Холли Чемберлен - Наше лето

Похоже, все пошло не так, как я предполагала.

– О, Крис, – пробормотала я, так поспешно ставя бокал, что красное вино выплеснулось на белоснежную скатерть, – не то чтобы ты уже не добился успеха. Я не… я не то хотела…

Лицо Криса было непроницаемым.

– Я понял, что ты хотела сказать, – бесстрастно произнес он.

Но так ли это?

– Видишь ли, – продолжал он, – неизвестно, что получится, но это шанс, которым нельзя не воспользоваться. А когда я вернусь, обязательно задам тебе тот же вопрос, который задал сегодня. Попрошу, чтобы ты дала мне слово.

Я распрямилась, стараясь выглядеть спокойной и сдержанной.

И вспомнила о той ночи, когда Крис подарил мне браслет. Он уже тогда просил меня встречаться только с ним.

Я уклонилась от ответа. По-видимому, не слишком ловко. Крис не был удовлетворен, но не стал настаивать.

До поры до времени.

Теперь он повторил вопрос.

И я снова попыталась уклониться.

И на этот раз он не отступит…

В Крисе Чайлдзе было нечто неистовое. Неожиданно я нашла его настойчивость привлекательной; неукротимый герой прошлого, упорно преследующий вздорную героиню.

И тут же, так же неожиданно, я нашла его настойчивость отталкивающей.

Мы едва знали друг друга, хотя, вероятно, по моей вине. Все же, с точки зрения времени, судя по количеству дней, недель и месяцев, мы были почти не знакомы.

Почему он стал давить на меня? Почему пытался загнать в рамки?

Я взглянула на Криса Чайлдза и увидела незнакомца.

Опасного незнакомца.

– Предъявляешь мне ультиматум? – спросила я с внезапной яростью.

И тут, в одно мгновение, мрачный преследователь исчез – его сменил милый, симпатичный, влюбленный мужчина.

– Господи, конечно, нет, Даниэлла, – серьезно заверил он. – Я вовсе не это имел в виду. Я всего лишь хочу, чтобы мы были вместе. Боюсь тебя потерять.

Я потянулась и взяла его за руку.

– Ты не потеряешь меня.

Лгунья. Все будет кончено, как только ты вернешь агентству ключи от дома.

Крис крепко сжал мои пальцы.

– Подумаешь о нас, пока меня не будет? Пожалуйста.

– Ну конечно. Конечно. Как насчет десерта?

Эту ночь Крис провел в моей постели. Мы занимались любовью. В первый раз. Страстно, отчаянно. Эротично.

Наутро, глядя из окна гостиной вслед шагающему по улице Крису – он уже успел сменить костюм на майку и джинсы, – я невольно спрашивала себя, не станет ли первый раз последним.

Говорят, такое случается хотя бы раз в жизни каждого американского гражданина. Почти тридцать лет мне удавалось избегать своих обязанностей перед обществом. Но наконец и меня призвали в суд.

Исполнять обязанности присяжной.

Я показала повестку Даниэлле и Клер, когда мы пили «Маргариту» на террасе нашего любимого бара с видом на океан.

– Присяжная? – сморщила нос Даниэлла. – Фу! Постарайся отделаться.

– Вряд ли я сумею, – встревожилась я – Босс наверняка меня отпустит. Он знает, что я успею переделать всю работу.

– Прекрасно. В таком случае иди, а если тебя вызовут в зал суда и судья с адвокатами станут задавать вопросы, нагло ври. Пусть решат, что ты не годишься в присяжные.

– Я не могу врать, – прошептала я, надеясь, что поблизости нет ни одного представителя закона. – Это правительство, Даниэлла. Властям лгать нельзя. Особенно в суде. По-моему, это называется лжесвидетельством.

– Надеюсь, тебе не придется сидеть на заседаниях? – спросила Клер тоже шепотом.

Я пожала плечами:

– Суд есть суд. По-моему, каждый, кто вошел в здание, уже оказался в суде.

Даниэлла подозвала официантку, и мы заказали еще по коктейлю и блюдо жареных кальмаров.

– Ну а я бы солгала, – провозгласила она. – Ни за что не стану сидеть в жюри. Ни за что! Наплела бы все, что угодно, лишь бы отослали с миром.

– Ради Бога! Неужели объявила бы себя расисткой или душевнобольной? – удивилась я.

– Именно. Плевать на то, что куча посторонних людей подумает обо мне! Послушай, все эти типы мне не начальство. И не желаю, чтобы кто-нибудь меня судил. И вообще не собираюсь сидеть с ними в одном зале.

– Все эти типы? – переспросила Клер. – Ты это о ком?

– Ну, так называемые простые люди. Из тех, с кем каждый день сталкиваешься на улице.

– На улице?

Даниэлла закатила глаза:

– Да где угодно. Ты когда-нибудь замечала, в чем ходит на работу простой человек? Спортивные штаны. Полиэстеровый костюм. Кроссовки «Рибок» с колготками. Я не надела бы это тряпье, даже… даже чтобы вынести мусор.

– Ты не выносишь мусор, – возразила Клер. – Платишь тому, кто это делает за тебя.

– Вот именно, видишь?

– Послушайте, – вмешалась я, – в чем-то я согласна с Даниэллой. Хотя бы в том, что большинство людей – полные кретины. И я это понимаю. Полностью сознаю. Но…

Даниэлла положила мне на плечо пальчики с красным маникюром.

– Но что? Не стесняйся, говори. Сама ведь знаешь, что я права. И тебя вовсе не тянет провести целый день в душном зале с толпой неизвестных болванов. Простые люди нам с тобой не компания, Джинси. И ничуть не стыдно это признать.

– Но так неправильно, – не сдавалась я. – Если я солгу, чтобы не попасть в число присяжных, не значит ли это, что я… не знаю что… ну, хотя бы попираю основы демократии или что-то в этом роде? Как тебе, например, такой принцип: все мужчины созданы равными. И женщины тоже. По крайней мере предполагается, что именно так и должно быть.

– Значит, ты считаешь, что вполне естественно иметь предубеждения против кретинов и вполне естественно называть людей кретинами…

– Не в глаза, – поправилась я.

Даниэлла пренебрежительно хмыкнула:

– Все равно. Но неприлично сказать: «Эй, я не собираюсь входить в этот зал, потому что он полон кретинов, и я не желаю проводить с ними время»?

– Да, пожалуй. Понимаю, это звучит глупо…

– Нельзя судить о книге по обложке, – неожиданно вмешалась Клер. – Нет, я серьезно. Так нельзя. Только потому, что кто-то выглядит… ну, не знаю…

– Глупым? – подсказала Даниэлла. – Необразованным? Неряшливым?..

– Да как угодно. Только потому, что кто-то выглядит странно, он не обязательно может оказаться странным. Или, скажем, глупым. Каждый человек имеет свою ценность. И каждый заслуживает уважения.

– Но не обязательно моего, – парировала Даниэлла, оглядываясь в поисках медлительной официантки. – Больше мне нечего сказать. Да где же эта девчонка?

– Тут я на стороне Даниэллы, – признала я. – Согласна уважать всех, кто уважает меня. Но если кто-то мне хамит, предпочитаю таких игнорировать. И нет такого закона, по которому я обязана любить всех.

– Зато есть закон, – запротестовала Клер, – по которому мы обязаны уважать право собственности и частную жизнь окружающих.