Людмила Волынская - Давай оставим все как есть

– А отец? – прижавшись щекой к его плечу, спросила притихшая Ольга. – Ты только о маме говоришь. Они разошлись?

– Нет, он погиб, – с сожалением ответил Алекс. – Сбила машина. Помню его отрывисто, да и то немного. Помню, как прыгал к нему в постель и тянул за нос от обиды, что не удавалось его побороть. Помню, маме он подарил пушистый платок (елка тогда стояла), а я ревел, потому что хотел грузовичок как у друга Сережки Кутузова, а получил медвежонка. Появился грузовичок. Когда я видел его в костюме, робел, и почему-то хотелось потрогать его галстук. Вот и все, что я помню. Еще гитара от него осталась, в маминой комнате. Сам бренчал когда-то, да так и не научился.

Ему вдруг захотелось поэкспериментировать. Он включил настольную лампу, взял с тумбочки фотографию в рамке и протянул ей.

– Я ее в детстве все время под подушку прятал. Маме это надоело, и она вставила ее в рамку. Замуж она больше не вышла.

– Ты на него похож, – рассматривая фотографию, задумчиво сказала она. – Те, кого мы любим, для нас не умирают. Они становятся частью нас самих.

Вот оно. В точку. Прямо в сердце. Именно таких слов он от нее и ждал.

– Он, наверное, был таким же добрым, – сказала она, ставя фотографию на место.

– Я разный, Оленька,… – печально ответил Алекс. – Все зависит от того, с кем общаешься. Иногда себя переламываешь. Отвратительное чувство. Но не всегда из меркантильности, просто не хочется обидеть человека. А с тобой я без маски на лице и без фальши в душе. Может, потому легко. Кстати, для соседей побудь пока моей сестрой.

– Как бы ты себе проблем не нажил.

– Куда уж больше, – обняв ее за плечо, сказал он ей в волосы. – Все утрясется. Да и Алька со временем поймет.

– Почему ты ее так называешь?

– А я к ней и отношусь так же. Она моложе меня на десять лет.

– Красивая?

– Не без этого,… – уклончиво ответил Алекс.

– Не знаю, что ты во мне нашел, – упавшим тоном сказала Ольга.

– Позволь уж мне самому решать, что мне нужно. Мне кажется, тебя ничто не испортит – ни деньги, ни наряды. Ты вон над полтинником слезы проливала, а у моей жены одно платьице на пару сот потянет со всеми аксессуарами, будь оно неладно. Было бы одно, так ведь полон шкаф тряпья. Она весь мой доход прибылью считает и по барабану ей, как мне ее обналичить, – добродушно закончил он.

– Она не работает?

– Дома не сидит, только денег не зарабатывает. Все жалел, на возраст списывал.

– Прости, не стоило мне спрашивать.

– Почему? По большому счету мне ее не в чем упрекнуть. Жизнь какая-то… Крутишься как белка в колесе, а сдунь с нее баксы, пустота останется. Но без тебя все равно не смогу от нее отказаться. Зацепиться не за что.

Ольга тяжко вздохнула.

– Журавль в небе заманчивее. Но синица, как ни крути, ближе.

Алекс нащупал на тумбочке пачку сигарет, достал одну и прикурил.

– Хочешь? – протянул он ей пачку.

– Нет, – покачала она головой. – Ты слишком часто куришь.

– Слишком много переживаю, – нервно глубоко затянувшись, бросил Алекс. – Не каждый день такое случается. Думаешь, как я женился? Серенады пел или стихи читал? Ее вполне устраивали мои деньги. Я понимал это с самого начала. И она понимала, что я понимал. Познакомились в одной компании. Понравилась. Женился. Я и сам тогда толком не знал, что мне нужно.

Алекс не стал вдаваться в подробности о том, что познакомились они в клубе у его друга, который время от времени под видом различных кастингов для конкурсов устраивал смотрины для бабловитых мужиков. Долгое время комплексовал он из-за своей хромоты. Потому и решился так поздно.

– Ты не обидишься, если я прямо спрошу? – провел он рукой по ее волосам.

– Спрашивай, – согласилась она, – сегодня у нас с тобой что-то вроде ночи откровений.

– Ты-то сама, почему пошла со мной, раз говоришь, что впервые?

Пришло время задуматься ей. Какое-то время они лежали неподвижно, скованные ночной темнотой. Послышался ее легкий вздох.

– Все в жизни когда-нибудь случается впервые, – ее слова отдавали горчинкой. – Я и шла-то, ни о чем не думая. То есть, я предполагала,… – она вдруг запнулась и тотчас выплеснула наболевшее, – наверное, тоже все один к одному сложилось… И за душой ни гроша, и терять было нечего. Если бы убил – туда мне и дорога.

– Это судьба, Оленька,… – Алекс прижал ее к себе и поцеловал в висок.

– Ты так ласково меня называешь, – Ольга подняла к нему глаза, – и так часто повторяешь мое имя.

– Мне приятно, – добродушно ответил он. – Тебе оно идет, и только так. Не люблю я длинных имен. Жена – Алька. Ходаковский, зам мой – Ходак. Он, кстати, в жену мою влюблен. Думает – я не знаю. Секрет Полишинеля. А моего бухгалтера видела? Какая башка у него… квадратная, зато золотая. Золотая башка получается. И не обидно вроде, а говорил – язык вырвет. Правильно башка варит, на то она и золотая. Маринка, секретарша наша – Мэри. Да, есть еще Маргарита Семеновна. Мама Рита – и все дела. Ей приятно, а мне короче. А тесть с тещей,… – Алекс рассмеялся. – У нас всего-то десять лет разницы. Какое там имя-отчество? Да и Эдик Миклин, тестюшка мой ненаглядный, крепко на моей шее зацепился. Того и гляди, меня по имени-отчеству называть начнет. А Мария Марковна, мать Алисы… Длинно, но приходится. Она еще ни разу ни о чем меня не попросила. Думает, я не знаю, что мужа своего накручивает. Как же мне не знать, если у меня дома точная ее копия? – Алекс повернулся к Ольге и задорно подмигнул ей. – А и ничего… я ее про себя МММ называю.

Ольга рассмеялась.

– Чего зря язык напрягать? Он хоть и без костей, а изнашивается. А у тебя имя короткое, но так хочется его растянуть, – коснулся он губами ее щеки. – Холодная… Придется тебя согревать, – тяжело повернувшись, Алекс наклонился над ней и провел ладонью по ее волосам. – Вот ведь как получается – и называть хочется, и согревать хочется, а расставаться с тобой не хочется. Ничего, ночь длинная. Сегодня не дам тебе уснуть. Завтра отоспишься. Завтра не приеду, Оленька.

– Я понимаю,… – растаяли в темноте ее слова.

– Вряд ли,… – вздохнул Алекс и, повернувшись на спину, заложил руку за голову. – После работы надо будет с женой поговорить.

– Как?… – вырвалось у нее.

– А как ты думала? – ответил он с печальной улыбкой. – Случалось у меня, конечно. Но по большому счету я ей не изменял. Слишком долго жил один. Привык к такой жизни. Да и семейные неурядицы… сама понимаешь. Но сейчас не тот случай. Ты-то сама ко мне хоть что-нибудь чувствуешь? Может, я здесь зря распинаюсь? – спросил он спокойно. Если бы она могла знать, чего стоило ему это «спокойно». – Только правду. Не бойся, не оставлю. В любом случае деньгами помогу.

Какое-то время их разделяла мертвая тишина.

– Не стоит об этом говорить, ты женат. Да ты и сам знаешь, – эти слова захватывали своей неподкупной правдивостью.