Людмила Волынская - Давай оставим все как есть

– Прекрати, – поморщился Алекс. – Мне надо с тобой поговорить.

– Что нового ты можешь мне сказать?

– Извини, я не смог позвонить,… – начал было Алекс, но жена тотчас перебила его.

– Кому нужны твои звонки? Наговорить можно все что угодно. С какой стати я должна тебе верить?

– Придется.

– Но…

– Прекрати! – перебил ее Алекс, ударив ладонью по столу. – Я не собираюсь тебе лгать. Я встретил женщину. У тебя есть выбор – либо жить с этим дальше, либо разводиться. Думаю, жить с этим ты не согласишься. Но… я прошу тебя, не сейчас. Я очень устал, – с этими словами Алекс поднялся, собираясь пойти в душ, но жена ледяным тоном припечатала:

– Дошлялся.

– Называй это как хочешь, – устало ответил он. – Я понимаю, тебе сейчас больно. И мне больно, поверь. Сейчас – по живому.

– Кобель, – дрожащими губами бросила Алиса.

Алекс замер на полпути. Он снова опустился в кресло.

– Нам обоим надо свыкнуться с этой мыслью. С теми деньгами, которые я тебе оставлю, ты устроишь свою жизнь. А я уже не встречу. Давай… на этом закончим пока, а?

Он понимал, что разговор на этом не закончится. Глупо, да и, пожалуй, жестоко было его так заканчивать. Понимал, что жена заслужила хоть каких-нибудь ласковых слов. Но в его голове таких не нашлось. Их подавила неимоверная усталость.

– Аль, прости. Я сейчас просто не в состоянии говорить, – выдавил он из себя.

Казалось, до нее понемногу стал доходить смысл его слов. Какое-то время она напряженно о чем-то думала. Потом вскинула к нему глаза, словно спрашивая: «Правда?»

Алекс выдержал этот взгляд, подтверждая правдивость своих слов.

– Я знаю,… – глядя перед собой невидящим взглядом, вся она переменилась, потухла, – я знаю, что не сделала тебя счастливым. Я всегда это чувствовала, – она судорожно вздохнула. – Я старалась, но у меня не получалось. Я догоняла, а ты убегал. Да, ничего, кроме добра я от тебя в жизни не видела. Прости.

Поднявшись, он подошел к жене и присел на подлокотник. Какое-то время он смотрел так на нее сверху вниз, потом обнял за плечо, проведя ладонью от груди к шее, приподнял подбородок.

– Могу тебя утешить, – уставшим тоном произнес он. – Скоро не будет крутого Алекса, а будет тихий человек Алексей Иванович Нифонтов. Потому что уже год, почти год, я стараюсь собрать воедино то, во что вложил пять лет своей жизни. А оно рассыпается как песок сквозь пальцы. Ну и пусть. Нормальную жизнь я тебе обеспечу. Оглянись вокруг. Ты будешь жить лучше. Да и я спокойнее…

– Поступай как знаешь, – продолжая думать о чем-то своем, безучастно ответила Алиса. – Как ты меня измучил. Почему ты меня не отпустил?

– Я тебя и не держал. Я и сейчас не ставлю тебе условий.

Аля подняла к нему полные слез свои карие глаза.

– Неужели все?… – прошептала она, заглянув ему в душу.

Как же там все встрепенулось, как все перевернулось в его душе от одного единственного ее взгляда! Многое сказал ему этот взгляд, то, чего не выразить никакими словами.

9

Сколько так просидела в кресле, Аля не знала. Должно быть, долго. Ноги затекли. Переведя взгляд на окно, она заметила, что стемнело. Поднявшись, она тихо подошла к спальне и приоткрыла дверь. Муж спал, привычно упершись щекой в подушку, отбросив одеяло. Но она не стала поправлять постель, неосторожным прикосновением боясь разбудить его.

Мысли прыгали, рука привычно потянулась к телефону и принялась набирать знакомый номер.

– Мама? – спросили губы, лишь только в трубке прозвучал родной голос. – Мамочка…

– Что случилось? – МММ с ходу определила состояние дочери.

Они с Алей не столько понимали, сколько чувствовали друг друга. Аля была ее единственной дочерью, умницей и красавицей, и именно за нее она благодарила Бога, считая, что жизнь ее удалась. Удалась она и у дочери. Если бы не беспочвенная тревога, которой дочь в последнее время стала донимать ее все чаще, можно было бы до конца дней наслаждаться обеспечиваемой зятем тихой скромной жизнью. До сих пор ей без особых усилий удавалось успокаивать дочь, снабжая при этом парой-тройкой дельных советов, пополняющих багаж ее маленьких женских хитростей. Так, на всякий случай. Но сейчас она просто всей кожей ощутила, что этот случай наступил.

– Случилось, – еле слышно произнесла Аля. – Сегодня мои глупые фантазии превратились в реальность.

– Это как сказать, – по привычке МММ продолжала «держать фасон».

– Он встретил какую-то женщину. Он сам сказал мне, понимаешь?

Лишь только дочь завела старую пластинку, МММ облегченно вздохнула.

– Ну, это по молодости… Лет через двадцать ты вообще перестанешь обращать на это внимание.

– Я все еще люблю его.

– Аленький, ты любви-то еще и не знала. Да лучше и не знать, – вздохнула МММ о чем-то своем. – Со временем ты научишься любить себя. Поверь, так происходит со всеми. Надеюсь, ты не стала с ним спорить?

– О чем?..

МММ вздохнула.

– Аленький мой цветочек… Да пусть встречает себе, кого хочет. Главное, не мешай ему. Старайся вообще не замечать. Тогда эта блажь и пройдет быстрее.

Але даже жутковато стало, не так от этих слов, как от тона, красноречиво подтверждающего их правдивость.

– Ты так спокойна,… – поразилась она. – Неужели ты не любила папу?

– Полюбила, на свою голову. А потом всю жизнь мечтала, чтобы он разлюбил меня. Я так устала устраивать нашу жизнь. Устала от неопределенности и постоянного безденежья. Ты же помнишь, как мы жили? Поверь, девочка моя, без любви гораздо проще прожить, чем без денег. До сих пор ты мне верила и все делала правильно. Поверь и сейчас. Не закатывай ему сцен и никуда он от тебя не денется.

Конечно, Аля помнила, как холила и лелеяла ее мама, внушая при этом, что в игре под названием жизнь дочь непременно должна использовать все козыри, которыми так щедро наградила ее природа. Она же и подсказывала, когда и в какой момент их вынимать. Отец тоже был неплохим человеком, это был, пожалуй, единственный его козырь. Отцом же он был никаким. Плененный великой силой искусства, все бытовые проблемы он перекладывал на плечи своей «вдохновительницы», как в шутку частенько называл он жену. В действительности же она была скорее «устроительницей» его жизни, на все лады расхваливая его работы, ища для него заказы, умудряясь на выставках втискивать его творения между работ успешных художников, поддерживая отношения с нужными людьми, позволяющие, в свою очередь, худо-бедно поддерживать мужа на плаву культурной жизни северной столицы. Так как похвастаться особо было нечем, она изо всех сил пыталась окружать его ореолом таинственности, выдавая его за непризнанного гения, осторожно намекая на вечность. Но и эти взгляды, к сожалению, разделить с ней было некому. Окончательно убедившись, что понюхать лавра мужниной славы ей не удастся, она, будучи по натуре человеком деятельным, переключила все старания на дочь. Годами она неустанно хлопотала, где только ни испробовав способности дочери. И к началу ее совершеннолетия получилось, как у Пушкина – «все мы учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь». Но вместе с тем Аля не могла не признать, что и неплохо получилось. Красивой осанкой и походкой, возможностью выдать при случае что-нибудь эдакое на фортепиано или зажечь в экстравагантном танце, неплохими познаниями в живописи и сносной игрой в теннис она была обязана именно маминой заботе и терпению. Немного погодя мама объяснила ей, что она должна использовать выгоду не столько от приобретенных знаний, сколько от заведенных когда-то с детской непосредственностью знакомств. Как? С такой же ни к чему не обязывающей непосредственностью поддерживать их. Главное, примелькаться, появляясь в нужных компаниях и нужных местах настолько часто, чтобы ее считали своей. Как говорится – в каком море плаваешь, такую и рыбку ловишь. Через пару лет такой рыбалки изо всего улова наиболее привлекательным маме показался Алекс. Не задумываясь о мотивах такого выбора, Алиса и в этот раз слепо доверилась матери. И следуя ее же советам, добросовестно принялась осваивать роль образцовой жены. На пару лет ее хватило. А дальше все пошло вкривь и вкось. Роль свою она освоила быстро и играла безупречно, да и он был неплохим мужем. А счастья не было.