Наоми Кэмпбелл - Лебедь

Если бы он только знал, что, оставляя его на ночь в своей квартирке в Челси, Кэсси уже грезит о венчании, медовом месяце и – самое главное – о чудесном маленьком первенце, он бы сразу убежал от нее на тысячу миль.

Но по иронии судьбы оказалось, что его судьба и его карьера самым тесным образом связаны с Кэсси.

Рекламный ролик пошел в прокат на той же неделе. В это же самое время «Этуаль» послало Томми на премьеру нового фильма сопровождать молодую актрису, сыгравшую в фильме главную роль. Актрисе нужен был симпатичный спутник, а для Томми было полезно лишний раз помелькать на глазах у публики.

Премьера была не из самых шумных, но принцесса Уэльская оказалась в числе приглашенных. После премьеры она встретилась с актерами. Когда принцесса пожимала руку молодой актрисе, Томми стоял рядом, и на следующее утро появился на первых полосах всех бульварных газет.

«ЭТО ОН!» – гласили заголовки. Репортеру удалось сделать такой снимок, что принцесса и Томми выглядели настоящей парочкой. А тем временем по телевидению каждый день крутили ролик, где Кэсси, как две капли воды похожая на принцессу Уэльскую, смотрела на Томми влюбленными глазами, а голос за кадром говорил: «Когда в вашей жизни появляется новый мужчина…»

Неожиданно Томми оказался в центре всеобщего внимания. В сознании публики он стал «новым мужчиной в жизни принцессы Уэльской».

Рекламный ролик приобрел фантастическую популярность. Его захотели купить почти во всех странах мира, и Энджи целыми днями сидела на телефоне, договариваясь о гонорарах моделей.

Кэсси и Томми предстояло стать очень и очень богатыми людьми…

Я очень удивилась, увидев Рори в аэропорту. Я думала о нем все время, но мне и в голову не приходило, что он тоже думает обо мне.

Мы с Рори нырнули на заднее сиденье лимузина, и Брайан Мерфи, мой шофер и заботливая нянька, тактично поднял отделявшую водителя стеклянную перегородку. И опять я очень удивилась: Рори сказал, что его привез Брайан, а номер рейса и дату моего прилета ему сообщила Грейс Браун.

Вот это да! Грейс Браун, которая вечно ограждала меня от всего на свете, словно я – вымирающее животное! Она никогда и никому не рассказывала даже о расписании моих показов! Как же Рори это удалось?

– Очень просто. Я пригласил ее пообедать. Вначале я позвонил в нью-йоркское отделение «Этуаль», там мне сообщили, что в Лондоне за тобой присматривает Грейс Браун, тогда я позвонил ей, сказал, что ты для меня очень много значишь, и предложил пообедать вместе, чтобы кое-что обсудить. Она сказала, что ты для нее тоже очень много значишь, и она с удовольствием поговорит о тебе за чашкой кофе.

Из слов Рори я сделала два очень важных вывода:

1. Я для него очень много значу.

2. Грейс сочла его достойным встречи и даже разговаривала с ним обо мне. Это значит, он ей понравился. А в таких вопросах я доверяла Грейс едва ли не больше, чем самой себе.

Он остановился в «Блэйксе», а мне забронировали номер в «Холкине». По дороге из аэропорта сначала мы проезжали «Блэйкс». Я вышла с Рори, а Брайана попросила отвезти багаж в «Холкин». Мы спустились в уютный бар «Блэйкса» и сели за столик. В баре было пости совсем темно, только небольшие пятна от маленьких, но очень ярких ламп. Мне всегда казалось, что это один из самых романтичных баров Лондона. Здесь можно сидеть часами и оставаться незамеченным. Что мы, впрочем, и сделали, а после нескольких бокалов шампанского отправились в ресторан обедать.

В конце концов разговор неизбежно перешел на Гарри.

– Конечно, в Америке у него не было бы никаких проблем, – сказал Рори.

– Это почему же?

– Ну, в Америке каждый преступник – жертва. Ты можешь среди бела дня на глазах у целого стадиона свидетелей укокошить пятьдесят девять человек, и при этом суд тебя оправдает. Надо только рассказать – а если забудешь, адвокат напомнит – как плохо с тобой обходились в детстве, как тебя оскорбляли и мучили, и объяснить, что именно поэтому ты и стал таким жестоким.

– Это, конечно, остроумно, но Гарри – не преступник.

– А я и не сомневаюсь. Но, думаю, даже если бы он и был преступником, ты все равно простила бы его. Ведь он твой брат. Кстати, ты собираешься его навестить?

– Обязательно. Вот с родителями – куда сложнее. После смерти Венеции и исчезновения Гарри у них в отношении меня развился настоящий психоз, – когда я появляюсь, они очень волнуются, а когда собираюсь уезжать, они на грани нервного срыва. У нас с ними что-то вроде негласного соглашения: чем меньше они меня видят, тем лучше. А у тебя как с родителями?

– У меня остался только отец. Он уже в годах. Мать родила меня довольно поздно. Иногда я думаю, может, это и подкосило ее. Пять лет назад она умерла от рака.

– А с отцом ты хорошо ладишь?

– В общем, да. Хотя видимся мы не часто. Он живет в Монтане, в довольно диком месте. Говорит, это напоминает ему Шотландию. Он ненавидит Нью-Йорк. И вообще немножко отшельник.

– Насколько я знаю, в этом смысле ты пошел в него.

– Нет, я просто очень разборчив. Не люблю якшаться с кем попало.

– А мать?

– Мать? О, она была своего рода специалисткой по холодной войне. Не любила спорить. Отец вспыльчивый, но прямой, всегда понятно, чем он недоволен. А мать надувала губки, укоризненно смотрела, но никогда не говорила ничего определенного. С ней почти невозможно было поговорить начистоту и выяснить отношения.

– Довольно неприятное качество.

– Да уж. Помню, бывали времена, когда у нас в доме…

Мы сидели, болтали о родителях, о себе, и все это было так естественно. Когда подали кофе, я вдруг поняла, чем он отличается от других мужчин. Он не старался произвести впечатления, не старался поразить мое воображение своей роскошной яхтой или «БМВ», двойным номером-люкс в «Саттон Плейс» или особняком в Хэмптонсе [34], местом в совете директоров или романами с голивудскими звездами. Он не собирался перещеголять меня. А надо сказать, в последнее время для меня это была настоящая проблема. Большинство мужчин чувствовали себя со мной неуютно, поскольку зарабатывали много меньше, чем я. В этом отношении с Рори Стирлингом было все в порядке.

Как, впрочем, и во всех остальных. Во всяком случае, такого любовника у меня никогда не было. Он лелеял мое тело как величайшую драгоценность. Когда мы поднялись из ресторана в его номер, он отнес меня в постель на руках, раздел и медленно и нежно покрыл поцелуями. Его ладонь, едва касаясь, скользила по моему животу, опускалась на бедра, возвращалась на грудь и осторожно замирала на шее. Потом, бережно взяв в ладони мое лицо, он пристально посмотрел мне в глаза и вдруг начал исступленно целовать – губы, лоб, щеки, подбородок, шею… Он вошел в меня, и я словно расплавилась, превратилась в горячий бурный поток, и Рори погружался в него все глубже и глубже.