И. Пермяков - Бард. Том 1. Дети Дракона

– Почту за честь, господин Эллиес, пообедать с одной из легендарных личностей в истории Мариины, – чуть наклонил голову Мил.

– А Вы, по-видимому, интересуетесь местной историей, господин бард? – грустно усмехнулся Эллиес.

– Немного, – смутился Мил, – барды должны знать особенности местностей, где им приходиться выступать, иначе они рискуют попасть, скажем так, в излишне щекотливую ситуацию.

– Ну что ж, не самый плохой повод изучить историю. Молодежь, к сожалению, сейчас ничем не интересуется, и я рад, что о Вас нельзя так сказать.

– Вот еще, дед, скажешь тоже, – вмешалась в разговор Гортензия, подвигая к себе глубокую серебряную чашку с рыбьим супом, который ей наполнил подошедший к ней слуга, – я, например, отлично знаю историю Мариины. И всех ее героев. Знаете, господин Милл И’Усс, – обратилась она к барду, – мой дед не просто легендарная личность из прошлого, он настоящий герой и борец…

– Стоп, – хлопнул ладонью по столу Эллиес, – Вы забываетесь, леди. В этом доме никаких крамольных разговоров и мыслей. Никаких, – повторил он, пресекая попытку Гортензии что-то возразить. – Поговорим о чем-нибудь другом, Гортия, – тихо и почти ласково произнес старик.

– И все-таки, ты герой, – упрямо повторила она, отодвигая тарелку, – надоела мне ваша рыба.

– Ты неправа, Гортия, – произнес молодой человек, которого Гортензия представила Филом.

Он был, насколько понял Мил, ее кузеном.

– Суп довольно вкусный. Не правда ли, господин Милл И’Усс? – обратился Фил к Милу.

– Я, к сожалению, не ем рыбу, господин Фил, поэтому не могу по достоинству оценить великолепие этого вкуса, но готов поверить Вам на слово.

– Жить у моря и не есть рыбу, это очень оригинально, – произнесла тетушка Гортензии, имя которой Мил не расслышал, а переспрашивать не отважился, – я бы даже сказала эксцентрично.

– В этом доме каждый может есть или не есть предлагаемые ему блюда по своему разумению, – произнес Эллиес, – я приношу Вам извинения, молодой человек, что мы не поинтересовались Вашими пристрастиями. Это большое наше упущение. К сожалению, у нас сегодня только рыбные блюда. Но, если хотите, наш повар приготовит Вам, что-нибудь по Вашему вкусу. Правда, это займет некоторое время.

– Я смущен Вашим вниманием, господин Эллиес, но прошу не беспокоиться по этому поводу – я сыт. Мне доставляет истинное удовольствие сидеть в Вашем присутствии, ведь не каждый раз бардов приглашают за стол, да еще в столь изысканное общество. Наше предназначение – услаждать слух хозяев, а не разделять с ними трапезу.

– Вот уж неправда! Вы ничем не ниже нас, господин бард, – горячо возразила Гортензия, – и принимать Вас такая же честь для нас.

– Спасибо, леди, Вы так любезны и очаровательны, что я готов восхищаться Вами снова и снова.

– Да, моя внучка достойна восхищения, господин бард, – кивнул Эллиес, наполняя бокал, – к сожалению, наша золотая молодежь очень мало предает значение истинным достоинствам, и тем ниже они падают в моих глазах. Я хочу поднять бокал за самую прекрасную деву этого города, за мою внучку, господа. За самый прекрасный цветок, который украшает одним своим присутствием унылые дни моей старости.

Присутствующие подняли бокалы и отсалютовали покрасневшей Гортензии.

– Дед, прекрати вводить меня в краску, – строго произнесла она.

– Полно, Гортия, скромность не самая главная добродетель. Вели подать десерт молодому человеку, думаю, он оценит его по заслугам.

– Если можно, не сейчас, господин Эллиес. Сладкое вяжет связки, а я очень хочу доказать Вам, что современные барды ничуть не хуже бардов Вашего времени. И если Вы позволите?..

– Прошу, господин Милл И’Усс, я просто думал, мы сначала закончим с обедом?

– Дедушка, думаю, господин Милл И’Усс может спеть нам прямо сейчас и с чувством выполненного долга приступить к десерту. Тем более мне так не терпится вновь услышать его голос.

– Ну что ж… Если никто не против, – усмехнулся Эллиес, откладывая столовые приборы в сторону.

Его домочадцы последовали его примеру и заинтересованно развернулись к Милу.

– Сначала я хотел спеть вам балладу, которую пел на дне рождении леди Алисы, но хочу представить Вам на суд новое произведение, которое приготовил в честь празднования победы над пиратами нашими доблестными воинами.

Эллиес кивнул, и Мил вышел из-за стола. Взял в руки поданную слугой лютню. Чуть задумался, словно вспоминая мелодию. Тронул пальцами струны, и по залу пробежала негромкая тревожная музыка. Она стала нарастать, и вот к ней добавился мягкий речитатив, рассказывающий о доблестных днях и боевой славе рыцарей, вставших на пути завоевателей и отдавших свои жизни за свою родину…

Музыка давно уже отыграла, голос барда замолк, а седой старик все сидел и смотрел куда-то в неизвестную даль, словно вспоминая кого-то. С его правого глаза по щеке скатилась слеза, оставляя чуть видную дорожку на морщинистом лице.

– Спасибо, молодой человек, – словно очнулся Эллиес. – Вы словно напомнили мне мою молодость, мои мечты и стремления. Кто сочинил эту балладу, неужели Вы?

– Да, господин Эллиес, не далее как сегодня перед самой встречей с леди Гортензией.

– И Вы хотите петь эту балладу в честь победы войск господина наместника? – произнес моложавый мужчина, дядя Гортензии по материнской линии.

– Да, мэтр Буран попросил разрешение у мэра на выступления учеников его школы перед горожанами. Не думаю, что тут будут какие-то трудности.

– Понятно, думаю, мэр действительно не откажет мэтру, но вот исполнять на празднестве Вашу балладу я бы не советовал. Я не говорю, что она не хороша. Отнюдь, – поднял он руку, прерывая ропот недовольных его словами домочадцев, – дело в том, молодой человек, что праздник дан в честь наместника и его победоносных войск, а Вы своей балладой заставите вспомнить горожан, что когда-то эти самые войска ворвались в наш город, разметав по пути горстку наших защитников. Ведь всем будет понятно, что в данном случае захватчики это отнюдь не пираты – те просто бандиты и мародеры, тогда кто? Особого выбора у нас нет. Будет конфуз, наместник будет в ярости и еще чего объявит Вас крамольником.

– Но, дядя, с чего ты решил, что это баллада именно о том, о чем ты подумал, – вступилась Гортензия, – это просто героическая ода, творение художника.

– Может, это и так, я не сильно разбираюсь в поэзии. Но, кажется мне, что если я так ее воспринял, то что мешает воспринять ее так же кому-то другому, а узнав о том, что перед этим молодой человек пообедал у нас, кто поручится за то, что это не наши застольные беседы навели его на такие мысли?

– Всем понятна твоя озабоченность, Чари, – тихо произнес старик, – на нашу семью действительно смотрят с пристрастием, но право барда петь свои баллады не должно зависеть от наших опасений. Молодой человек сам решит, что ему петь. Я напомню, это все же свободный город, хотя свободы в нем не столько, сколько было прежде.