Вирджиния Эндрюс - Долгая ночь

Я улыбнулась, хотя не была уверена, что до конца поняла эту историю и то, что он имел в виду. Казалось, что у Генри есть притчи на все случаи жизни.

Мисс Уолкер обрадовалась, увидев меня. Она усадила меня и весь день уделяла мне внимания больше, чем другим детям, чтобы научить меня тому, что уже знали все остальные. В конце дня мисс Уолкер сказала мне, что я догнала остальных учеников, как-будто вовсе не пропускала занятий. Эмили слышала, как меня хвалили, но тут же отворачивалась, стоило мне взглянуть на нее. Генри ждал на улице, чтобы отвезти нас домой. На этот раз, видя всю глупость своего упрямства или, возможно, она просто устала, Эмили тоже села в повозку. Я села впереди. Как только мы тронулись, я заметила на полу повозки что-то покрытое лоскутом ткани. Это что-то внезапно задвигалось.

– Что это, Генри? – испуганно закричала я. Эмили выглянула из-за моего плеча.

– Это подарок для вас обеих, – ответил Генри. Он наклонился, чтобы убрать тряпку, и я увидела хорошенького, совершенно белоснежного котенка.

– О, Генри. Это котик или кошечка? – спросила я, беря котенка на руки.

– Кошечка, – ответил Генри. – Его мама больше не заботится о ней, поэтому она теперь сирота.

Котенок испуганно смотрел на меня, пока я его не приласкала.

– Как же мне ее назвать?

– Назови ее Пушинка, – предложил Генри. – Она в самом деле похожа на белый пушистый комочек хлопка, когда спит, укрыв голову лапками. Генри был прав. Весь остаток пути домой Пушинка спала у меня на коленях.

– Ты не можешь принести это в дом, – сказала Эмили. – Папа не выносит животных в доме.

– Мы найдем ей местечко в амбаре, – пообещал Генри. Когда мы подъехали к дому, мама ожидала меня у парадного входа, и я не могла удержаться, чтобы не показать ей моего котенка.

– Я чувствую себя прекрасно, мама. Я совсем не устала. Смотри, – сказала я, протягивая Пушинку. – Генри подарил мне ее. Это кошечка, и мы ее назвали Пушинкой.

– О, какая она крошечная, – сказала мама. – И как она прелестна!

– Мама, – сказала я, понизив голос, – можно мне оставить Пушинку в своей комнате? Пожалуйста, я не позволю ей выходить из комнаты. Я буду кормить ее там, ухаживать за ней, и…

– О, даже не знаю, дорогая. Капитан не терпит присутствия даже охотничьих собак не только дома, но и возле него.

Я с грустью опустила глаза. Как можно не желать присутствия в доме такого чудесного и мягкого существа, как Пушинка.

– Она же еще совсем маленькая, мама, – оправдывалась я. – Генри сказал, что ее мама не может ухаживать за ней больше. Поэтому теперь она сирота, – добавила я. Мамины глаза наполнились грустью.

– Ну… – сказала она, – прошлая неделя принесла тебе много переживаний. Может быть на некоторое время…

– Нет, она не может! – возмутилась Эмили. – Папе это не понравится.

– Я поговорю с вашим отцом об этом, не волнуйтесь, девочки.

– Я не хочу, чтобы этот котенок находился в доме, – раздраженно ответила Эмили. – Он не мой, а ее.

Генри дал котенка только ей, – вспылила она и стремительно вошла в дом.

– Не позволяй своему котенку и носа высовывать из твоей комнаты, – предупредила мама.

– Можно мне показать ее Евгении, мама? Можно?

– Да, но затем отнеси ее в свою комнату.

– Я принесу тебе коробку и немного песка, – сказал Генри.

– Спасибо, Генри, – ответила мама и обратилась ко мне, предупреждая: – А ты должна следить за тем, чтобы песок был чистым.

– Конечно, мама, я обещаю.

Евгения пришла в восторг, когда я показала ей Пушинку. Я села на кровать и рассказала ей все о школе, об уроке чтения, который дала мне мисс Уолкер, и о звуках, которые я могла читать и произносить. Пока я рассказывала Евгении об этом, она играла с Пушинкой, дразня ее шнурком и щекоча ей животик. Видя сколько удовольствия получает моя младшая сестренка, я удивлялась, почему мама и папа не додумались подарить ей какое-нибудь животное.

Неожиданно, Евгения начала чихать и задыхаться, как это обычно у нее бывает перед очередным приступом. Перепугавшись, я позвала маму, и она немедленно прибежала, сопровождаемая Лоуэлой. Я взяла Пушинку на руки, пока мама и Лоуэла были заняты Евгенией. В конце концов послали за доктором Кори.

Когда доктор ушел, мама пришла ко мне в комнату. Я сидела в уголке с Пушинкой, все еще в ужасе от того, что произошло. Подтверждались слова Эмили: я действительно всем приношу несчастье.

– Мне очень жаль, мама, – сказала я. Она улыбнулась мне.

– Это не твоя вина, Лилиан, дорогая, но доктор Кори думает, что у Евгении аллергия на кошек, и это может ей навредить. Боюсь, что после этого ты не сможешь держать Пушинку в доме. Генри найдет укромное местечко для нее в амбаре, и ты будешь навещать ее, когда тебе только захочется.

Я кивнула.

– Он ждет на улице. Ты сможешь сейчас спуститься с Пушинкой. Вместе с Генри пойдешь и поселишь ее на новом месте, хорошо?

– Хорошо, мама, – ответила я и вышла. Генри и я посадили котенка в коробку в углу возле коровьего стойла. Каждый день я приносила Пушинку к окну Евгении, чтобы она могла посмотреть на нее. Евгения прижимала свое маленькое личико к окну и улыбалась котенку. Ужасно, что она не может дотронуться до Пушинки. Все, что случилось со мной, не шло ни в какое сравнение с тем, что случилось с моей маленькой сестренкой.

Даже если и существовали такие вещи как везенье и невезенье, думала я, то почему Бог использует меня, чтобы наказать такую хорошенькую маленькую девочку как Евгения? То, что говорила Эмили, не могло быть правдой, никак не могло, думала я, и в своей вечерней молитве просила:

– Всевышний, пожалуйста, сделай так, чтобы моя сестра Эмили была не права, пожалуйста.

Прошло несколько недель учебы, я очень полюбила школу, и мне совсем не нравилось, когда наступали выходные дни. Тогда я устраивала свою собственную маленькую школу для себя и Евгении в ее комнате, как я и обещала. У нас была маленькая доска и мел, и у меня был единственный ученик. Я часами обучала Евгению тому, что сама знала, и хотя Евгения была слишком маленькой, чтобы ходить в школу, она оказалась очень терпеливой и делала успехи.

Несмотря на ее изнурительную болезнь, Евгения была очень жизнерадостной девочкой, которая находила удовольствие в самых простых вещах: в шутливых песнях, в цветении магнолий, или даже в цвете неба, который меняется от лазурного до нежно-голубого, как скорлупа яиц малиновки. Евгения обычно садилась на скамейку у окна и разглядывала этот мир, как пришелец с другой планеты, которому каждый день показывают что-то новое. Удивительно, но Евгения, глядя каждый день в окно, всегда находила что-то новое в одной и той же картине.

– Посмотри на этого слона, Лилиан, – обычно говорила она, указывая на изогнутую кедровую ветку, которая и в самом деле напоминала слоновый хобот.