Вячеслав Сукачев - Причалы любви. Книга вторая

Лена с благодарностью кивнула Лазорскому, усиленно припоминая, какие вилки считаются десертными, а какие – столовыми.

– Позвольте тост?

С фужером в руке поднялся Лазорский. В это время Лена пробежала взглядом вокруг стола и слева от себя увидела Бориса. Ему досталось ухаживать за дочерью Бородулькина – черноокой красавицей, чем-то неуловимо похожей на артистку Самойлову. Лене очень интересно было посмотреть, как ухаживает Борис за посторонней женщиной, да еще такой красивой, но в это время Лазорский потребовал внимания, и она вынуждена была повернуться в его сторону.

– Что я хочу сказать. – И все-таки, какой приятный был у этого человека голос, Лена даже вздрогнула, так проникновенно говорил Лазорский. – Мы все, здесь находящиеся, в той или иной степени приходимся учениками Петру Самойловичу. И то, что сегодня мы здесь, под одной крышей, весьма символично. Это говорит о том, что мы, выполняя одно общее дело, как бы это поточнее сказать, все вылетели из одного гнезда… И гнездо это – школа профессора Бородулькина. Я предлагаю выпить за нашего учителя. Ур-ра!

Все дружно встали, хрустальный звон поплыл по столовой. Профессор Бородулькин, перехватив восторженный взгляд Лены, хитровато подмигнул ей. И так запросто он это сделал, так ловко и хорошо, что Лена покраснела от удовольствия. Он как бы сказал ей этим подмигиванием: ничего-ничего, давайте выпьем, но мы-то с вами знаем настоящую причину этого торжества…

– А вот это никто в городе лучше не готовит, – с гордостью сказал Лазорский, подкладывая на тарелку Лены какой-то буро-красный салат, как она успела заметить, с обжаренным кальмаром. – Кстати, приглядывайте за своим мужем, он так рьяно ухаживает за дочерью профессора…

– А за вами тоже приглядывают? – решилась пошутить Лена.

– За мно-ой?!

– А что?

– Я убежденный холостяк, Елена Леонидовна, разве вам об этом не доложили?

– Пока нет, – засмеялась Лена.

– И только сегодня, глядя на вас, я слегка засомневался в своем убеждении…

– Теперь, друзья, – вновь подал голос Бородулькин, – давайте выпьем за всех вместе: за учителей и учеников! Одно из мудрых латинских изречений звучит так: учись от ученого, но неученого сам учи! Вот это и есть главный принцип нашего общения, за него и выпьем!

И опять все выпили по глотку, так что Лена невольно отметила: «А вина-то у них не так уж много уходит».

Перед кофе гостей пригласили размяться. Лена поднялась из-за стола с облегчением: казалось бы, все было просто и непринужденно, но она почему-то устала. Перехватив Бориса, Лена крепко сжала его руку и, оглянувшись, быстро прошептала:

– А нельзя нам сейчас уйти?

Борис тоже оглянулся и упрекнул:

– Лена, как можно!

– Хорошо, хорошо, – быстро согласилась она, – я думала, быть может, у них принято…

– Сейчас только все и начинается.

– Что, Боря?

– Увидишь… Потерпи немного.

Перед тем, как вновь пригласить к столу, потушили верхний свет и зажгли свечи. Хрусталь в громоздких сервантах засветился на гранях рубинами и агатами, и, собственно, только теперь можно было в полной мере оценить благородство редкого стекла.

– Вы не устали? – подошел Бородулькин к Лене.

– Ну что вы!

– Устали, – не стал слушать ее Петр Самойлович. – Да и мудрено ли: новые люди, новая обстановка. Но потерпите, сегодня мы засиживаться не будем. А если желаете, сразу после кофе можете пройти в молодежную комнату. Там будет музыка. Вы какую предпочитаете: серьезную или, как принято теперь говорить, легкую?

– Хорошую, – неожиданно для себя ответила Лена.

– Да? – профессор Бородулькин с любопытством посмотрел на Лену. – Это мне нравится. Я лично страстный поклонник Листа. Люблю Бетховена и не переношу Мусоргского. Все понимаю: его значение, его новаторский классицизм, если так можно выразиться, но – не принимаю. Хоть убей, мне его музыка кажется надуманной, с излишней претенциозностью… Н-да. А вам?

– Собственно, – она ничего не могла вспомнить из Мусоргского, – я с вами отчасти согласна. – И поспешно добавила: – А мне очень нравится Бах.

– Бах? Ну конечно! Орган, полифония… В Риге его слушают при свечах. Вы бывали в Риге?

– Нет.

– Вам непременно надо там побывать. До конца Баха можно узнать только там. Я имею в виду наше Отечество. Ведь для его сочинений нужен не только настоящий орган, но и соответствующее помещение. О-о, у них есть великолепные соборы. Но мы еще поговорим об этом. Хорошо?

Бородулькин привел Лену к ее месту и заботливо пододвинул стул.

«Вот кто по-настоящему интеллигентный человек, – восхищенно, с обожанием думала Лена. – Образованный, умный, начитанный… А сколько такта! Внимания! Ведь кто я для него – никто! Просто жена сотрудника, одного из многих. Да и сотрудника-то какого? Вчерашнего врача из провинциального городка. Таких тысячи. Десятки тысяч. Нет, надо быть врожденным интеллигентом, чтобы так вот…»

– Вам кофе с коньяком? – старательно исполнял свою роль Лазорский.

– Нет, что вы!

Напрасно, коньяк у профессора французский. Потом, острая пища, вино – все это угнетает организм, а вот коньячок взбодрит вас. Но если вы не желаете…

– Я не люблю с коньяком.

– Хорошо.

Кофейный сервиз из японского фарфора, глянцевито-черный, с золотыми ободочками, восхитил Лену. Случайно задев чашку серебряной ложкой, она услышала долгий, ни с чем несравнимый звон.

За кофе пошел беглый и самый разнообразный разговор. Словно выполнив какой-то ритуал, отдав дань благопристойности и сдержанности, все разом заговорили, задвигали стульями, в столовой стало шумно и весело.

– Теперь никто уже не спорит о том, что существует биологический центр Земли, – говорил Лазорский, – хотя еще вчера за это утверждение вас могли хорошенько взгреть. Биологическое поле становится таким же фактом, как само существование человека. Вы только родились, сделали первый вдох, а в биоцентр уже пошла шифровка, естественно, биологическая шифровка, о вас… Любое изменение в организме, любое проявление нашей самостоятельности – это всего лишь команды биоцентра.

– Ну, это вы хватили, – не выдержал молчавший весь вечер племянник Бородулькина, которого можно было называть просто Гошей.

– Я хватил?

– Конечно…

– А вы, Гоша, знакомы с трудами Вернадского?

– Допустим.

– Знакомы или нет?

– Читал, – нахмурил широкие брови Гоша.

– Ах, вы читали, – усмехнулся Лазорский, – а их изучать надо. Вы когда-нибудь думали о том, почему в средневековье жили ведьмы и почему охотились за ними? Борьба с еретиками? Верно! Но не только… Ведь чтобы объявить тысячи людей причастными к дьяволу, на то надо какие-то основания иметь: хотя бы одного человека, который был действительно причастен к нечистой силе. Дыма баз огня, как вы прекрасно знаете, не бывает. И такие люди были. Да-да! Люди, причастные к нечистой силе, а попросту, если перевести на современный язык, обладавшие повышенным биологическим полем. Понятно, я надеюсь… С принципом магнитных волн вы, надо полагать, знакомы? Так вот, здесь то же самое. Только от нас в центр и из центра к нам поступают биоволны… Мы с вами нормальные, «типовые» биопередатчики и биоприемники, а есть отдельные индивиды, у которых мощность приема и передачи биоволн в десятки, а то и в сотни раз сильнее наших. Хотя бы вот эта женщина из Грузии, Джуна Давиташвили. Ведь этот феномен вы отрицать не будете? Нет! А почему не будете? Да потому, что о нем вы прочитали в «Комсомольской правде», и не просто статью любознательного журналиста прочитали, а еще и комментарий академика, Героя Социалистического Труда, Кобзарева, которому вы не можете не верить. А там он, академик Кобзарев, между прочим, и такое вот пишет, – Лазорский достал из нагрудного кармана маленький аккуратный блокнот и быстро зачитал: – «Об этих полях и о роли, которую они играют в жизни и, в частности, в экстраординарных психофизических явлениях, мы до сих пор почти ничего не знаем. Важность исследования этих полей, изучение механизма их генерации и механизма воздействия на организм вряд ли можно переоценить…»