Кирк Дуглас - Дар

Ногой в протезе он ступил на пол, чтобы проверить, хорошо ли он «встал». Затем быстро оделся в черный костюм для верховой езды, схватил шляпу и вышел из коттеджа.

Редкий и холодный туман поднимался от сырой травы, придавая всему вокруг несколько призрачные очертания. За белым плетнем в тумане виднелись силуэты медленно движущихся лошадей. Он устремился к ним. Туман быстро рассеивался. Высоко над головой, уже покинутая всеми звездами, в небе светила луна, подобная засидевшемуся на вечеринке и уже успевшему надоесть хозяевам гостю. Поднималось солнце – и в рассветных лучах становилось видно, что белый плетень тянется на добрую милю. На глаза Мигелю попадались все новые и новые лошади. Здесь их, должно быть, по меньшей мере, сотня, подумал он. Он подошел поближе. Здешние лошади были такими странными. И передвигались так медленно. Некоторые из них потянулись ему навстречу.

На Мигеля накатило острое отвращение: лошади были калеками. Хромые, с перебитыми ногами, дряхлые. Все без исключения! Для чего же юная красавица-хозяйка собрала сюда столько искалеченных лошадей? Для чего они ей понадобились?

Гнедой жеребец перекинул голову через плетень и уставился на Мигеля. Почесывая ему голову, Мигель подумал: «Этого коня наверняка били». Медная табличка на кожаном ремешке свидетельствовала о кличке жеребца – Туман. Мигель оттянул ему нижнюю губу и посмотрел на зубы: коняге было, как минимум, двадцать лет. На губе, с изнанки, в розовой мякоти было вытатуировано: У-65-82551. Лошадь для верховой езды 1965-го года рождения. С учетом породы, истинный Мафусаил.

Он прошел вдоль плетня по всему корралю. Не все здешние лошади оказались породистыми. Мигелю попались метисы и квартероны, арабские жеребцы, паламинские, были здесь и пони. Что за странное существо эта самая Патриция Деннисон!

Солнце, теперь уже ярко-красное, вспыхнуло в небе, заливая золотыми лучами все ранчо. Мигель заторопился на конюшню.

Патриция вышла из-под душа и досуха растерлась. Было еще рано – оставалось два часа до прибытия почтальона. Она быстро оделась: джинсы, сапоги для верховой езды, фланелевая рубашка в шашечку. Выйдя из спальни, остановилась перед подаренной отцом картиной, висящей на стене. «Звездолаз». Один только взгляд на эту картину всегда придавал Патриции свежие силы.

Со второго этажа обшитая дубом лестница вела в просторную гостиную, в которой доминировала большая каменная печь. Стоя на площадке, Патриция посмотрела вниз. Она любила свой дом. Когда она обнаружила его, тот представлял собою всего лишь пустую шелуху из-под заброшенного фермерского хозяйства с полудюжиной сараев и других пристроек, находящихся на различных стадиях разрушения. Члены совета директоров пришли в ужас, узнав о ее решении переехать из дворца на Парк-авеню в это забытое Богом место, которое, к тому же, предстояло сначала приобрести. Она случайно подслушала фразу Хорейса Коулмена, сказанную им Эшу, – восстановление фермы равнозначно спуску денег в унитаз, – но она сумела настоять на своем.

И вот она вошла в большую, деревенского стиля кухню, где Конча, ее экономка-мексиканка, уже наливала кофе в большую чашку, на которую была переведена фотография Спорта.

– Спасибо Конча, – сказала Патриция, потянувшись за чашкой, – и обмерла на месте. На столе перед нею лежал небольшой бурый конверт с ливанской маркой.

– Сегодня почтальон пришел пораньше, – ухмыльнулась Конча.

Сердце Патриции бешено забилось. Она стремительно вскрыла конверт.

«Моя бесценная! я не писал вам пару дней, потому что наша больница была практически разрушена налетом израильских бомбардировщиков. Партизаны разместили свою штаб-квартиру в примыкающем здании, надеясь тем самым избежать налета. Но они просчитались – и расплачиваться за это пришлось нам…»

Руки Патриции задрожали. Он жив, с ним все в порядке, – мысленно внушала она себе, надеясь успокоиться. Она присела к столу дочитать письмо.

«На восстановление разрушенного нужна куча денег. Мне придется приехать в Штаты за подаянием. Но в этом есть и хорошая сторона – таким образом я сумею провести с вами День Благодарения. Я уже считаю дни в предвкушении встречи».

Последние слова письма заставили ее покраснеть. Она отпила кофе и посмотрела на ползающих по оконному стеклу муравьев. Она строго-настрого запретила Конче убивать эти крошечные создания, от которых никому на свете не было никакого вреда. Сперва Конча пустилась с нею в отчаянную перепалку: «Они ведь залезают в ящики… в пищу… повсюду». Как раз тогда Патриции и пришла в голову счастливая мысль кормить их у входа в дом, чтобы у муравьев не возникало надобности пускаться на дальнейшие поиски. И теперь блюдечко полное сахара всегда стояло на подоконнике и муравьи сновали туда и сюда, торопясь принести по еще одной сахаринке в родной муравейник. Конча, разумеется, решила, что ее хозяйка – слегка чокнутая; при первом удобном случае она гоняла муравьев и поливала их сильной струей воды.

Патриция с интересом смотрела на насекомых – они шли цепочками, одна вниз, другая вверх. При встрече двое идущих в противоположных направлениях муравьев никогда не забывали на мгновенье соприкоснуться усиками антенн. Нынешним утром ей показалось, будто муравьи делятся друг с дружкой радостной вестью: Том возвращается!

Она аккуратно сложила письмо и сунула его в карман джинсов. Проверила, как обстоят дела на блюдечке в буфетной, на котором держала еду для Фебы, бездомной кошки неопределенной масти, которую она недавно обнаружила на соломе в одном из своих сараев. Феба высунула лукавую мордочку из-за жестянок со сливами и тут же спряталась.

– Вернется, – уверила Патриция Кончу. Та в ответ сделала страшные глаза.

Допив кофе, Патриция пошла на конюшню. Здесь она нашла Денниса. Он стоял рядом со стойлом, в котором держали португальских жеребцов.

– Красивые они, верно?

Патриция погладила Ультимато по слегка подрагивающему носу.

– Истинно так, мисс Деннисон.

– Не могу дождаться, когда же я наконец на них сяду.

– На вашем месте, я бы к ним не притрагивался.

– Что такое? Что ты хочешь сказать?

– Он был здесь сегодня утром – ровно в шесть. Проверил их пищу, выгулял каждого по полчаса, выдал мне строжайшие указания. – Деннис передразнил акцент Мигеля. – Не прикасайся к коням, договорились?

– А где он сейчас?

– Спит.

– Вот как?

– Точно.

– А он не сказал тебе, когда он собирается встать? В ее голосе сквозило явное раздражение.

– Я не решился спросить его об этом.

– Когда встанет, скажи ему, что мне хотелось бы с ним поговорить.

Она произнесла это весьма хмуро и пошла прочь.

– Попробую.