Олег Лебедев - Старинное зеркало в туманном городе

Но печаль быстро потеснила тревога: дядя и брат в один голос сказали, что проводят ее до дома. Больше того – обязательно зайдут к ней. Оба уверены, что вечер для Марины скучным не будет!

Нет, столько общаться с родственниками она просто не сможет…

Пришлось повести себя, может, немного грубо, но зато откровенно. Марина сказала дяде и кузену, что вечером хочет побыть одна. Больше того, она сама найдет дорогу домой.

Быстренько поцеловав озадаченных и слегка обиженных рижских родственников, она поспешила домой. Шла быстро. Почти бежала по вечерней, туманной Риге.

Одной лучше, спокойнее. Пусть даже в новом, непривычном месте.

«Наверное, хорошо, что я уехала из Москвы», – подумала она перед сном.

Конечно, родителей рядом нет. Но, возможно, это неплохо. Они почти не давали Марине побыть одной.

Марина могла встретить Андриса уже в свой первый день в Риге. Он продавал картины в старом городе возле кирхи святого Петра. Но отец повел ее другой дорогой, и они не увиделись.

Андрис уже много лет стоит со своими акварелями в этом месте. Здесь всегда много туристов.

Художник хорошо знаком тем из них, которые приезжают в Ригу не в первый раз. Они узнают его издалека.

Андрис – высокий, светловолосый. Выглядит намного моложе своих почти сорока лет. Немного сутулится. Глаза у него зеленые, как у Марины.

Он проводит день возле кирхи святого Петра, а вечером почти всегда, хоть ненадолго, заходит в костел святого Екаба. Он католик. А этот храм Андрису особенно дорог – часто бывал здесь в дни баррикад 91-го года, когда костел был открыт круглосуточно.

В храме Андрис иногда молится, иногда просто думает о своем. Ему здесь хорошо.

Наверное, древний костел помогает художнику, потому что в этом месте его меньше преследует страх.

Страх…

Это слово для Андриса наполнено особым смыслом. Почти 20 лет художник слышит его от врачей-психиатров.

Он заболел в январе 91-го, когда был на баррикадах. Ему тогда исполнилось 18 лет, учился на втором курсе университета, на факультете истории и философии. Как и многие рижане пошел на баррикады: люди ждали советских войск. Андрису не повезло, как мало кому. Менингит…

Как заболел? Бог весть. Может, когда вспотел у костра, – тот сильно горел, – а потом снял шапку. Может, по-другому болезнь настигла.

Андрису пришлось пропустить год учебы. Но это не самое плохое, что принесла болезнь.

Она дала осложнение: страх. Беспричинную боязнь, которую испытывает Андрис, когда на него смотрят люди.

Как поймает на себе чей-то взгляд, сразу накатывает…

Сильно колотится сердце, кажется, что оно хочет выпрыгнуть из груди. Что-то бьется в висках. Сильно, резко. Пересыхает во рту, будто целые сутки не пил воды. Кровь приливает к лицу, но Андрис не краснеет, лишь чувствует, как горят щеки. Дискомфорт жуткий. Но главное – страх, тревога…

Хочется уйти, убежать от чужого взгляда. Как можно скорее! Его охватывает страх. Страх иррациональный, сильный, он заставляет забыть обо всем. Андрис мгновенно потеет так, словно ему пришлось пробежать двести метров.

Болезнь родила у него другие страхи, но они быстро прошли. Лишь этот остался.

Он очень тяжелый. Неотступно преследует. Андрис не боится только взглядов родителей.

Лечится он начал сразу. Дважды подолгу лежал в больнице. Врачи не справились с болезнью, но все-таки смягчили ее. Не меньше помогло другое – сам взял себя в руки. Страх как был при нем, так и остался. Но Андрис научился превозмогать его. Не полностью, не всегда, но не попал под его власть.

Болезнь сказалась и на нервах – он стал очень чувствительным, на все остро реагирует.

Андрис смог закончить университет. На лекции почти не ходил – преподаватели вошли в его положение.

Но экзамены все равно надо было сдавать. Каждый становился для него испытанием. Всегда перед экзаменом Андрис хотел все бросить, но держался, приходил в аудиторию. Терпел страх, отвечал на вопросы. Был, как выжатый лимон, когда уходил из университета. Майка была мокрой от пота. Голова раскалывалась от боли. Хорошо, что сессии бывают только два раза в год…

Андрис не смог работать по образованию, учителем истории. Каждый день приходилось часами выдерживать взгляды десятков детских глаз. Работа стала для него пыткой. Та работа, о которой столько мечтал…

Он возненавидел школу, даже дорогу к ней. Перестал спать, снова на два месяца попал в больницу. Потом уволился из школы, проработав в ней всего полгода.

Скоро он нашел себе другое занятие. Начал рисовать. Акварельная живопись стала жизнью Андриса. Его с детства тянуло к этому, но история влекла больше. Андрис хотел преподавать ее, делиться с детьми своей любовью к ней…

Уже много лет Андрис делится с людьми другим – своим восприятием мира. Оно – в его акварелях.

Почему акварели? Их мягкий стиль помогает расслабиться, снять напряжение. Напряжение, которое почти всегда с Андрисом из-за его страхов.

Они не мешают создавать картины. А вот продавать…

Здесь другое дело. Художник стоит в людном месте. Правда, покупатели, что выручает, смотрят, в основном, не на художника, а на его картины. На пейзажи, цветы, виды старой Риги.

Акварели охотно покупают. Так что денег Андриса и пенсий его родителей хватает на жизнь.

Художник ходит к святому Петру четыре раза в неделю. Три дня он работает дома. Четыре дня, которые проводит на людях, тяжелые. Он борется со страхами. А три домашних дня – отдых.

Общается он, в основном, с родителями. Кроме них, еще с несколькими друзьями – остались с университетских времен. Они знают о болезни художника, понимают, почему он нечасто видится с ними, предпочитает разговоры по телефону. При редких встречах они стараются не смотреть Андрису в глаза.

Женщин в его жизни было немного. Все романы были очень короткими.

Посмотрит подруга на Андриса, а ему страшно. Тут обо всем – о желании, о чувстве – забудешь. Какое-то время он терпит, а потом все обрывает. Когда больше нет сил чувствовать взгляд женщины. Пусть даже в этом взгляде – любовь.

Самый длинный и последний его роман продолжался два месяца. Они познакомились летом, она все время носила темные очки. На потом пришла близость, и Андрис начал часто видеть ее глаза…

Он рассказал ей о своей болезни.

– Я не смогу не смотреть на тебя, – сказала она.

Права. Он все понимает.

Она была не первая, с кем у него произошел такой разговор.

С тех пор прошло без малого четыре года. У него больше никого не было.

Андрис уже привык так жить. Смирился с тем, что у него не будет ни жены, не детей. Каждому на этом свете выпадает свое. Главное, думает он, не развились бы страхи еще больше, не сделали бы его инвалидом. Что тогда станет с его родителями, для которых он, единственный сын – свет в окошке?