглый ветер подхватил концы плохо завязанного шарфа на шее мальчика. Он с наслаждением нырнул в теплое нутро машины и почувствовал запах бензина.

Иван Сергеевич, словно фокусник, достал из ниоткуда огромный игрушечный руль, усадил мальчика на переднее сидение и весело подмигнул малышу:

– Ну что, поехали?

Они свернули на широкое шоссе, усеянное высотными домами, похожими друг на друга. Маленькое тельце мальчика вжалось в сидение автомобиля, пальцы впились в ручки кресла. Сердце Сережи зашлось от страха и восхищения.

7.

Огромное здание детской областной больницы, у которой они остановились, было наполнено удивительными людьми. Точно таких же людей в белоснежных халатах Сережа видел, когда они забрали и увезли его отца. Они сновали тут и там, в одинаковой одежде и с высокими головными уборами. Одни мрачно переговаривались между собой, другие весело хохотали, третьи передвигали непонятные тележки с какими-то инструментами. Все двигалось, бурлило, грохотало, и от всего этого становилось невыносимо страшно и тяжело. Мальчик не знал, кто они такие, но окончательно понял, что не всем людям, улыбающимся и говорящим хорошие слова, стоит доверять.

Сережа лежал на кушетке, молча скрестив руки на животе. Вошел человек, в светло – синей рубахе и таких же шароварах. Этот наряд, отличающий его от всех остальных, немного успокоил Сережу, и он доверительно взглянул на него.

«Вон те, в белых халатах – враги, а этот, в синем, – вроде ничего» – решило его детское сознание. Человек был к тому же еще и очень высокий, плотный, похожий на сказочного Деда Мороза. Лица его не было видно, – оно было закрыто маской так, что мальчик видел только серьезные, направленные прямо на него, прищуренные глаза. От него веяло теплом, приятными запахами с примесью трав, какие давал ему отец, когда он мучился в простудной лихорадке.

– Э, брат, да ты, кажется, помирать собрался, – протянул человек, глянув на скрещенные руки малыша.– Напрасно… Рановато тебе еще…

Он деловито ощупал Сережино запястье, приложил какую- то штуку с железным круглым наконечником и долго молчал, прислушиваясь к чему-то. Затем, буркнув что-то себе под нос, пощупал живот, ноги и сел, откинувшись на спинку кресла. Лицо его приняло задумчивое выражение.

– Ну вот что, друзья, – громко сказал он, нахмурив брови и обращаясь к Ивану Сергеевичу, расположившемуся рядом.– мы с вами поступим таким образом…

Далее он заговорил на языке замысловатых терминов, и Сережа, совершенно ничего не понимая, почему- то успокоился. Запах трав снова напомнил ему о доме, о полуденных переходах по болоту, когда они с отцом не возвращались домой на обед, а оставались на поляне, посреди зеленого ковра яркой листвы. Отец заваривал чай на костре, и аромат чудодейственной травы растворялся в молоке туманного леса. Тоска, навалившаяся на него в последнее время, понемногу стала отпускать, освобождая место для новых, еще непонятных ощущений.

Иван Сергеевич, наоборот, был немного подавлен. Они с доктором еще долго о чем- то разговаривали, заговорщицки перешептываясь между собой. За ширмой Сережа, лежащий на кушетке, видел только расстроенное выражение лица директора и горы бумаг на столе этого странного « деда мороза».

– Он совершенно асоциален, некоммуникабелен, – доносились обрывки фраз, – Усыновление практически невозможно…