Вирджиния Эндрюс - Свет в ночи

– Мне кажется, все так и поступают.

– Кто это делает? Кто? – резко бросила Жизель, с неожиданной энергией и силой. – Нина готовит то, что любишь ты, а не я. Папа интересуется твоим мнением прежде, чем спросить меня. Сюда является Бо, чтобы встретиться с тобой, а не со мной! Почему… почему наш сводный брат Поль пишет только тебе и никогда мне?

– Он всегда передает тебе привет.

– Но ни одного отдельного письма, – подчеркнула моя сестра.

– Ты-то ему ни одного не написала, – парировала я.

Она с минуту обдумывала мои слова.

– Мальчики должны писать первыми.

– Молодые люди, с которыми ты встречаешься, может быть, но не брат. С братом не имеет значения, кто напишет первым.

– Тогда почему Поль мне не пишет? – запричитала Жизель.

– Я скажу ему, чтобы написал, – пообещала я.

– Нет, ты не станешь этого делать. Если он не догадывается сам, значит, так тому и быть. И буду я лежать здесь, обреченная разглядывать потолок, как всегда, и гадать – чем там занимаются другие, как они веселятся, как веселишься ты, – с горечью добавила она.

– Не лежишь ты здесь и ни о чем не гадаешь, – ответила я, не в силах сдержать улыбку. – Ты ездишь, куда тебе угодно, и тогда, когда тебе этого хочется. Тебе достаточно шевельнуть пальчиком, и все начинают скакать вокруг тебя. Разве папа не купил фургон, чтобы ты могла всюду ездить со своим креслом?

– Я ненавижу этот фургон. И терпеть не могу сидеть в инвалидной коляске. Я выгляжу так, как доставляемый товар, например хлеб или… или коробки с бананами. Я в него не сяду, – настаивала она.

Папа хотел нас отвезти в «Гринвуд» в фургоне Жизель, но сестра поклялась, что ноги ее не будет в этой машине. Отец подумал о таком варианте из-за того количества вещей, которое Жизель собиралась взять с собой. Она часами, настаивая на всяких пустяках, стараясь еще больше затруднить сборы, держала в своей комнате свою горничную Венди Уильямс, которая укладывала все до мелочей. Мои слова о том, что в спальном корпусе у нас будет мало места и нам придется носить форму, ее не переубедили.

– Они предоставят мне достаточно пространства. Папа сказал, что администрация сделает все возможное, чтобы мне было удобно, – не уступала Жизель. – А что касается ношения формы, это мы еще посмотрим.

Она хотела взять с собой своих плюшевых зверей – всех до одного, свои книги, журналы, альбомы с фотографиями, почти всю одежду, все туфли. Жизель даже заставила Венди упаковать все, что стояло на туалетном столике!

– Ты пожалеешь об этом, когда вернешься домой на каникулы, – предупредила я ее. – Здесь у тебя не окажется нужных вещей и тогда…

– И тогда я просто пошлю кого-нибудь за ними в магазин, – самодовольно закончила она и неожиданно улыбнулась. – Если будешь продолжать настаивать, папа увидит, насколько ужасен этот переезд, и, вероятно, изменит свое решение.

Поведение сестры не переставало удивлять меня. Я говорила ей, что, стоило ей приложить к выполнению своих обязанностей хотя бы половину той энергии, что тратилась ею на уклонение от них, Жизель добилась бы успехов во всем.

– Я делаю успехи тогда, когда мне этого хочется, когда мне это нужно, – парировала она, и я сдалась. Очередная беседа двух сестер ни к чему не привела.

И вот наступило утро нашей поездки в школу, а я просто боялась войти к ней в комнату. Я не нуждалась в одном из хрустальных шаров Нины, чтобы предсказать, как меня встретят и чего мне следует ждать. Прежде чем зайти в комнату Жизель и посмотреть, как она там справляется, я оделась и причесалась. В коридоре мне встретилась Венди, торопливо уходящая прочь, почти в слезах. Она что-то бормотала себе под нос.

– Что случилось, Венди?

– Господин Дюма послал меня наверх, чтобы помочь мадемуазель одеться, но она совсем меня не слушает, – пожаловалась девушка. – Уж я ее просила-просила шевельнуться, а она лежит там, будто зомби, закрыв глаза и притворяясь спящей. Что я должна делать? – захныкала горничная. – Мадам Дюма будет кричать на меня, а не на нее.

– Никто не будет на тебя кричать, Венди. Я заставлю ее встать, – сказала я. – Только дай мне немного времени.

Служанка улыбнулась сквозь слезы и вытерла их со своих пухлых щек. Венди была ненамного старше нас с Жизель, но после восьмого класса она перестала ходить в школу и стала работать на семью Дюма. А после несчастного случая с моей сестрой она превратилась в мальчика для битья, принимая на себя основной удар – приступы ярости и истерики Жизель. Папа нанял профессиональную медсестру ухаживать за искалеченной дочерью, но та не выдержала приступов дурного настроения Жизель. Не смогли этого ни вторая, ни третья медсестры, так что забота о нуждах моей сестры, к несчастью, прибавилась к обязанностям Венди.

– Не знаю, почему вы заботитесь о ней, – заметила горничная. Ее темные глаза горели от гнева, словно два сияющих диска из черного оникса.

Я постучала в комнату сестры, подождала и, так как она не ответила, вошла. Жизель выглядела точно так, как ее описала Венди, – все еще под одеялом, глаза закрыты. Я подошла к окну и выглянула. Комната Жизель выходила на улицу. Булыжник тротуаров блестел под утренним солнцем, машин было мало. Вдоль нашей высокой ограды расцвели азалии, желтые и красные розы, гибискус, создавая захватывающую дух цветовую гамму. Неважно, как долго я прожила в этом особняке в Садовом районе – знаменитом квартале Нового Орлеана, – я все так же восхищалась его домами и ландшафтами.

– Какой прекрасный день, – заговорила я. – Подумай обо всех замечательных вещах, что мы увидим во время поездки.

– Это скучное путешествие. Я уже была в Батон-Руже, – отозвалась сестра. – Мы увидим страшные нефтеперегонные заводы, извергающие дым.

– О, мой Бог! Она жива! – воскликнула я, всплеснув руками. – Хвала небесам. Мы все думали, что этой ночью ты отошла в мир иной.

– Ты хочешь сказать, вам бы всем этого хотелось, – сердито проворчала Жизель, но осталась лежать. Вместо того чтобы сесть в кровати, она повернулась и зарылась головой в большую пухлую подушку, вытянула руки вдоль тела и надулась.

– Я думала, что ты наконец согласилась ехать и не будешь устраивать шума, раз уж ты можешь взять с собой все, что хочешь, – снова терпеливо начала я.

– Я только сказала, что сдаюсь. Я не говорила, что согласна ехать.

– Мы с тобой просматривали буклет. Ты признала, что место выглядит красивым, – напомнила я. Жизель сощурившись посмотрела на меня.

– Как ты можешь так легко… соглашаться? Знаешь ли, ведь тебе придется оставить здесь Бо, – заметила Жизель. – А когда нет кота в дому, мыши ходят по столу.

Когда я впервые сказала Бо о нашем отъезде в «Гринвуд», он воспринял это очень тяжело. Нам и так нелегко приходилось, так как мы продолжали встречаться. С тех пор, как Дафна обнаружила, что я тайком рисую Бо, нам пришлось скрывать наш роман. Он позировал мне обнаженным. Мачеха нашла рисунок и обо всем рассказала его родителям. Бо сурово наказали, а нам запретили видеться наедине. Но шло время, и постепенно его родители смягчились, к тому же Бо пообещал ухаживать и за другими девушками. На самом деле он этого не делал, и, даже если Бо приходил с кем-нибудь на танцы или ездил с кем-то на прогулку в своей спортивной машине, он все равно возвращался ко мне.