Вирджиния Эндрюс - Секреты утра

– Это твоя ванная, – Эмили осветила керосиновой лампой эту дверь. – Ну теперь все в порядке.

Я медленно вошла, даже небольшая комната в гостинице на побережье Катлеров казалась по сравнению с этой дворцом. Я, конечно, поняла, зачем мне выделили это помещение. Оно угнетало, в нем не было окон, комната без окон.

– Почему нет окон? – спросила я, но тетка вместо ответа подошла к шкафу и поставила на него лампу. Потом достала из него белье, сделанное из хлопка, как в больнице.

– Выключишь свет, когда постелишь.

– Выключить?

– Да, – она показала на маленькую лампу, стоящую на ночном столике. – Вот так, – сказала она и показала. – Нужно экономить керосин, не тратить его впустую.

– Есть ли более приятные помещения? Хотя бы с окнами.

– Ты не имеешь права выбирать себе комнаты, – резко ответила Эмили. – Это не гостиница.

– Но почему мне отведена комната без окон?

Она скрестила руки на груди и в упор посмотрела на меня.

– Ты должна знать, эта комната построена много позже, чем весь дом, специально для больных, чтобы держать их в изоляции. Особенно во время ужасных эпидемий холеры и испанки.

– Но я не больна, я беременна. Беременные не больные, – возразила я, слезы бессильной ярости обожгли щеки.

– Беременные, подобные тебе – без мужа – те же самые больные, – ответила она. – Есть болезни физические, душевные и болезни духовные. Позор может ослабить и убить человека так же, как и любая болезнь. Теперь разденься, так чтобы я могла определить, насколько явно проступил грех.

– Что? – Я отступила.

– Повторяю, я знаю акушерство. Все, проживающие на многие мили вокруг, вызывают меня вместо доктора. Я помогла многим разрешиться от бремени, и разрешиться благополучно всем матерям кроме тех, у которых младенцы были нездоровы еще в животе. Быстро, – скомандовала она, – у меня еще много других дел.

– Но здесь так холодно, – пожаловалась я, – может, где-нибудь в тепле?

– У тебя под кроватью лежит еще одно одеяло, на случай надобности. И прежде, чем я пойду спать, – добавила она, – буду приносить тебе бутылку с горячей водой. Мы экономим дрова и уголь для кухни, здесь все и всегда спят так. Я только что отчитала Лютера, потому что не могу тратить столько денег на то, чтобы дом был постоянно теплым.

Она сильнее разожгла лампу и направилась ко мне.

– Может быть, не стоит, – сказала я, – меня недавно осматривал доктор, после несчастного случая. Я была сбита автомобилем и только что вышла из больницы.

Но она просто смотрела на меня и ждала, как будто я ничего не сказала, смотрела и ждала. Ее глаза обдавали меня тем же холодом, что и глаза бабушки Катлер.

– Я должна сделать то, что не сделал доктор, – наконец изрекла она.

– Что вы хотите?

– Сними одежду и повернись к свету, – она сложила руки на груди и приняла высокомерную позу. – Не можешь ли ты двигаться немножечко побыстрее?

– Мои пальцы замерзли.

– Гм…

Она подошла и грубо отбросила мои руки от застежек, решив самостоятельно раздеть меня. Она почти вывернула мои руки, когда стаскивала бюстгальтер. После того, как она сняла юбку, легко толкнула меня, повернув к лампе. Я стояла перед ней в бледно-желтом свете керосинки, мои руки, скрещенные на груди, дрожали. На мне были лишь трусы и носки. Тетка указательным пальцем за подбородок придвинула меня. Я увидела следы оспы на ее щеках и лбу, будто кто-нибудь тушил сигареты о ее кожу. Брови были широкие и разросшиеся, над верхней губой росли жесткие короткие усы.

Внезапно она подошла ко мне сзади и схватила холодными, скользкими пальцами за бока. Я попробовала отойти вперед, но она силой удержала меня на месте. Я вскрикнула от боли.

– Не дергайся.

Ее руки опустились к пупку, холодные пальцы больше походили на провода. Она нажала и начала прощупывать живот, по-моему, определяя его размер. Потом отошла и осмотрела меня со стороны. Подошла, молча взяла меня за запястья и отвела их в стороны, внимательно рассматривая грудь. Сталь в ее глазах проступила яснее. Мои руки напоминали сломленные крылья, я поднесла их к горлу. В довершение к портрету Эмили можно сказать, что у нее был нос, выточенный из камня неумелым мастером, при виде которого дрожь прокатывалась по спине.

– Прекрати дрожать, – скомандовала тетка.

– Мне холодно.

– Чем дольше ты будешь сопротивляться, тем дольше будешь оставаться раздетой.

Я прекратила всякое сопротивление от усталости и полностью отдалась в ее власть. Меня развернули спиной, сняли трусы, лампу тетушка поставила на пол и с силой раздвинула мои ноги. Но к счастью последний акт экспертизы был не длительным.

– Я так и ожидала, роды будут тяжелыми, – объявила она, – первые всегда трудны, но к счастью ты молода, все должно пройти быстро. Ты знаешь, почему роды болезненны? – спросила тетка, пристально посмотрев мне в глаза. Я покачала головой. – Это из-за первородного греха, теперь все женщины прокляты и должны испытывать боль при родах. Ты должна будешь хотя бы тогда сожалеть о полученном удовольствии.

Она подняла лампу и осветила мое лицо. Взгляд у нее был напряжен, в глазах отражался огонь. Не выдержав, я посмотрела вниз.

– А когда зачатие происходит вне брака, – продолжила она, – боль во сто раз страшнее.

– Меня это не волнует, – кричала я, – я не боюсь. Она кивнула, уголки губ искривились.

– Я посмотрю, какая ты будешь храбрая, когда придет время, Евгения, – прошипела она.

– Не называйте меня Евгения. Меня зовут Дон. Она улыбнулась.

– Надень это платье и ложись спать. Мы зря тратим керосин. Я вернусь и принесу бутылку с горячей водой, – она собрала мою одежду.

– Что вы делаете с моими вещами? Это все, что у меня осталось.

– Это надо постирать и вычистить. Не волнуйся, я сохраню их ради тебя, – Эмили свернула их комом.

– Но… я хочу сама заботиться о своих вещах. Давайте обговорим этот вопрос, – потребовала я.

– Перестань хныкать, – глаза ее сверкнули, – ты подобна всем избалованным красоткам, сегодня… Я хочу, я хочу, я хочу! – прошипела она. – Одевай свое платье, – повторила она и вышла.

Было так холодно, но я ничего не могла сделать и натянула сделанное из грубой шерсти платье. Оно было изъедено молью и царапало кожу. Потом вспомнила про одеяло, которое лежит у меня под кроватью, и заглянула туда. Когда я вытаскивала одеяло, пыль летела клубами. Немного поколебавшись, я засунула его обратно. Простыня выглядела чистой, но была холодной и грубой. Я дрожала, свернувшись клубком под пародией на одеяло. Кажется, прошла вечность, прежде чем вернулась Эмили и принесла бутылку с горячей водой, завернутую в полотенце. Я с благодарностью схватила ее, уже почти ничего не чувствующими от холода руками и прижала к телу.