Станислав Шуляк - Русское народное порно – 2. Пивной путч. Роман-коитус

Стон разочарования пронёсся по воздуху, в смутной, обманчивой и нетверёзой нашей атмосфере.

Но детки не собирались сдаваться. Велика ли цена была бы им, ежели б оные сдавались так легко! Сашенька Бийская вдруг склонилась над своей сумкой, стоящей на полу, и извлекла из неё… синематографическую камеру. Небольшую размерами, но не из дешёвых, я сразу заметил. И протянула её мне.

Я машинально принял её, в руках повертел. Стал возвращать её Сашеньке. Но та отстранилась.

– Снимайте нас сызнова, Савва Иванович, и она будет вашей, – медоточиво сказала юница.

– Лисичка! Хитрюга такая! – усмешливо я отозвался.

– Да, я хитрюга, – ответила Сашенька. – Мы все здесь такие!

– Савва Иванович, Савва Иванович! – галдели все детки, солидарные с Сашкой.

Хотел я сказать им, что прошлое никому не возвернуть – миновало и не споймаешь! Но они не намеревались этого слышать. Они ещё – юные, чистые, они этой жизни не знают, а гадка, безобразна, подла, обескураживающа эта жизнь, эта негодная дольче вита , эта пустозвонная жистянка , и что ж, всё это мне пытаться объяснить им – с моими-то бессильными, безработными связками?! Ведь нет же!..

И тогда, понимая, что совершаю невозможное, недопустимое, немыслимое, понимая, что теперь уж обратной дороги не будет, понимая, что предаю и себя самого, и сестру свою Валентину, из последних бабьих сил собственных заботящуюся обо мне непутёвом, лицемерном и лживом, я прохрипел бесцельно, безрадостно:

– Так может, мы теперь возьмём да снимем наше кино?

– Снимем, снимем! – радостно завопили артисты.

Тут замелькали девичьи трусики, лифчики, поспешно снимаемые, на диван полетели рядом с приплодом. А оный проснулся от радости общей, поглядел на нас удивлённо, но без укоризны, да и с богом заплакал. На всякий случай, должно быть. Приплоды человечьи завсегда слёзы льют приблизительно из таковских соображений.

6

Васенька самодовольно встрепенулся.

– Ну, что, юницы, кто со мной ? – громко спросил он.

– Я! Я! Я! – загалдели совокупные самочки, Василий даже немного опешил от такого единодушья юницыного.

– Василий, выбери сам, – рассудила Сашенька.

– Олька первой ответила, – подумавши, ответствовал тот.

Оно и действительно: юницы, в основном, синхронно откликнулись, но Оля Конихина всё ж на секунду пораньше проголосовала. И юношей нашим сие было справедливо отмечено.

Конихина благодарно прижалась к мускулистому Васеньке. По-видимому, немного достаётся ей ласки в последнее время по причине наличествования в её житейском арсенале приплода и всяческих гражданских забот, сообразил я. Олечкина же набухшая молоком грудь была крепка, влажна и особенно хороша, тут Ваську понять было нетрудно.

– Можешь даже в меня кончить, – сказала она. – Пока кормишь грудью, забеременеть невозможно.

– Нет, это миф, – усумнилась аттрактивная Сашенька.

– Где будем снимать? На диване? – прошептал я.

Кладезев думал не более мгновенья.

– На столе, – весомо сказал он.

Юницы хотели было убрать со стола посуду и пищу, но Василий им не позволил:

– Сдвиньте в сторону – и ладно! – сказал он. – Пусть это кино будет свинственным!

Олечка посмотрела на приплод и сказала с сожалением: «Только мне маленького перепеленать надо!»

– Полежит десять минут обделанный – ничего страшного, – сказал Васенька.

– Он плакать станет, – возразила та.

– Ладно, – сдался Василий. – Только быстро, а то я Сашкой займусь.

Юница заискивающе взглянула на Васеньку и поспешно стала разоблачать приплод. Делала она это ловко. Всё у неё было наготове: клеёнка, чистые пелёнки, мешочек для мусора, влажные салфетки и даже детская присыпка.

– Фу-фу-фу! Какой обосранный киндер! – скривился Васенька.

– Василий, а у него твой нос и твои глаза, – вмешалась Саби. – Посмотри сам.

– И уд тоже, – пошутила Танечка.

Видно было, что разговоры эти велись уже неоднократно.

– Пусть считается пока сын полка, – находчиво отмахнулся юноша.

– Я – всё! – доложила Олечка, вскорости управившаяся с приплодом.

– Руки помой! – сурово указал ей Василий. – Ты говно трогала, а теперь за чистый предмет будешь браться!

Олечка, хоть и тщательно обтёршая себе руки влажной салфеткой, беспрекословно выбежала в прихожую, где у Валентины висит рукомойник, и через полминуты вернулась обратно – чистая, нагая, прекрасная, взволнованная, готовая к съёмке.

– Теперь другое дело, – проворчал Васенька, осматривая юницу с головы и до щиколоток, и вожделенно шагнул в её сторону.

Я включил камеру.

7

Многомесячный перерыв в съёмках ничуть Васеньке не повредил: он нисколько не растратил свой артистизм. А в чём-то так даже приобрёл новые краски.

Васенька с этаким МХАТом в телодвижениях подошёл к Олечке, бережно взял её за руки и развёл их, любуясь немыслимою юницей. Он положил одну руку ей на плечо, и тут на лицо его нахлобучилось что-то мирное, что-то неописуемое, непостигаемое – сожаление, что ли?.. Недавний хам, свистун и похабник в нём мигом пропал, растворился. Я снимал крупно Васенькино лицо с особливым, органическим его выражением. За такие-то мгновения я всегда и ценил наше искусство. Оба они выжидали, позволяя мне переместиться и запечатлеть какой-нибудь иной план, иной ракурс. Рука юноши полежала немного на Олечкином плече, а потом медленно-медленно соскользнула на её грудь. Васенька слегка сдавил оную, и на соске мелкими капельками проступило молоко. Юница доверчиво смотрела ему в глаза, она молчала, и юноша тоже безмолвствовал, и тогда он, поворотив её, положил руку на ягодицы так, что его сильные пальцы достали до девичьей промежности, и трепетно повёл Олечку к столу. Здесь он мягко подсадил её и уложил на столешницу в стороне от провизии, склонился над ней и стал губами искать её губы, шею, грудь. Долго-долго он целовал и посасывал Олечкину грудь. В какой-то момент он оторвался, поднял голову, и тут мы с моею камерой вместе разглядели на губах его, дёснах и языке желтоватое женское молоко. Юница, вожделея, поглаживала Васенькин уд, играла с его головкой и крайнею плотью. Наконец, Кладезев отстранился немного, позволяя мне крупно запечатлеть Олечкино лоно, потом улыбнулся своею млечною улыбкой и, будто играючи, вошёл в Олечку.

Юница вскрикнула, стол скрипнул. Васенька динамично навалился на Ольгу и развёл её руки в стороны, так что шуйца её улеглась в точности промеж провизией и посудой, зад Василия стал совершать общеизвестные монотонные движения, стол же подло поскрипывал, Олечка громко вскрикивала, заглушая глумливые звуки стола. Набухшая её грудь тяжело и комфортно сотрясалась. Васенька, раскрасневшийся и вспотевший, неотрывно пялился на свою прекрасную партнёршу. Взбодрившийся Алёша пялился на них обоих.