Людмила Евсюкова - Я выбираю тебя. Книга первая

Благодарности приглашенных родственников не было предела. Сбор пионеров с горном, барабанами, речами и слезами был проведен пионерской организацией школы на высоком уровне. Мы были довольны, что работали не зря, кто-то разыскал своих родных. А большего и не требовалось.

Наша жизнь на станции кипела, как вода в котле. Игры в нашем возрасте были, чуть ли не главным занятием. В прятки, в садовника, в казака-разбойника, в догонялки, в знамя – вот некоторые из игр, что скрашивали наше свободное время. А когда не было желания участвовать в подвижных играх, мы просто плечо к плечу сидели на бревне и играли в садовника или хохотали от смешных анекдотов или историй.

Надя как-то рассказала, сотрясаясь от смеха, случай с ее сестренкой Олей:

– У нашей Мурки появились маленькие котята. Оля, естественно, решила взять над ними шефство: нянчила их, таскала везде с собой. Когда я пришла из школы, она вдруг забегает в дом и кричит с порога:

– Няня, там один котёночек всю мордочку в молоко себе испачкал! Он что, теперь грязный будет ходить?

Я отмахнулась: – Не думаю, мама вылижет его с ног до головы.

Оля удивленно подняла брови вверх, потом поворачивается к маме, которая в это время доваривала манную кашу для нее и только что поднесла ложку ко рту:

– Мам, вылижешь?!

У мамы от неожиданности ложка из рук выпала.

Все засмеялись.

– Юмористка твоя Олька, – смеясь, сказала я. – Как-то я ждала тебя, когда оденешься для похода в вагон-клуб. Она подошла ко мне и говорит:

– Оль, а почему у моей мамы такой большой животик?

– Хочет братика тебе купить.

– А я что, тоже была сначала в животике у мамы?

– Ну да. Сначала у мамы увеличивается животик, потом появляются детки.

– И Лида, и Надя, и Сережа, – все там были?

– Да.

– Так что, мы матрешки что ли?

Ее округлые глаза, казалось, вот-вот из орбит вылезут.

И она принесла мне свою любимую игрушку, показывая, как все ее братья и сестры помещались в мамином животике.

У Вовки Кузнецова тоже была маленькая сестричка. Он ухмыльнулся:

– А наша Наташка сегодня взяла в рот травинку и говорит:

– Мама, гляди, я курю, как папа,

– Наташенька, а курить нельзя.

– А почему папа курит?

– Так взрослым дядям разрешается иногда курить сигареты, а маленьким деткам нет.

– Так это же просто травка, не сигареты, – выдала Наташка.

– Ну и детки пошли, все-то они подмечают, – отозвался, оправившись от смеха, мой брат Вова.

Он был выше среднего роста и необычайно красив. Длинные и блестящие волосы каштанового цвета спадали на его плечи. Глаза небесного цвета отсвечивали в солнечные дни зеленцой. Он гордо носил над землей свою голову. Ноги его, казалось, не касались земли – складывалось впечатление, что он парил над землей. Он вскружил голову не одной девушке.

В то же время он отличался чрезмерным самолюбием и был недостаточно прилежен. Поэтому учеба в школе у него не задалась. Он учился в 8 классе школы, когда не подчинился требованиям учительницы немецкого языка. Между ними возникла почти потасовка. Брат перестал посещать школу, поступил в Грозненское ПТУ. И стал появляться в станице только по выходным и во время каникул.

Когда Вова окончил училище, он стал работать на станции Ищерской в котельной, отапливающей два наших жилых помещения. Располагалась она в середине барака, где жил он со мной и матерью. Ее окна и дверь выходили на сторону железной дороги. В небольшой комнатке стоял крохотный котел. Возле него постоянно была горка угля и лопата. Брат периодически подбрасывал уголь в топку. Уголь тлел, в комнатах жильцов становилось тепло и уютно.

Мы набивались в маленькую котельную, как селедки в бочку. Нам нравилось общение в этом теплом и чистом помещении.

Вова как-то говорит:

– Вчера ко мне Миша Булкин заходил, рассказал анекдот про моего тезку, обхохочешься. Хотите послушать?

– Конечно!

– Еще как!

– Валяй!

– Так вот: « Учитель, недовольный ответом ученика у доски, как-то говорит:

– Дети, кто будет учиться на отлично и хорошо в школе, попадет в рай. Если он будет лениться и получать плохие оценки, то в ад.

Поднимает руку Вовочка:

– Иван Иваныч! А кто-нибудь живым школу окончит?

Мы хохотали и от того, что действительно анекдот оказался смешным, и от того, что наш серьезный Вова вдруг повеселел.

Надя была года на три старше меня. У нее много братьев и сестер. Придя в бедно обставленное жилье подруги, я поражалась количеству кроватей, на которых располагалась вся ее многочисленная семья.

У нас с нею оказалось много общего: даже мыслили одинаково.

У Нади был брат Серега, возрастом чуть младше меня, который вздыхал по мне, не получая взаимности. С ним я ходила вечером в центр села, чтобы встретить подругу с уроков во вторую смену. Мы забирались на камни или пеньки, что попадалось под руки, чтобы заглянуть в класс и дать понять подруге, что мы ее уже ожидаем.

Однажды мы с Надей с разрешения моей мамы поехали в гости к ее родственникам в поселок Садовый. Он находился где-то недалеко от Моздока. Сказано, дети. Для нас не существовало прошлого или будущего. Мы жили в настоящем и по-настоящему: носились с друзьями по полям и поселку, были довольны поездкой и счастливы оттого, что вместе. Набрав подсолнухов на совхозном поле, радовались жизни, щелкая семечки и весело щебеча.

Мне почему-то на всю жизнь запомнилась четырехкомнатная квартира родственников подруги, в которой все три спальни находились с одной стороны и выходили дверями в большой зал. И я долгие годы мечтала заиметь для своей семьи именно такое жилье. В гостиной возле стены, противоположной дверям спален, стоял диван, на котором все жители квартиры и гости устраивались рядышком, и смотрели телевизор.

Мы с Надей жили, душа в душу. Я была покладистой и верной подругой. То же самое получала от нее. Мы без боязни делились секретами. И каждая была уверена, что никто из посторонних не узнает о них.

Надя страдала от неразделенной любви к моему брату-красавцу. Я знала об этом тайном чувстве подруги. Та сразу же менялась в лице при его появлении. Но никому не выдала сердечной тайны подруги, хотя и намекала брату, чтобы обратил внимание на нее. Но мои намеки так и остались в воздухе.

Каждый раз при встрече с нею я знала, каким будет ее вопрос после приветствия:

– Как там Вова? Когда он приедет?

Я что-то отвечала, она радовалась или расстраивалась. И все равно с надеждой и ожиданием смотрела в ту сторону, откуда мог показаться он.

Мне было больно от ее страданий. Но ничем не могла их облегчить. Вове она тоже нравилась, и всякий раз, как он приезжал к родным в станицу, их тянуло друг к другу. Они почти всегда оказывались рядом на скамейке, смотрели с обожанием друг на друга. Но он не был способен на подлый поступок.