Кира Бородулина - Письма к мечте. Эпистолярная романика в трех частях

Грядет страстная седмица – последняя неделя Великого поста, хотя она уже вне поста. Я обещаю себе не заходить на твою страницу и вообще поменьше заглядывать в «контакт». Надо читать Евангелие и молиться, начинать готовиться к экзаменам на курсах, читать книги.

Твоя пытающаяся стать благочестивой Крис.

22 апр.

Христос воскресе!

Стало спокойнее. Мучительность моей влюбленности отвалилась – может, благодаря покаянию или окончанию поста, или, что самое главное, наступлению праздника праздников и торжества из торжеств. Мне нечего сказать тебе, кроме этого приветствия, но ты глух к нему. Была на твоей странице – в пасхальную ночь ты, вероятно, сидел в интернете, новое видео на стене добавлено в 2:54. Должно быть, тебе грустно и одиноко.

А мы всей семьей причастились, по доброй традиции, хоть папа и конвоируется в храм, но меня это не так коробит. Все-таки относительно многих это такой шаг! Пришли домой около трех (устали страшно), разговелись, чем Бог послал, и отдыхать легли. Однако долго спать в святой день не смогли, я проснулась полдевятого. Выбралась к друзьям, которые рады меня видеть и которым рада я. Мне нравится просто видеть их, чем-то делиться. Общение стало поверхностным. Сейчас никого не соберешь и общаться мы будто разучиваемся, а не научаемся. Когда ты моложе, все лучше знаешь и острее чувствуешь – вероятно, потому, что чище, и разум еще повинуется Богу, а не вожделевательной сфере, хоть сам о том и не подозревает.

Помню, в прошлом году пасхальной радости у меня не было, и я больше печалилась, что пост кончился. Теперь не печалюсь, ибо пост провела плохо – слава Богу, кончился. Но живу я пока еще осторожно – в постной памяти: не тянет на фильмы и светские книги, на изобильную трапезу или шопинг. Только теперь это не скорбь, а желание сберечь радость, дабы не растерять ее в суете мирской.

Днем уже под двадцать, а ночи такие дурманные! Господи, как же дивно Ты все создал! Не надышаться. Осенью тоже, но там по-другому, хотя так же опьяняет. Что Ты растворил в воздухе в это праздничное полнолунье? Что за наркотик жизнелюбия и надежды на лучшее?

Зашла на страницу твоей бывшей жены – аву поменяла, не прошло и двух лет. Ты спрашиваешь: «Кто тебя фоткал?», а она отвечает: «Молодой горячий фотограф» – куча смайликов. Потом вклинивается, видимо, фотограф – 91-го года рождения, уточняет, такой ли он горячий. Она пишет: «И очень нежный кстати!» Смайлики шеренгой, жизнелюбие так и прет. С твоей стороны – ни одного. Она ни одной аватарки твоей не лайкнула, а ты следишь за ее страницей, пишешь, хоть она и бывшая, и признания твои на ее стенке еще живы. Мне больно думать, что ты сидишь один в своем доме, торчишь в интернете, возможно, просматриваешь сайты знакомств в поисках одноразовых дам, а на сердце тоска, обида и горечь. Мне жаль, что так вышло, и в мою жалость вкрадывается гордыня: мне сюда дороги нет, я не дашезаменитель, не номер, не очередная… Единственной и любимой мне в твоей жизни не стать, так что нечего и помышлять – как не помышляю о водительских правах со своим зрением. Любовь моя светла, пусть не совсем чиста, но ты не для нее. Видимо, русская женщина и впрямь без жалости любить не может.

Доколе, Господи, терпиши все? В первую очередь меня: мои диалоги об одном и том же, которые ничего не проясняют, а только усугубляют ломку; отговорки от молитвы, потому что стыдно и лень; чаяния по поводу того, что ничего у меня в этой жизни нет, хотя Ты обсыпал меня талантами, которыми не знаю, как распорядиться. Служу Тебе надтреснутым голосом спросонья, с ошибками – не смешно ли?

Режут глаз похабные слова светской литературы – захватывающей, увлекательной, написанной почти моей ровесницей. Что в подъезде, что в книгах – одни словеса, чем сразишь? Разве что Твоим присутствием, Твоей правдой, Твоим промыслом о каждой жизни. А я человек грешный, причем настолько… как я смею вообще о таком писать? Нет, избави! Но просто нельзя Тебя не хвалить, соприкоснувшись с Твоей славой. Я отражаю ее, как могу, если от избытка сердца глаголют уста, и мне хорошо говорить не только о Тебе, но и с Тобой, даже не молитвой, а своим бредом. Мне легче, а Ты и так все знаешь.

Не твоя ожившая Крис.

Опять наваливается темнота, и портится настроение, как подумаю… хочется большой и чистой любви для маленькой меня. Хотя бы ненадолго. Мне кажется, больше десяти лет мир не простоит, а через три года вообще катавасия начнется. И это не связано с близящимся днем рождения и привычкой все видеть в черном цвете. И не в том дело, что нет больше чувства «вся жизнь впереди». Какой там, двадцать восемь скоро. Не кажется, что на мою долю уже выпало достаточно счастья и ничего хорошего со мной не произойдет. Не помню я, что уж такого выдающегося и счастливого на мою долю выпало. Вот и жду все чего-то – когда-нибудь должно оно выпасть?! Когда же? Если небо свернется, как свиток, и луна не даст света своего.

Я вам еще позвоню ! Козел! Ненавижу. Разве из-за одного невыполненного обещания семилетней давности я должна чувствовать себя никому ненужной? Ничего я никому не должна. Не страдаю больше манией сделать из себя красотку – тренироваться нет сил и времени, да и похудела, так что все меня теперь устраивает.

Если появится кто-то, кто полюбит, он меня оценит… как залежавшийся на полке товар, а я так захочу перемен, что польщусь на первого встречного, способного оценить. Хоть кто-то, спасибо. Полюблю за его любовь ко мне, тоже оценю. Это должно все объяснять, радовать и воодушевлять? Противно от таких сентенций, лучше уж всю жизнь одной. Причем совсем – не только без второй половины. Без друзей тоже. Мы так безнадежно отстали от жизней друг друга, что вернуться невозможно, и неинтересным будет это возвращение. Из универа – две. С одной раньше виделись раз в неделю, потом раз в две, раз в месяц, а теперь и вовсе от случая к случаю, и я не скучаю, не желаю делать вид, что мне интересна ее выдуманная жизнь в интернете. Еще одно одиночество, вариант номер двести тридцать семь. По московской подруге скучаю – видимся раз в год, а то и реже, наговориться не можем. Ее сжирает и сжимает этот большой город, хотя никто не вынуждает – собственный выбор: c работы – в институт, на выставки и концерты, сессия при отсутствии отпуска, фехтование, бассейн, какие-то курсы, то финский, то бизнес. Одиночества она не ощущает – в такой гонке еле доползаешь до кровати.

Вижу его онлайн и чувствую – скоро психану, плюну на все и добавлю в друзья. Нормальная девушка уже давно бы это сделала, но не Амели. Я уже два года не могу нажать одну кнопку. Вспомнит ли он меня? Напишет ли что-нибудь? Что рассказать о своей жизни? Скажет, нарвался на монашку. Я боюсь – непонимания, неверия, богохульства. Все это убивает, оскорбляет, разочаровывает.