Станислав Шуляк - Русское народное порно – 2. Пивной путч. Роман-коитус

– А вот и мы! – улыбнулась юница.

– Ну, заходите, раз пришли, – молвил я с расчётливой сухостью.

Олечка потопала сапожками в прихожей – приплод даже не шелохнулся.

– Мы заходили и звонили, но вас Валентина Ивановна прячет, – посетовала юница.

– Хочешь бульона или каши? – спросил я.

– Нет, мы позавтракали, – сказала она, снимая с себя приплод поначалу, а потом и куцую курточку.

– А вот и мы! – вдруг молвили сзади.

И тут случилось явление – в прихожую стали вваливаться… все мои закадычные детки. Первым внедрился Васенька Кладезев, за ним – Тамара Шконько и Сашенька Бийская, а после – счастливые и улыбающиеся Окунцова Татьяна и Алёшенька Песников.

– Как вас много! – успел шепнуть я, преграждая им вход.

3

– Думали от нас спрятаться! – вскричал Васенька Кладезев. – Савва Иванович! – вздохнул он ещё и обнял меня так, что понурые кости мои затрещали.

– Так возмужал!.. – шепнул я.

– А я? – ревниво втемяшился Песников.

– Похорошел необыкновенно, – ответствовал я новоявленным шёпотом.

– Мы ему и звоним и заходим к нему, а нам говорят: его нет и не будет! – покоробилась Тамара Шконько.

– Недоступен, хуже министра, – согласилась Татьяна.

В прихожей мы не помещались. Тогда меня втолкнули в зал, и объятья с целованьями продолжились там. Иные из юниц лили слёзы, заплакал без вниманья и межчеловеческой пристальности Олин приплод.

– Олька, – крикнул Васенька, – уложи куда-нибудь киндера, чтобы не вякал и встречу не портил!

– Мне покормить его надо, – ответила та.

– Ну, так корми! Что стоишь?

Конихина села на диван, расстегнула лазоревую кофточку. Нимало не стесняясь, обнажила грудь, к коей тут же деловито присосался поднесённый приплод.

– И мне немного оставь! – бросил Васенька. – Я тоже хочу.

Тамара и Танечка всё висли на согбенной и жестокой моей вые. Сашенька дождалась своей очереди и поцеловала меня в губы.

– Да, Савва Иванович, вы наш, вы не должны от нас прятаться, – резюмировала она с некоторыми спиритуализмом и прободением духа.

С непривычки эти осязания и лобызания меня несколько обожгли, ошеломили.

– А вы совсем не говорите, Савва Иванович? – спросил Васенька.

– Прострелено горло – несмыкание связок, – ответствовал я в полную силу, то есть шёпотом.

– Несмыкание? Связок? – задумался Васенька.

– Васька, ну, ты совсем уж дурак? – одёрнула юношу Тамара Шконько.

– Ничего, – шепнул я примиряюще.

Тот, впрочем, и так не слишком смущался.

– Юницы! А вы чего стоите – слёзы льёте? Ну-ка, быстро на стол собирайте! – распорядился Кладезев. – Лёшка, давай! За встречу!

Тут только я заметил у пришельцев несколько сумок с необъявленным содержимым, об коем, впрочем, большого труда не составляло скумекать.

Песников жестом иллюзиониста извлёк откуда-то две бутылки французского коньяка.

– В такую рань!.. – бессильно запротестовал я.

– Что ж поделаешь, если вас только с утра отловить удаётся с большим трудом! – успокоил меня Васенька и добавил:

– А вечером можно продолжить!..

Вопреки моему воспрепятствованию Тамара с Татьяной стали выкладывать на стол всяческие закуски. Достали вино, сок и воду – так что пьянка, несмотря на всю её скоротечность, грозила отчебучиться грандиозною.

– Мне за вас попадёт! – шептал я. – Это чужой дом.

– Мы всё уберём, Валентина Ивановна ничего не узнает, – обнадёжили меня мои детки.

– Сесть вокруг всё равно не получится, поэтому сделаем шведский стол, – подытожил Алёша.

– С вас только посуда, Савва Иванович, – сказала Тамара.

– Сейчас, – малоценно отозвался я.

– А вы, юницы, сопровождайте его, чтоб не удрал! – проговорил разошедшийся Васенька.

Под конвоем юниц я сходил за посудой. Когда мы вернулись, Васенька держал в руке мои письмена.

– Вы виделись с Гулькиной матерью? – спросил он.

– Васька, как не стыдно читать чужие письма! – запоздало укорила юношу Бийская.

– Я не нарочно! – ничуть не смутился тот. – Оно само собой прочиталось.

– Да, виделся. Ей тяжело, – ответствовал я.

– Я часто её вспоминаю, – сказал Васенька Кладезев. – Гульку. Она мне обычно голая снится. И странно: знаю, что её уже нет, ну, понимаю, что – сон, и во сне это помню… а всё равно всякий раз отчего-то к ней соитийствовать лезу.

– Сонный некрофил, – заметил Алёша.

– Я даже кончал с ней во сне несколько раз: только представлю, что вхожу в неё, что за попу крепко держу и к себе так сильно-сильно прижимаю – тут же р-раз! – и готово дело!.. Весь липкий!.. – продолжил Васенька. – Это с мёртвой-то! Офигенная была юница!

– Васька, ну хватит уже интимных подробностей! – недовольно крикнула Тамарочка.

Закуски детки мои притащили простецкие, но изобильные: сыр, сервелат и хлеб были уже порезаны, с яблоками, мандаринами и бананами юницы ловко управились в нашем присутствии, шпроты и всяческие иные консервы открывал Алёша ножом. Напитки же над столом возвышались горно-обогатительно , устрашающе и неисчислимо.

– За встречу! – крикнул Васенька. – Кто сейчас скажет, что не рад видеть Савву Ивановича, того я поколочу обеими нижними конечностями!

– У тебя средняя конечность лучше работает, – заметила Танечка.

Юницы рассмеялись.

Мы зазвенели посудой.

Следующую выпили за Гульку. Выпили молча, в тишине, в скоротечных и разнородных помышлениях. Каждый помышлял о своём.

Потом они настояли, чтоб выпили лично за меня. Потом я настоял, чтоб выпили за них, юных, талантливых, аттрактивных, особенных, от коих исходили такие пьянящие, пленительные миазмы. Потом Олин приплод с его смутным сознанием новёхонькой жизни снова заплакал, а я закосел с некоторою неожиданною изрядностью. Всё проклятая моя непривычка! И ещё подлая моя невоздержанность! Конихина стала сотрясать и раскачивать приплод, будто бы желая вытрясти из оного всяческое содержание, я сидел на диване и лицезрел её первородные материнские телодвижения и инстинкты.

4

– Юницы! – тут вскричал неугомонный Васенька. – Вы что, порядок забыли? Чего это вы тут ещё одетые ходите?

И проворно стал раздеваться сам. Алёша тоже не заставил себя ждать. Да и юницы теперь разоблачались существенно увереннее, чем во время нашей встречи годовой давности.

Та встреча, тот кастинг явно сидели в голове у всякого и всякой из моих деток.

– Девчата, не бойтесь, это не страшно! – усмехнулся Васенька со своей легендарной прошлогодней фразочкой на устах.

– А мы что, совсем раздеваться будем? – припомнила свою реплику Танечка Окунцова.

– Дальше – Савва Иванович! – сказала Сашенька Бийская и добавила вместо меня: «Что говорить про совсем , когда ты пока и не совсем не разделась?»

– Ловко тогда он нас всех поддел, – неканонически молвила Оля.