Вячеслав Сукачев - Причалы любви. Книга вторая

За столом притихли, но Гошу все сказанное ничуть не смутило.

– И все же это шарлатанство, – упрямо наклонил он крупную голову. – Тысячи, десятки тысяч человек под топор инквизиции. Они что, все с биополем? Шар-ла-тан-ство!

– Смотря что подразумевать под шарлатанством…

– А вот именно то, о чем вы говорите.

– Прекрасно, – казалось, Лазорский даже обрадовался возражению Гоши, так весело блеснули его маленькие, круглые глаза, так энергично положил он раскрытую ладонь на стол…

– Елена Леонидовна, можно мне с вами посидеть? – перед Леной стояла Эльза Карловна Бородулькина. – Знаете, так хочется поговорить со свежим человеком.

– Конечно! Садитесь, пожалуйста, – привстала Лена, неловко подтолкнув локтем Лазорского.

– Вы уж простите меня, старуху, за бесцеремонность…

– Да что вы, я очень рада…

– И потом, – не дослушала Эльза Карловна, легко опускаясь на стул, – если сцепились Эдуард Иванович с Гошей – это надолго… Признаюсь вам честно, все это чересчур умно для того, чтобы было интересно.

– А мне понравилось, как говорит Эдуард Иванович, – решилась возразить Лена. – По-моему, очень доказательно и убедительно…

– Да-да, конечно. Он умеет произвести впечатление. Раньше все о летающих тарелках говорил, теперь на биополя переключился. А весь-то смысл в том, что человек родится и потом умрет – больше ничего нет… Все остальное – слова, слова и слова, которые придумал человек, чтобы скрасить ожидание смерти, и которые, собственно, ничего не выражают и не объясняют нам… Вот в этом графине вода. Ну и что? Какую информацию несет в себе это слово: во-да? Что нового мы узнали о ней? Хорошо, разложим ее по таблице Менделеева, и что же? Да ничего… Такое-то количество кремниевой кислоты, такое-то щелочи и соли. Ну и что? Что нового мы узнали о воде? И так вот во всем, в к4аждом слове – абсурд! Впрочем, я заболталась. Со мною такое бывает. Скажу вам больше: в нашем доме любят поговорить. Иногда – чрезмерно… Скоро получите квартиру, да? – круто переменила разговор Эльза Карловна. – Заживете своим домом. Как это прекрасно – начинать! А вот у нас, стариков, все неизбежно заканчивается. Да и слава богу – пожили. Вам сколько лет?

– Двадцать восемь. – ответила Лена.

– Вот видите, у вас отличный возраст! Работать будете?

– Думаю, что да…

– А я вот думаю, – Эльза Карловна поморщилась маленьким личиком, – что вам работать не следует… Родите еще одного ребеночка, заберите дочку из садика и воспитайте их хорошими людьми. Больше от вас ничего не требуется. А производственные планы пусть выполняют мужчины, в том числе и сын, которого вы родите…

– Да? – Лена была поражена силой и простотой этой мысли. – А я как-то об этом не думала…

– Ну, милая, это не ваша вина… Государство об этом должно думать. Вы счастливы в замужестве? – Эльза Карловна взглянула на Лену и быстро подняла маленькие ручки. – Не отвечайте… Кто из нас, женщин, счастлив замужем? Нам всегда кажется, что чего-то главного мы недополучили. Верно? Вряд ли это нас украшает, но что делать, если мы были, есть и будем таковы…

Из прихожей послышался шум, там хлопнула дверь, все насторожились и стали ждать. Вскоре тяжелые портьеры разошлись, и в столовую вошел невысокий молодой человек с продолговатым лицом. Он не сразу сориентировался в полусумраке и потому подслеповато щурился, на несколько секунд задержавшись у двери.

– Сашенька! – радостно воскликнула Эльза Карловна. – Вы все-таки пришли? – она протянула руку, и новый гость очень изящно ее поцеловал. – А это, знакомьтесь, Елена Леонидовна, супруга Бориса Сергеевича.

– Очень приятно, – вежливо пожал ее руку Сашенька и слегка наклонился, чтобы лучше разглядеть лицо новой гостьи. – Александр Станцев.

Его окликнул профессор, и он поспешно направился к хозяину дома, на ходу пожимая руки налево и направо. Цивильный костюм, модная прическа – все это никак не гармонировало с окружающей обстановкой и невольно заинтриговало Лену.

– Кто это? – с любопытством спросила она Эльзу Карловну.

– Молодой, но чрезвычайно талантливый поэт. Вы еще услышите его стихи, и берегитесь: Сашенька Станцев любит красивых женщин, – Эльза Карловна впервые улыбнулась.

– Спасибо, что предупредили.

– Да, все хотела спросить вас… Можно?

– О чем? – удивилась Лена.

– Как вас приняли Сергеевы?

– Хорошо, – не очень уверенно ответила Лена.

– Вы что-то недоговариваете?

– Хорошо, – более решительно повторила Лена.

– Понимаю, – Эльза Карловна положила маленькую, сухую руку Лене на локоть. – У профессора Сергеева ужасный характер, вы не находите? Он тиран. Талантливый тиран. Все и вся должны вертеться вокруг него… Конечно, он выдающийся ученый, великолепный практик, его операции зачастую уникальны, но… Впрочем, довольно об этом… Так вот, все это прекрасно. Но, извините меня, держать собственного сына где-то в провинции – я это отказываюсь понимать…

Лена устала, от свечей у нее разболелась голова, и Эльза Карловна вдруг стала уменьшаться в размерах, сжиматься так, что очень скоро превратилась в продолговатую, сморщенную грушу. Усилием воли сосредоточив внимание, она услышала:

– …всегда близкие. Согласны?

– Да, разумеется.

– А теперь извините меня. Надо подать фрукты.

– Боже, как я устала, – обессиленно пожаловалась в машине Лена, – кажется, я еще никогда так не уставала. Главное, все говорят, говорят, говорят… И рядом с ними чувствуешь себя распоследней дурой.

– Это пройдет, Лена. Ты привыкнешь… А в общем, тебе понравилось?

– Еще бы! – искренне воскликнула она. – Я в первый раз вижу таких людей. И как у них все красиво! Да, Боренька, – Лена повернулась к мужу, – а ты не слишком усердствуешь с дочкой профессора, а?

– Ну что ты, Лена! – Борис признательно приобнял ее, и она успокоено положила голову ему на плечо. Но погон твердо уперся ей в шею, скоро стало больно, и Лена с досадой отстранилась.

– Из чего они, твердые такие?

– Внутри пластмассовые трафареты.

– А-а…

Машина подвернула к дому, молоденький солдатик проворно выскочил и открыл дверцу со стороны Лены. Ее это смутило, и, ступив на землю, она глухо пробормотала:

– Спасибо.

Шел второй час ночи. Лена подняла голову, силясь разглядеть звезды в холодном осеннем небе, но ничего не было видно. Она вздохнула и молча пошла в подъезд.

Уже забереги по Грустинке легли, уже вершины сопок выбелило изморозью, когда Митька Бочкин появился в Леденеве. Надо сказать, что пооборвался Митька до невозможности, в дыры на штанах разве лишь тело не светилось, ботинки давно «каши просили», а цвет кепчонки и криминалисту было бы не определить. Но, словно в пику своему никудышному виду, держался Митька на удивление заносчиво и нагло. Встретив мужиков на берегу, запоздало метавших из лодок привезенное с островов сено, Митька долго и сосредоточенно наблюдал за их работой, потом сплюнул и высокомерно спросил: